всерьез полагаешь, что я позволю тебе снова поехать в Африку?
Тревожный звоночек пронесся сквозь Лили как комета, оставив за собой яркий хвост злости.
— Неужели ты всерьез полагаешь, что ради тебя я откажусь от поездки? Если бы ты только видел то, что видела я! Больные голодные сироты… Матери, у которых не хватает сил не только накормить детей, но даже взять их на руки и приласкать… Десятилетние мальчики, вынужденные брать на себя роль главы семьи…
— Избавь меня от правозащитных лекций, хорошо?
Скучающий тон превратил искру ярости в огненный шар, как будто накопившиеся у Лили за этот странный вечер эмоции только и ждали момента, чтобы взорваться.
— А ты избавь меня от ужимок аристократического доминантного самца! — зашипела она. — Ты быстро дал мне понять, что не откажешься от своего образа жизни. А теперь получается, что я, как невеста Ромеро, должна отказаться от своего? Я согласилась с твоими условиями, я с уважением отношусь к твоей семье и истории, потому что это перейдет по наследству к ребенку… Но богатство, привилегии и титулы не дают тебе права ограничивать, контролировать или запугивать меня!
— Я думал, ты хочешь сохранить ребенка. — Тристан говорил спокойно, но в мутном свете фонарей Лили видела, как играют желваки.
— Я хочу! Больше чем чего‑либо…
— В таком случае логично предположить, что ты будешь руководствоваться его интересами. — От обманчивой, хищной мягкости его голоса по телу Лили побежали мурашки. — Твое желание помочь весьма похвально, но разве самая нищая и подверженная эпидемиям часть Африки — подходящее место для беременной женщины? В прошлый раз ты заболела. Кто даст гарантию, что не заболеешь снова?
Лили вжалась в сиденье и закрыла глаза, стараясь спрятаться и от внезапного осознания собственной глупости, и от очередного приступа токсикоза. Ребенок внутри ее словно бы соглашался с доводами Тристана, напоминая о себе. Молодая женщина вслепую зашарила по двери, чтобы открыть окно и впустить в салон немного воздуха, но вместо этого случайно дернула за ручку. Дверь распахнулась, вой ветра и холод снаружи захлестнули их как лавина.
Тристан отреагировал молниеносно. Одной рукой удерживая на дороге вильнувшую было машину, другой прижал Лили к сиденью. Вывернул руль, сворачивая к обочине под возмущенный визг шин. Мотор заглох, и их частое дыхание осталось единственным звуком в наступившей тишине. Очень медленно Лили повернула голову. Тристан сидел понурившись, с закрытыми глазами, но его рука все еще лежала поперек ее тела, защищая надежнее, чем любой ремень безопасности.
— Прости, — прошептала она.
Еще мгновение мужчина не двигался. Потом с преувеличенной аккуратностью убрал ладонь с ее бедра и переложил на руль:
— Пойми, Лили, я никогда не стану хорошим мужем и отцом. Но я не тиран. Я не позволю себе ограничивать или запугивать тебя.
Лили показалось, что в этот момент маска властного и самовлюбленного плейбоя треснула, приоткрыв печаль и одиночество. Все инстинкты подсказывали ей коснуться, обнять его, но, пока она ловила ртом воздух, шанс был упущен. Тристан снова стал воплощением ледяной безупречности.
— Я не могу предложить тебе любовь, — сказал он. — Только безопасность. Сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя и ребенка. Это понятно?
Шокированная, Лили только молча кивнула.
Тристан остановил машину на Примроуз‑Хилл, возле дома, номер которого умудрился выведать у Лили прежде, чем она провалилась в сон. Оглядел симпатичный викторианский особняк с фасадом, увитым осенней плетистой розой, перевел взгляд на спящую девушку. Золотисто‑матовый уличный свет скользил по идеальной коже, подчеркивал четкий рисунок скул, на которые ложилась тень от густых ресниц. Композиция заставила бы фотографов и редакторов модного глянца прослезиться от восторга. Но Тристан лишь крепче сжал руль и зажмурился.
