Здоровяк Хэммонд был соседом Ричарда. Всегда жизнерадостный, подтянутый, этим утром он казался встревоженным. Одежда его была покрыта пылью, и вообще выглядел он неопрятно.
— Здравствуйте, Джим, — радостно приветствовал соседа Ричард. — Как дела? Выглядите вы так, как будто всю ночь не были дома.
— Так и есть, — мрачно отвечал Хэммонд. — И не я один.
— Почему? Что случилось?
— Вспышка бешенства на ферме у Баркера, этот идиот не умеет обращаться с собаками. Ему удалось пристрелить одну собаку, но другая убежала. Мы всю ночь искали эту тварь.
— Да, это и впрямь более чем серьезно. Могу ли я чем помочь? Я готов это сделать хоть сейчас.
— Благодарю, но я только что нашел собаку. Она валяется мертвой в канаве недалеко от ваших ворот.
— Кто ее пристрелил?
— Никто. И это печально. Если посмотрите на шею пса, увидите следы зубов другой собаки. Возможно, другая собака искусана или исцарапана этим псом и сама разнесет заразу. За этой собакой мы сейчас и охотимся.
— Может, это… — Ричард так и не закончил фразу.
— Боюсь, что так, — понял его Хэммонд. — Не каждая собака осмелится драться с бешеным ретривером, но ваш бульдог вступил с ним в бой. Ведь ретривер загрызен у ваших ворот.
— Подождите немного, я поищу Зеро.
Но Зеро нигде не оказалось. Утром его никто не видел. Правда, и сам Ричард не верил, что найдет его. Он дал себе слово, что если произойдет чудо и Зеро вернется, он запрет его в пустой конюшне.
Они с Хэммондом пошли вместе.
— Надеюсь, у вас есть револьвер, — сказал Ричард.
— Я без него не охочусь на бешеных собак. Ричард, я понимаю вас. Вам особенно тяжело. Зеро был великолепным псом.
— Да, был. Я думаю о Дике. Зеро был его другом.
Они нашли молодого Баркера, стоявшего над мертвым ретривером. Баркер мрачно объяснил, что послал слугу за тележкой. Мертвого пса вывезут прочь, засыплют известью и закопают.
— Мы так и не нашли собаку, которая прикончила его, — добавил Баркер.
— Мы ее ищем, — спокойно сказал Ричард.
Они прошли в молчании целую милю и за поворотом увидели Зеро. Он, по-видимому, пригрелся на солнышке и заснул в белой пыли.
— Я должен сделать это, — сказал Ричард, — но не могу. Сделайте вы, Джим.
— Сделаю, дружище. Это произойдет быстро, и он будет мертв прежде, чем узнает, что застрелен. Отвернитесь.
Ричард отвернулся. Он ждал выстрела, казалось, целую вечность. Внезапно услышал голос Хэммонда:
— Незачем стрелять. Бедняга и так мертв. Он попал под автомобиль. Это — удачный несчастный случай.
— Хотел бы я знать… — задумчиво проговорил Ричард.
— Что же тут странного?
— Хотел бы я знать наверняка, что это несчастный случай.
Либитина
В тот зимний день Лукасу Морну было особенно тоскливо. Его не радовали ни прогулка, ни встреча с друзьями. Да и чувствовал он себя в последнее время неважно. Неделю назад проходило соревнование на первенство университета по бегу, и в последние минуты перед финишем разгорелась ожесточенная борьба. С тех пор любая нагрузка напоминала о себе. И это тревожило Лукаса Морна, обладавшего ранее отменным здоровьем.
Лукас часто ощущал недовольство собой и особенно остро почувствовал это сегодня, когда к нему в гости зашли друзья. В каждом из них бурлила жизнь, они с пылом обсуждали перипетии университетских состязаний. Лукас тоже любил спорт, но не был увлечен им так, как приятели. Не обладал он ни талантом, что свидетельствовало бы о творческой натуре, ни тягой к знаниям. Он был рядовым студентом и считался неплохим товарищем.
