для занятий йогой и делаю вид, будто их труд — что-то романтичное. Но теперь я просто могу наслаждаться зрелищем без всяких мыслей и смотрю на них, потому что это красиво.
Я принимаю мир таким, какой он есть.
За одним исключением.
Мне бы хотелось побольше общаться с Индрой. Я подумала, что, раз уж у меня случился этот прорыв, мы с ней теперь будем больше времени проводить вместе вне занятий. Например, я буду приходить к ней домой и сидеть на балконе пить чай, а еще мы будем заплетать друг другу косы. Или что-то подобное.
Ребята обсуждают, как трудно медитировать. На этот раз меня эти жалобы не раздражают. Джейсон и Лара пришли к нам в гости и заявили, что медитация дается им нелегко и они хотели бы посоветоваться.
— Повезло тебе, — сказала Лара и взглянула на меня своими зелеными глазами, которые сегодня были какие-то особенно зеленые. От зависти, наверное. — Мы несколько тысяч баксов потратили, чтобы испытать то же, что ты, а у тебя раз! — и само получилось.
— Расскажи нам опять, что тебе привиделось, — попросил Джейсон, и я рассказала, но мне было их так жалко! Они словно зациклились и сами устраивают себе саботаж: говорят, что медитация — это тяжело, а потом анализируют почему. Но это же ни капли ни тяжело! Надо просто перестать стараться, это очень просто.
Но возможно, это мне так кажется, ведь у меня особый талант медитировать.
Сегодня занятие закончилось очень странно. Джейсон здорово умеет изображать Лу: садится в позу лотоса и начинает растирать себя, как массажист, наглотавшийся колес, потом призрачным голосом обращается к нам: «Люди» — и слегка косит глаза, словно мысленно переносится на другую планету. Мы заставили его показать этот номер Лу в конце занятия, а я встала рядом с Индрой и тоже стала смотреть. Все очень смеялись, особенно Лу — вот уж не думала, что он способен так развеселиться. Вообще трудно поверить, что раньше я боялась этого чудесного и доброго парня.
Но украдкой я поглядывала на Индру. Я чувствовала ее присутствие, и она вся сжалась от напряжения. На лице ее была улыбка, но неискренняя. Как будто ее заставили смотреть на что-то очень неприятное и неподобающее. Мне показалось, она не знала, куда себя деть. Никогда не видела ее такой. Она явно чувствовала себя не в своей тарелке. Не думала, что ее можно задеть.
Может, ей наша пародия показалась неуважительной? Или же она хотела, чтобы мы такой же номер подготовили и для нее?
С другой стороны, после занятий она всегда становилась отстраненной. Может, просто проголодалась и хочет скорее пойти обедать? Барбель это тоже заметила.
— Кажется, Индре совсем наше представление не понравилось, — сказала она за ланчем из зеленых водорослей и риса.
Пасхальное воскресенье.
Лежу в кровати и пытаюсь смириться с тем, что да, мне немного больно, но это пройдет. Я отстраняюсь от боли и сосредоточена исключительно на записях в данном дневнике.
Ой, какой симпатичный геккончик бежит по подоконнику! Меньше моего мизинчика!
Так. Надо сосредоточиться. Пасха. Воскресение Христово. Вот только в церковь мы не ходили. Я даже не знаю, есть ли они на этом острове. В индуистские храмы тоже не ходили. С какой стати?
Зато мы пошли в спа. Под названием «Нирвана». Звучит очень возвышенно, да? (С этой модой на все духовное иногда до смешного дело доходит. Вот в восьмидесятые, к примеру, спа наверняка бы назвали просто: «Салон для тех, у кого денег до фига, в отличие от тех, кто не ходит в наш салон!» Но в наше время все, что стоит кучу денег, должно быть связано с «духовными поисками», иначе мы это не одобряем.)
Ну и что? В какой-то степени мой опыт посещения спа можно назвать духовным. Или я просто больше не провожу границ между телом и душой, поэтому мне нравится, когда меня массируют и нянчатся со мной? Я, как дитя малое, простираю к миру свои ручонки.
Джессика немного поплакала, когда нам делали педикюр. Женщина, которая ей занималась, срезала примерно двадцать слоев мертвой кожи и мозолей с ее пяток. Ей, наверное, теперь придется носить обувь на размер меньше. Готова поспорить, педикюрша таких пяток за весь день не видела.
