казалось, что у Эдварда все самое лучшее. Она постоянно старалась с ним соперничать. Девочке казалось, что отец недоволен ею из-за чего-то, сердится за какой-то проступок, о котором она забыла, и поэтому предпочитает брата.
Постепенно у нее вошло в привычку соревноваться с братом, а значит, заниматься всем, чем занимался мальчик. Грамоте они учились вместе, вместе смеялись над слепым пастором, начавшим преподавать детям древние языки и мировую историю. Французскому их обучала гувернантка старших девочек, итальянскому снова пастор. Уроки географии, астрономии и математики взял на себя молодой инженер, помощник управляющего.
Она была единственной девочкой в семье, которая могла вычислять логарифмы. Но это ее не занимало вовсе. С одним лишь братом она могла сравнивать себя. Сестры были анемичными и довольно скучными созданиями. Они предпочитали поздно вставать, делать букеты из садовых цветов, после полуденного сна занимались в женской гостиной вязанием и вышиванием. Такая жизнь была не по Эмили, которую очень скоро в семье стали именовать уменьшительно-ласкательным прозвищем Ли.
Она-то занималась увлекательными делами. Смотрела на звезды в заказанный и привезенный из Европы телескоп. Читала поэмы на древнегреческом. И в отличие от Эдварда, делала заметные успехи в математике. Да она с радостью дерптского студента душу дьяволу продала бы за то, чтобы доказать всем, что лучше брата.
Даже обучение езде верхом, запрещенное для нее раз и навсегда, вскоре тоже стало возможным. Отец, которому надоели бесконечные просьбы дочери, как-то вернулся из поездки в Кингстон с резвым маленьким пони. Счастливее, чем в этот день, Ли себя не помнила. Теперь осталось только отправиться охотиться на тигра. Стрелять Эдвард учил ее лично, за неимением живого тигра — в тигра, нарисованного на мишени.
К этому времени плантация стала ареной, на которой разворачивались величайшие битвы всех времен и народов (в зависимости от того, на какой главе Всемирной истории остановился в данный момент пастор). Марафон и Фермопилы, Ватерлоо и Бородино, осады Иерусалима и Трои, битвы при Азенкуре и Босворте происходили у стен их огромного белого дома, который, будто старинный галеон, плыл по изумрудно-зеленым волнам джунглей. Ли и Эдвард сражались, как великие полководцы, иногда в личном поединке выясняя, кто сильнее и за кем победа, при этом порой отходя от результатов, занесенных в летописи.
О, что это был за прекрасный и головокружительный мир! Мир исполненный захватывающих приключений, необыкновенных открытий… И весь этот мир принадлежал Ли.
Подчеркнуто привилегированное положение в семье, горячая любовь брата, беспрекословное повиновение слуг — все это и счастливо, и печально сказалось на ее характере. Счастливо, потому что это развило все ее способности, не оставило без действия ни один из ее талантов, дало пищу для работы пытливого ума и закалку для характера. Но вместе с тем и несчастливо. Потому что девочка стала нетерпеливой до нетерпимости, вспыльчивой до жестокости, своенравной до капризности.
Мало кто мог справиться с ней. Отваживаясь перечить даже отцу, девочка росла негибкой и нечуткой. Что было удивительно, потому как почти одинаковое с ней воспитание мальчика дало в его случае противоположный результат.
Брат Эмили имел добрый, мягкий характер. К сестрам он относился нежно, к слугам гораздо человечнее его собственного отца, жестокости которого по отношению к рабам он с отвращением наблюдал во время совместных объездов плантаций.
Невыносимая со всеми остальными обитателями плантации, Эмили с Эдвардом была шелковой, лишь иногда впадая в страшные припадки ярости, заканчивавшиеся истериками, пугавшими родных. Каждый раз она каялась и со слезами на глазах молила прощение у брата, и только у него, страшась быть отлученной от него и его занятий хотя бы на день.