Гости пили его чай, балагурили, смеялись. А потом ушли, оставив на столе пустые чашки, несколько остывших тостов и крошки хлеба.
Комната, в которой компания предавалась скромному студенческому кутежу, выглядела ужасно — даже Лукасу Морну, не наделенному фантазией, это бросилось в глаза. Один из приятелей — неуклюжий великан курил крепкий сирийский табак, и запах этого табака, казалось, пропитал все стены, каждую вещь, лишний раз напоминая о жизненной силе владельца трубки. Лукас открыл окно, устроился в мягком кресле и задумался…
Его квартирка находилась близ часовни, и он мог слушать орган. Музыка и мягкие, постепенно сгущающиеся сумерки успокаивали его, и он уже едва различал на столе немытые чашки. Свет уличной газовой лампы робко проникал в комнату…
Он не заметил, как вместо камина появилась лестница. Да и лень ему было удивляться: завтра все встанет на свои места. Можно было попытаться продать ее, раз ступеньки у нее серебряные и отделаны хрусталем. Но он не мог сосчитать, сколько там было ступенек: лишь первые пять были отчетливо видны, и у Лукаса даже появилась уверенность, что трудились над ними японские мастера. Остальную же часть лестницы скрывала серая завеса тумана. Красивый туман, подумалось ему. Он переливался, становясь то розовым, то серым. В промежутках между этими превращениями появлялись светлячки из золота и серебра. Туман и светлячки мешали Лукасу рассмотреть верхние ступеньки. В конце концов он решил стряхнуть с себя лень и подняться по лестнице, куда бы она ни вела. Он предчувствовал, что впереди его ожидала потрясающая красота, хотя это Предчувствие не выдерживало никакой логики.
…Оторваться от кресла стоило ему усилий. Или это показалось ему?.. Он приблизился к прекрасной лестнице. Но подняться по ней так и не отважился, потому что сверху послышались чьи-то шаги под тихую, нежную музыку. Шаги все приближались. Кто бы это мог спускаться?.. Лукас жадно вслушивался в чарующие звуки музыки, а звук шагов волновал, вызывал нетерпеливое желание узнать, кто же это…
В сером тумане ему с трудом удалось рассмотреть фигуру, облаченную в серое. Это была женщина, и, судя по изяществу движений, женщина молодая. Лицо ее было скрыто под вуалью, и все, что он смог рассмотреть, когда она замерла на пятой ступени, — это густые темные волосы, которые доходили до талии, и руки — белые, прекрасной формы. Лукас не сомневался в том, что незнакомка наблюдает за ним сквозь тонкое серое покрывало. Она заговорила первой. Голос ее, звонкий и чистый, как у ребенка, заставил, однако, Лукаса затрепетать от волнения — так не говорят дети:
— Почему ты не идешь? Я тебя жду. Иди же! Иначе будет поздно.
— Простите, — робко заговорил Лукас, — я не знал, что здесь лестница. Это глупо, но я думал, что тут находится камин. Или мне приснилось?.. И ребята приснились… Много ребят. Будто они приходили ко мне. Или они в самом деле были у меня? И мы разговаривали, знаете…
— Да, — вежливо прервала его незнакомка. — Я знаю об этом. Один из них, Финсэйл, огромного роста, нескладный, старше тебя на год, сидел в этом кресле и, о чем-то задумавшись, курил сирийский табак. Мне нравится запах этого табака. Финсэйл пишет книгу, он интересен в беседе, поэтому ты завидуешь ему. Еще был Блэйк. Он, как и ты, спортсмен, но удачливее тебя. Ты хороший спортсмен, но Блэйк очень хороший. Вы оба хотели играть за университетскую сборную, но туда предпочли взять Блэйка. Блэйк и Финсэйл — жизнерадостные парни, и ты завидуешь им обоим. Был еще инакомыслящий Пол Рис. Он не твоего поля ягода. Но ты терпишь его — как-никак вместе с ним учился в одной школе. Славный он парень,
