Роза только свирепо глядела на своего столь же разгневанного мужа. Затем, прищурившись, она сказала спокойнее:
— Могу ли я, как ваша жена, напомнить вам, что, по вашему же собственному желанию, наш брак является в некотором роде фиктивным? И, следовательно, в соответствии с вашими собственными условиями вы собирались жить своей жизнью, позволяя мне жить своей. Что ж, милорд мой супруг, лично я очень огорчена тем, что вы вынуждаете меня заявить вам: я буду жить своей жизнью, и пусть ваши грубые руки никогда не прикасаются ко мне.
Джефри тут же отпустил ее запястья, но не отступил. Он пристально смотрел сверху вниз на эту удивительную злючку, свою жену. Не так он представлял себе брак с ней. До того, как они обменялись клятвами, она была так мила! Неужели под внешностью проказливой девочки пряталась расчетливая натура вроде Шэрон? Неужели она вышла за него замуж ради титула и положения в обществе? И теперь, достигнув цели, она говорит, что не хочет иметь с ним никакого дела? Даже считает возможным оскорблять его мать. Ему совершенно не понравились эти мысли. Он неожиданно понял, что не хочет верить в это. Он сжал зубы и прищурился. Но неприятная правда состояла в том, что они поженились на его условиях и, если она действительно хочет жить своей жизнью, он ничего не может с этим поделать.
— Как скажете, миледи, — холодно проговорил он. — Пусть так и будет. Но позвольте предупредить вас. Прежде чем вы пуститесь в эту так называемую «вашу жизнь», запомните, что я не буду закрывать глаза на вашу неверность. Таким образом, вам придется в любых обстоятельствах вести себя, как подобает маркизе Эдерингтон, то есть так, как должна вести себя моя жена. Я не потерплю скандала. Я ясно объяснил?
Роза продолжала свирепо смотреть на него, в ее лавандовых глазах сверкали золотистые искры. Вовсе не этого хотела она от него, но гордость не позволила ей отступить. Слишком хорошо она помнила, как ее муж улыбался, глядя в глаза жеманной Шэрон, и слишком сильно болело от этого ее сердце. Слишком интимно Шэрон на людях поправляла его галстук. И то, как его мать без возмущения взирала на это, красноречиво говорило об истинных чувствах пожилой дамы к той, на которой женился ее сын.
Джефри, не видя смысла в том, чтобы находиться в комнате Розы, раз уж он не может взять ее за плечи и встряхнуть, как следует, непреклонно направился к двери гардеробной. Обернувшись, он указал рукой на груду разбитого стекла и ароматную лужу.
— Позовите кого-нибудь, чтобы убрали эту грязь, — приказал он. — Здесь пахнет, как в ковент- гарденском борделе.
Роза насторожилась.
— Позвольте спросить, милорд маркиз, что именно вы знаете о ковент-гарденских борделях?
Джефри хмуро посмотрел на нее с высоты своего роста и тем же проклятым отчужденным тоном вежливо ответил:
— Уверяю вас, это всего лишь выражение. Но я согласен, что им не следует пользоваться при даме. Пожалуйста, простите мою дерзость, миледи. А теперь позвольте пожелать вам спокойной ночи.
Роза вздрогнула, когда он хлопнул дверью гораздо громче, чем было необходимо, и застыла, покусывая нижнюю губу. Его лицо было так сурово, тон так холоден, что она не посмела бы даже дернуть дверную ручку. Наверняка замок роскошной двери надежно заперт, а оба засова с другой стороны задвинуты. Учитывая раздражение Джефри, вполне вероятно, что он еще и приставил к двери комод.
Эта закрытая дверь точно отражала облик ее мужа: отчужденный и замкнутый, холодный и недоступный. Роза тихо зарыдала от жалости к себе. Ее так неправильно поняли! И она не представляла, как можно исправить положение. В порыве отчаяния она бросилась на кровать, и очень скоро ее подушка промокла от слез.
Через две недели дом один на Лестер-стрит снова встречал маркиза и его маленькую юную жену. Джефри с готовностью уступил просьбе Розы вернуться в общество и отвез трех неестественно чопорных дам в Лондон. Одной тесноты и напряженной атмосферы в экипаже хватило бы, чтобы создать подавленное настроение по меньшей мере у троих из четверых путешественников. Только Шэрон была очень довольна, но маскировала свое ликование выражением скуки. Несмотря на то, что отчуждение новобрачных произошло явно еще до ее встречи с новоявленной маркизой, в беседе со Сьюэллом она припишет эту заслугу себе.