— Эти мозоли у меня от хождения по земле, — объяснила Джесс, глядя, как у ее ног высится кучка обрезков, похожих на тертый пармезан. — В этих мозолях вся моя жизнь! — Она беспомощно взглянула на меня.
— Считай, что твои пятки переродились, — ответила я. — Пусть это будет жертва в честь Воскресения Христова. Начало нового цикла.
Услышав про циклы, она малость повеселела.
На самом деле, сеанс в спа «Нирвана» и вправду стал для меня своего рода духовным перерождением. Я прошла через огонь, чтобы достичь спасения. Преодолела вершины страха и мучений и стала ближе к Господу.
Видите ли, сегодня мне впервые в жизни сделали эпиляцию зоны бикини.
И что самое невероятное, я, видимо, так много времени провела в медитации и за практикой йоги, что научилась расслабляться моментально. Поэтому, несмотря на то что каждый раз, когда Рени (косметолог) срывала с меня очередную полоску с волосами, я выла от боли, спустя буквально секунду я засыпала. Она тем временем намазывала горячим воском мою ногу и аккуратно прижимала к ней тряпочку. Стоило дернуть за нее — как я просыпалась с воплем и визжала, как будто с меня заживо сдирают кожу. Но потом снова засыпала, пока Рени не принималась за повторную обработку — и визг возобновлялся. Рени морщилась и кривила рот. Я видела по выражению ее лица, что она считает меня очень странной.
— Больно, больно! — предупреждала она и хихикала, закрывая рукой рот. Я открывала глаза и вопила, а она срывала очередную полоску. — Жжет, жжет!
Мне было почти невыносимо смотреть, как она морщится, чтобы удержаться от смеха, и я сама рассмеялась, а она, вслед за мной, тоже. Это случилось как раз в тот момент, когда женщина дернула за полоску. Рука у нее ослабла, и вместо того, чтобы дернуть, она просто натянула кожу. Я застонала, как умирающая кошка. А потом уснула.
Закончив свои пытки, Рени проводила меня в душ под локоть, как бабульку из дома престарелых. Рядом с душевой кабинкой стояла большая ванна на кованых ножках, дно которой было усыпано свежими цветами и пряностями. Рени запустила воду и намылила меня в душе. Вот теперь я действительно чувствовала себя ребенком! Она даже помыла мне между ног, отчего я, разумеется, снова начала хохотать. Я отвернулась в сторону, чтобы Рени не заметила, но та лишь вопросительно взглянула на меня и пожала плечами, словно спрашивая: что, не хочешь быть чистой?
Потом она проводила меня к ванне. Та наполнилась теплой водой так, что цветы теперь плавали на поверхности, и я залезла, раздвигая слой гардений и плюмерий. Рени вручила мне желтую керамическую кружку с горячей водой с добавлением меда и кусочками имбиря, а потом ушла. Я погрузилась в воду, коснувшись подбородком цветка гардении. На внутреннем небосводе появилось маленькое облачко — чувство вины, а может быть, страх, — появилось и проплыло мимо. Это были те самые вина и страх, которые я чувствовала всю свою жизнь, однако теперь я могла просто наблюдать за ними, признавать их присутствие — и отпускать.
Это самый потрясающий навык, которому я когда-либо научилась.
Я откинула голову и посмотрела в небо через окно без стекол на потолке. Раздвинув плавучую завесу из цветов, положила ногу на край ванны и погрузилась глубже в горячую воду, слегка посмеявшись над гинекологическим опытом в душе и поразившись новому необычному чувству — свободе от самой себя. Я глотнула чай и посмотрела на себя в ванне. Цветы были канареечно-желтого, лилового, розового и кремово-белого цвета и отбрасывали на животе расплывчатые тени — пятна и кляксы, как из теста Роршаха.
Чай был в меру острым, и я представила, как он оказывает очищающее воздействие на мой организм. Когда в кружке остались лишь кусочки имбиря и палочки корицы, я вытряхнула их в воду, наклонилась и поставила кружку на пол. При этом раздался чудесный звук: тихий звон керамики о каменную плитку.
