Правителя, редактор челябинской газеты Маевский, член Учредительного Собрания Девятое и некоторые другие. Они больше не вернулись. Их отвели в загородную рощу и там зверски убили. Труп Фомина носил следы не только огнестрельных ран, но и побоев.
Погибли люди, которых адмирал только что хотел освободить из тюрьмы, не считая виной то, что по своим политическим убеждениям они не могли признать переворота. Он говорил об этом Старынкевичу, но министр юстиции замедлил с освобождением и не сумел принять мер к их охране после возвращения в тюрьму. Демократия Сибири отнесла гибель этих политических деятелей, главным образом, на счет министра юстиции, а так как Старынкевич оставался членом Правительства, то ответственность за эти печальные события пала и на сочленов его по кабинету.
Нечего и говорить, что декабрьские расстрелы произвели тяжелое впечатление как внутри страны, так и за границей. Они послужили как бы иллюстрацией к обвинениям Авксентьева. Из Парижа немедленно пришел тревожный запрос Маклакова: правда ли? что произошло? А между тем только что пошли за границу известия о беседе адмирала с представителями блока, только создавалось впечатление о поддержке адмирала и теми умеренными демократическими партиями, представителей которых расстреляли затем в загородной роще.
Держиморда Патриотов
Нечего греха таить: крайняя правая, где много общего в приемах и методах с большевизмом, стала проявлять свою негосударственную психологию и разрушать работу возрождения и умиротворения страны.
У меня сохранилось произведение писавшего под псевдонимом «Конек-Горбунок» известного сибирского фельетониста, которое военная цензура в Омске не разрешила напечатать. Очевидно, автор слишком больно попал в слабое место.
Держиморда Патриотов
«Спокойный и мягкий тон обращения Верховного Правителя к населению не встретил сочувствия среди крайних правых» (из газет).
Идиот из идиотов,
Держиморда Патриотов,
Одержим гражданским рвеньем,
Всем готовый мять бока,
Недоволен обращеньем
Адмирала Колчака.
И ворчит он зло и хмуро:
«Разве это диктатура?
Надо было просто цыкнуть
И в бараний рог согнуть,
Чтоб никто не смел ни пикнуть,
Ни вздохнуть и ни чихнуть.
Из одиннадцати — десять
Надо было бы повесить,
Остальных же — в морду, в зубы,
Чтобы помнили всегда.
А газеты, книги, клубы
Изничтожить навсегда».
Идиот из идиотов —
Держиморда Патриотов!
Слава Богу, что Россия
Не тебе поручена,
Что в годины роковые
Патриоты есть иные —
Люди дела и ума.
Адмирал болен
Еще в начале декабря адмирал серьезно заболел. Он ездил по казармам, посещал парады в легком солдатского сукна пальто. Здоровье его внушало серьезные опасения. Он не мог принимать докладов. У него бывали почти исключительно Лебедев, Тельберг, Сукин. Случайность общения с ним Совета министров за это время оказалась роковой во многих отношениях.
Адмирал и раньше был чужим человеком для сибиряков вообще, и для членов Совета министров в частности. Теперь же не только укрепилась отчужденность министров от Верховного Правителя, но еще и создалась у него привычка видеть одних и тех же людей, и как раз таких, которые не имели ничего общего с тенденциями Сибирского Правительства. И роковое заключалось не только в том, что погибли невинные лица, что проявилась жестокость в подавлении восстания (все это в сравнении с тем, что делали большевики, — капля в море), а в том, что уже в этот первый месяц власти адмирала безответственные военные круги почувствовали возможность произвола и распоясались. Гражданская власть не проявила ни решительности и смелости в борьбе с беззакониями, ни бдительного наблюдения за действиями военных организаций и их вдохновителей.
Взятие Перми
Как раз в те же дни молодые сибирские части совершили свой замечательный поход на Пермь.
В течение 23 декабря колонны наших войск сделали громадный, суворовский, переход в 50 верст, с боем, при 25-градусном морозе, по глубоким снегам.