Устроившись на Лестер-стрит, 1, Джефри, бесконечно измученный напряженным молчанием и холодными взглядами трех подопечных дам, счел необходимым немедленно удалить из своей резиденции вдовствующую маркизу и ее юную гостью. С соответствующей помпой его мать и Шэрон Бартли-Бейкон переехали в дом на Гросвенор-сквер, в самом центре богатой части Лондона. Хотя их новое жилище — дополнение к бесчисленным титулам лорда Уайза — было прекрасно обставлено и содержалось в полном порядке, Лестер-стрит, 1, оставался жемчужиной его городских владений. Естественно, леди Лавиния не считала его подходящим для юной, не очень знатной маркизы. Мучительно сознавая, что это мнение широко распространено среди ее новых знакомых, Роза немедленно утвердилась в роли царствующей хозяйки. Поскольку Хэмфри управлял армией слуг железной рукой, они были проворны, вежливы и предупредительны и отлично выполняли свою работу без ее вмешательства.
Бомонд не без удовольствия наблюдал, как маркиз возвращается к прежнему образу жизни, явно не обремененный добавлением жены к кругу своих домочадцев. Однако своевременно и с огромным интересом было замечено, что он пристально следит за тем, как маркиза порхает с одного великосветского приема на другой, и мрачнеет, когда она кружится по бесчисленным бальным залам в объятиях разных кавалеров. Затем, нарушая свой обычный распорядок в это время года, маркиз собрался в Ирландию, предположительно для осмотра своих владений и охоты. И, как он позже сообщил Милтону, предполагал, что Роза без возражений поедет с ним. Когда же она небрежно объявила, что намерена остаться в Англии… одна, он не смог скрыть своего удивления.
— Боюсь, что не совсем понял вас. Вы решились остаться здесь? — спросил Джефри, крепко сжимая отточенное перо.
Испытующе глядя на нее с другого конца обширной библиотеки, он горестно отметил, как мало осталось от порывистого ребенка с обезоруживающей жаждой жизни, которого он спас от работного дома. Дни, проведенные в прогулках по магазинам в обществе утонченных приятельниц, и ночи, наполненные лихорадочным весельем балов и приемов, превратили Розу в лощеную великосветскую даму.
— Да, я решила остаться здесь, — ответила Роза, аккуратно расправляя на пальчиках лайковые, лимонного цвета перчатки и демонстрируя тем самым свое нетерпение отправиться на следующую запланированную встречу.
— И как это понимать, милая Колючка? Как еще один акт неповиновения? — спросил Джефри. Он никак не мог подобрать слова, которые вернули бы деревенского сорванца, спрятавшегося в этой элегантной, ослепительной и отчужденной светской даме.
— Неповиновения? Да ничего подобного! Просто мне не улыбается таскаться по ирландским дебрям, — возразила Роза, опершись на зонтик обеими руками и подавляя желание обругать мужа. Он все это время пренебрегал ею, иногда не разговаривая целыми днями, а теперь, даже не посоветовавшись с ней, деспотично уверен, что она отправится с ним в длительную поездку. — Я не думала, что придется снова напоминать вам, милорд, что наш… — она элегантно взмахнула рукой, будто подбирая слово, — союз является фиктивным браком. Я успешно устроила свою жизнь в кругу друзей, ревностно претендующих на мое время. Месяцы бы ушли на то, чтобы отменить все договоренности. — Она снова умолкла и посмотрела ему в глаза. — Даже если бы я и хотела поехать с вами.
Перо в руках Джефри разломилось с громким треском. Он удивленно вздрогнул, затем встал из-за письменного стола и подошел к камину. С горькой усмешкой он швырнул две половинки пера в разные углы очага, повернулся и долго задумчиво смотрел на нее.
— Как пожелаете, миледи, — Джефри скованно поклонился и повернулся к ней спиной, давая понять, что разговор окончен. Он услышал шелест юбок, тихий звук аккуратно закрывающейся двери.
Положив руку на каминную полку, Джефри пристально смотрел на огонь. Ему не надо было оборачиваться. Он и так знал, что ее больше нет в комнате. Кроме тонкого аромата ее духов воздух, казалось, потерял и большую часть тепла. Джефри чувствовал гнев и обиду, но был вынужден признать, что условия проклятого соглашения, о которых она так искусно напомнила ему, его собственная идея. Поскольку она своим поведением не давала никаких поводов для сплетен, ему не в чем было ее обвинить.
