— Никогда так не делаю. Но, к сожалению, мы выпили весь чай за ужином. Кажется, мы тогда много чего подъели. Осталось еще немного печенья. А масла — сколько угодно.
— Сколько печенья на каждого?
— Я не собираюсь портить им себе аппетит перед обедом.
— Не будет у нас никакого обеда, — сказала Изобел очень грустно.
— Через два-три часа мы пообедаем, — уверенно заявил Уильям. — Мы выберемся с этого проклятого острова так или иначе. Не унывай, Изи!
Изобел выдавила из себя улыбку. Она позволила себе убедиться в том, что выпила все молоко и съела все печенье, и ее замучила совесть. Изобел была хорошей девушкой, и, как правило, совесть у нее чаще всего бездельничала. Но порою совесть находила себе работу. Правда, такое рвение не всегда одобрялось. А сейчас совесть подала свой робкий голос, и Изобел проворковала:
— Уилли, тебе не кажется, что у меня скверный характер?
Уильям в ответ лишь рассмеялся:
— Что ты, Изи! Ты просто устала, и тебе сейчас нелегко.
— Я думаю не только о себе, — пустилась в объяснения Изобел. В ее тоне появились, нотки мученицы. — Я думала о моей бедной маме и о близких мне людях. Ведь они будут беспокоиться! Ты об этом подумал?
— Да, но пока они не беспокоятся. До девяти часов они не начнут беспокоиться. Мы же и раньше опаздывали на обед.
— Да, и они говорили нам об этом. И мы обещали, что никогда больше не опоздаем.
— Мы в этом не виноваты.
— Они знают нас хорошо и не сомневаются в этом. Но разве остальные в гостинице поверят нам? Им покажется, что мы поступаем так нарочно. Это ужасно! Мы компрометируем себя в их глазах!
— Ну и что в этом такого? Мы уже целый год приковываем к себе внимание. И что из этого? Ведь через месяц мы все равно поженимся.
— Это не успокоит злые языки.
— Злые языки можно укоротить, — сказал Уильям мрачно и добавил: — Есть много способов сделать это.
Изобел уже оправдала себя в собственных глазах и теперь со спокойной совестью могла искать новые причины для обиды.
— В этом нет ничего хорошего, — заметила она. — Сам посуди. Я тебе доверилась, полагая, что ты не подведешь в трудный час. И вот ты привозишь меня в это ужасное место, теряешь лодку. У тебя, видимо, и в мыслях нет, что нужно делать, чтобы убраться отсюда подальше. Но после этого случая нам перестанут доверять. Случись что, и ты не сможешь ничего предпринять, разве что взирать на все беды с высоты своего роста.
Да, произошло нечто серьезное. Сначала остров являл собою частичку чистой, удаленной от мира природы, а теперь стал ужасным местом. Серьезно это было в первую очередь для Уильяма, а потом уж для Изобел, хотя вовсе не он потерял лодку. И если уж он ничего не делал, то главным образом потому, что тут уж ничего не поделаешь.
И что самое страшное, Изобел готова была вот-вот расплакаться.
— Жаль, что так получилось, — подавленно сказал Уильям. — Но я не буду сидеть сложа руки. Постараюсь сделать все, чтобы тебе было лучше. Пойду и разожгу новый костер.
— Что ж, попробуй, — сказала Изобел, покорившись судьбе.
III
Уильям шел вдоль берега, и вдруг удача повернулась к нему лицом. Сначала он не поверил своим глазам. Он увидел лодку, возвращенную коварным течением озера. Она плыла спокойно и безмятежно, будто никуда не исчезала.
— Изи! Все в порядке! — радостно закричал он. — Сейчас мы вернемся домой.
Она подбежала к нему. Уильям указал на лодку.
— Полюбуйся. Возвращение блудного челна! — торжественно проговорил он.
— Это, конечно, хорошо, но твой челн дрейфует далековато от нас, вне пределов досягаемости.
— Готов побиться об заклад с теми, кто дерзнет утверждать, что лодка вне моей досягаемости, — сказал Уильям. — Ну-ка подержи мою куртку.
Он преодолел первую часть пути и проплыл остальную, а затем пригнал лодку к берегу. Он стоял на берегу, выжимая одежду. А совесть Изобел между тем взялась за работу, и к тому времени, как Уильям управился с лодкой, она добросовестно завершила свою. И девушка вернулась на стезю добродетели:
— Уилли! Ты совсем мокрый, можешь простудиться и заболеть.
— Нет, пока я греб, согрелся. Если ты подержишь лодку, я принесу корзинку и плед.
Возвращаясь, он услышал, как она повторяет:
— Я скотина. Я — свинья. Я никогда, никогда не прощу себя.
— Приве-ет! — еще издали прокричал Уильям. Приблизившись к ней, он спросил: — В чем проблемы?
— Мне стыдно. Ты уж прости меня. А можешь и вовсе не прощать, если захочешь. Это пойдет мне на пользу.
— Боюсь, что не удастся — не удастся вовремя вернуться, — бормотал Уильям, сажая ее в лодку. — А времени в обрез. Держись, милая. Все нормально? Сейчас мы отсюда выберемся.
Пока они удалялись от острова, она продолжала:
— Это так замечательно, что именно так ты доставил лодку. Я никогда не видела такого потрясающего зрелища. Это просто изумительно. И все это ты проделал ради глупой, злой и трусливой кошки, как я.
— Помолчи, Изи. Не смеши меня, — попросил Уильям. — Я же не могу грести и смеяться одновременно. Все это я проделал ради того, чтобы как можно быстрее вернуться в гостиницу, чтобы посмеяться над интеллигентным швейцарцем. И выскажу ему все, что думаю о его разогретых помоях, вот только доберусь до него.
— Мне бы хотелось думать, что ты не ради этого рисковал своей жизнью.
— Не бойся, купание нисколько не повредит мне. Зато нам будет лучше. Увидев меня, они поймут, что мы в самом деле потеряли лодку.
— Ты просто прелесть!
Судьба наконец решила взять наших влюбленных под свое крыло. И блестяще справилась со своей новой ролью. Уильям и Изобел спрятали лодку в небольшом эллинге на берегу озера и по небольшой тропинке вышли на дорогу. И вдруг они услышали позади топот лошадиных копыт.
— Это Вера! — воскликнул Уильям. — Это может быть только она.
И вскоре из-за поворота показалась лошадь, запряженная в телегу.
— Точно, она! Здравствуй, Том! — приветствовал он возницу.
Верой звали резвую кобылу, принадлежащую хозяину гостиницы. Уильям утверждал, что интеллигентный швейцарец скорее всего украл ее, поскольку никогда не купит приличное животное. А для того чтобы подарить ему такую лошадку, дураков не находилось.
Возница остановил лошадь, и Уильям помог девушке забраться в телегу.
— Ты будешь дома через четверть часа.
— А ты разве не поедешь?
— Я еще не высох. Приду позже.
К его появлению в гостинице Изобел успела поработать над общественным мнением: она поведала родным и знакомым о том, какой Уильям самоотверженный парень и умница. А подвиг-то его состоял всего- навсего в том, что проплыл он несколько ярдов по озеру прямо в одежде и встретил лошадь, которая была ему знакома. Он признавал, что, особо не выкладываясь, заработал репутацию героя и гения.