Если бы только она не была такой красивой…
«Для начала я не стал бы спать с ней и не попал бы в такую ситуацию, — желчно подумал мужчина. — А если бы и попал, мне было бы гораздо легче представить, что мы всего лишь две стороны делового соглашения, узаконивающего право Лили на имя и деньги. Но не на секс, потому что любой секс, кроме случайно‑одноразового, подразумевает чувства. А на чувства я никогда не подписывался».
Однажды, во время перелета, Тристану попалась любопытная газетная статья. Ученые доказали, что, если определенные неврологические реакции не формируются в раннем детстве, они не формируются вообще. Тристан узнавал свой случай в каждой строчке, а когда закрыл газету, невесело улыбнулся от мысли, что у него появился научный ответ на слезливые обвинения бывших любовниц. Не знавший любви в детстве, он вырос неспособным ни испытывать, ни принимать это чувство. Открытие принесло странное облегчение, позволило наслаждаться бездушными связями со спокойной совестью. Он был осторожен, предусмотрителен и сразу ставил подруг перед фактом, что им не стоит строить долгосрочные планы… Какими же наивными все эти предосторожности казались ему сейчас!
— Мы дома? — Лили со вздохом открыла глаза. — Прости, я не собиралась засыпать. Так устаю, что готова отключиться, даже лежа на гвоздях. Зайдешь на чашечку кофе?
— Кофе? — переспросил он, приподняв бровь.
— Кофе. Я — беременная женщина в центре гормонального вихря. Для тебя это абсолютно безопасно.
— Насколько я помню, то же самое ты говорила в прошлую нашу встречу. — Тристан не удержался от жесткой подколки. — Пожалуй, от кофе откажусь, но мне нужно твое свидетельство о рождении, чтобы оформить разрешение на брак. Оно у тебя есть?
С немым кивком Лили прошла к двери по выложенной черно‑белой плиткой дорожке. Включила настольную лампу в прихожей, с наслаждением избавилась от туфель. Свет лампы просочился сквозь тонкий шелк платья, показав Тристану очертания бесконечно длинных ног. От концентрированной сексуальности этой домашней сценки мужчине стало трудно дышать, словно кто‑то двинул его кулаком в солнечное сплетение.
Стоя спиной к нему, Лили копалась в ящике антикварного секретера. Тристан прислонился к дверному косяку, огляделся. Подушки, малиновые и цвета морской волны, прикрывали выцветший бархат софы, на стенах вперемешку висели картины эпохи королевы Виктории, современные рекламные постеры и фотографии, которые хотелось рассмотреть поближе. Тристан стиснул зубы и отвернулся.
Серая кошка прошествовала между его ног и скрылась в направлении кухни, сопровождаемая по пятам двумя котятами.
— Сколько у тебя кошек?
Лили обернулась, сжимая в руках пачку документов, перевязанных старой красной лентой.
— Официально ни одной. Я провожу слишком много времени в разъездах. Когда бываю дома, подкармливаю бездомных. — Она развязала ленту и вытащила документ. — Эта серая кошка сама была совсем маленькой, когда у нее появились первые котята. Мне ужасно стыдно, что я не стерилизовала ее вовремя.
Не глядя, Тристан взял у Лили свидетельство:
— Учитывая наши обстоятельства, странно слышать, как ты переживаешь из‑за пренебрежения кошачьей контрацепцией.
Девушка потупилась и начала смущенно теребить ленту изящными пальчиками:
— Да, наверное.
Это тихое признание вины заставило Тристана почувствовать себя бессердечным подонком. Незнакомое чувство оказалось острым и неприятным — как стрела в грудь.
— Прости. Я был несправедлив.
— Нет, ты прав. — Она улыбалась, но глаза сверкали от невыплаканных слез.
Тристана посетило еще одно малоприятное ощущение: словно кто‑то взялся за торчащую из груди стрелу и начал крутить ее в ране, безуспешно пытаясь вытащить. Чтобы спрятать куда‑нибудь