Райская жизнь продолжалась вплоть до ужасного урагана, послужившего причиной многочисленных разрушений и потери всего урожая сахарного тростника на плантации. Убытки, понесенные сэром Эбнером, были столь велики, что не осталось никаких возможностей вести прежний образ жизни.
Недолго поколебавшись, он продал плантацию, всех рабов и отправился с семьей в Англию, намереваясь поправить свои дела перепродажей тростникового сахара и остального товара из Вест-Индии, воспользовавшись для этого своими связями в деловом мире.
В день страшного урагана Эмили исполнилось десять лет. О празднике все забыли. Не вспоминали о нем и после, когда собирались в дорогу и прощались со старыми рабами и домашними слугами.
Сестры были страшно рады, говорили, что в Англии лучше климат. Им не придется все время прятаться под зонтиками и изнемогать от изнуряющей жары. Эмили, в силу возраста избавленная от удушающих корсетов, даже не понимала, о чем те говорят. Исход из рая она скорее приветствовала, воспринимая его как очередное расширение личной вселенной, в которой чувствовала себя настоящей королевой.
Больше всех радовалась переезду старшая сестра Эмили и Эдварда — Арабэлла. Хуже других она переносила климат Ямайки, горячее других радовалась воссоединению с родиной. В Англии Арабэлла была однажды, еще при жизни матушки, которая страдала в разлуке с родственниками и зеленым воздухом отечества. Жена сэра Эбнера всячески старалась склонить его если не к постоянному проживанию в Англии, то хотя бы к возможно более частым поездкам на родину. Сэр Эбнер, откровенно презиравший родню супруги, ни разу не сопровождал ее в этих поездках. Теперь семья переселялась в столь далекую и чужую для них Англию без матушки.
Все, что было дорого Эмили, ехало с ней — брат, пони Гилберт и кокер-спаниель Гектор, любимые книги и даже слепой пастор при них. Телескоп был тщательно упакован в ящик с соломой, книги сложены в сундуки, тончайший фарфор из приданого матери обернут бумагой и сложен в атласные круглые коробки.
В ночь перед тем, как семья отправилась в порт, в спальню девочки прокралась старая негритянка, уже проданная другим хозяевам. Утирая слезы белым фартуком, она попрощалась с любимой воспитанницей. Спросонья поворчав на няню, Эмили снова вернулась в свой сон, в котором она в виде отчаянного пирата-головореза воевала против Черной Бороды.
Затем было утомительно долгое путешествие морем до Англии. Его Эмили почти не помнила — так монотонны были дни. Вокруг корабля, насколько мог видеть глаз, простирались однообразные морские равнины, вспоротые белыми гребнями пены.
В отличие от сестер, девочка не страдала морской болезнью и не испытывала никаких неприятных ощущений, связанных с длительным пребыванием в замкнутом пространстве, — она, собственно, в каюту спускалась только для сна. Все остальное время проводила, как и полагается адмиралу, на палубе, выглядывая в подзорную трубу на горизонте армады противника.
По приезде первые несколько месяцев семья провела в Лондоне, ожидая, пока поверенные не подыщут им подходящий дом в каком-нибудь центральном графстве. Вот это как раз было самым тяжелым временем после отъезда с Ямайки.
Сестры с радостью окунулись в светскую жизнь и постоянно разъезжали с визитами по родственникам. Ли не находила себе достойного занятия.
Страдания многажды усугубились тем, что ее разлучили с братом. Отец отправил его учиться в Итон. Имея дружелюбный нрав, мальчик быстро приобрел себе несколько товарищей, увлекся греблей и, судя по письмам, был вполне счастлив.
Эмили же, до сих пор не разлучавшаяся с Эдвардом ни на день, планомерно приближалась к самой грани смерти. Поначалу она попробовала старый способ — устроила пару истерик, ввергших как обычно всех домашних в ужас. Девочка каталась по ковру, со страшными криками колотила кулаками по полу, накрепко закрыв глаза, и казалась просто невменяемой.
Испуганные сестры пригласили доктора, который, пожав плечами, в душе отругав недобросовестных
