тысяч человек. Этот митинг закончился дружественной России демонстрацией с русскими флагами.
Вот что говорится в этом неофициальном обращении к России:
«Мы, народ Великой Британии, граждане старейшей в мире демократии, шлем это послание нашему Великому союзнику — России, отдав себе полный отчет в том, что она была предана и продана врагу группой
Нам ведомо также, что мы, союзники, упустили случай своевременно и решительно поддержать русских патриотов, которых морили голодом и постыдно
Поэтому мы обязуемся перед всеми русскими патриотами, пострадавшими за общее союзное дело и ныне сражающимися за возрождение
своей родины, что мы станем с ними плечом к плечу в их борьбе, что их борьба будет нашей борьбой, как их свобода будет нашей».
Подписано заявление Хавелоком Вильсоном, председателем союза моряков, лидером английских тред- юнионов, объединяющих до 8 миллионов рабочих.
Я остановлюсь еще на декларации Реньо.
Помимо общих с другими декларациями мест, например, о помощи чехо-словакам, здесь имеется единственно только в этой французской декларации выраженный мотив о помощи
Важно и то, что Реньо, говоря об экономической помощи России, обещал ее
Ввиду этого я приведу несколько цитат из его декларации.
«Тесная дружба, столь давно соединяющая Францию и Россию, живет еще в сердцах обеих наций. Франции известен героизм русских солдат, обильно оросивших кровью своей поля битв, и она, помня их боевые заслуги в первые годы войны, глубоко верит в возрождение и боевое будущее русской армии.
Франция, как и союзники ее, не могла не ответить на призыв здоровых элементов русского народа, оставшихся верными союзным обязательствам и стремящихся положить конец большевистской дезорганизации, вызвавшей расчленение и разорение преданной немцам России.
Второй целью союзников является столь необходимая России экономическая помощь — помощь, особенная срочность которой вызывается мучениями и лишениями населения и которая будет оказана совершенно бескорыстно.
Наше выступление будет направлено всегда исключительно в интересах России.
Мы гарантируем самым категорическим и совершенным образом уважение к независимости, свободе и суверенитету русского народа и территориальной неприкосновенности его».
Инициатива Соединенных Штатов в японском выступлении и вытекающие отсюда обязательства Америки, заявления союзников о бескорыстной помощи и гарантиях территориальной неприкосновенности — как всё это важно для будущих расчетов национальной России с державами согласия!
Переговоры во Владивостоке
Обстановка, в которой оказались союзники во Владивостоке, многое объясняет в их поведении и отношении к попыткам каких-либо практических соглашений. Многочисленность «правительств», из которых ни одно не признавалось в своем бессилии, взаимная травля и стремление опозорить друг друга, без всякого внимания ко всей неприличности подобных самопосрамлений на глазах посторонних — всё это только роняло престиж русских вообще, и появление во Владивостоке представителей примиряющего и выдержанного в своих внешних и, в частности, междуобластных отношениях Омского Правительства не могло сразу изменить создавшееся во Владивостоке настроение. Для Морриса Вологодский был, вероятно, не больше, чем представитель новой забавной комбинации власти. Задавшись прежде всего целью помощи чехо-словакам и объяснив так свое появление на Дальнем Востоке, союзники не проявляли желания ознакомиться с самостоятельными нуждами каких-то областных правительств. Они могли бы вести переговоры о помощи только с правительством общероссийского масштаба.
Вот отчего до окончания работ Уфимского Совещания и объединения власти никаких серьезных шагов для соглашения о помощи Сибири не могло быть сделано.
Было, однако, два выхода.
Один заключался в использовании чехо-словацкого вопроса в качестве основы соглашения. Можно было просить о различного рода помощи, мотивируя невозможностью в противном случае обеспечить безопасность чехо-словаков. Мы учли это, и когда Гайда стал домогаться назначения его командующим сибирскою армией вместо Иванова, мы, члены дальневосточной делегации, решили согласиться на такую комбинацию, рассчитывая, что назначение Гайды обеспечит помощь Америки. В этом смысле я вел переговоры с Омском. Мотивы к назначению Гайды были еще и другого рода. Ко мне постоянно приходил во Владивостоке поручик Калашников, сыгравший впоследствии роковую роль в организации иркутского переворота. Он говорил о тех интригах, которые наблюдались в русском командном составе, о жажде получить беспристрастного начальника, который бы давал движение и назначение только по заслугам, о личной популярности Гайды. Я отнесся к словам Калашникова с доверием, тем более что Омск уже страдал от соперничества генералов и военного кумовства. Назначение Гайды, однако, не состоялось вследствие энергичного сопротивления Омска: «Назначение Гайды сделает его несменяемым», — телеграфировали оттуда.
Другой выход был в соглашении с японцами. Об этом Вологодский начал беседы с графом Мацудайрой. Он не ответил определенно, но не отрицал возможности военной помощи, если Сибирское Правительство будет об этом ходатайствовать письменно. Это указание на необходимость специального письменного ходатайства было сделано очень ясно. Как нужно было поступить? Мы не могли решить такого вопроса сразу. Япония могла быть заинтересована в поощрении сибирского сепаратизма в целях обеспечения своего влияния в Сибири. Мне называли даже фамилию депутата — Усуи, — который усиленно ратовал за признание сибирской автономии. Это нам не казалось страшным, так как движения, подобного украинскому, в Сибири никогда не могло возникнуть. Привлечение японского капитала в Сибирь нам представлялось желательным, а конкуренция японской промышленности и японской торговли не представлялась опасной русским торговопромышленникам.
