слов на неродном для меня языке мне для этого катастрофически не хватало, хоть я и говорю на нем свободно. Слишком уж сильными были чувства. Что это со мною здесь происходит? Неужели я тоже становлюсь такой, как корейцы, которые «от теплых чувств легко радуются и так же легко могут прослезиться»? Но она поняла. Без слов поняла — и взяла мою руку в свою, переплетя наши пальцы. После стольких лет в Европе, где все подобные жесты «значат что-нибудь нехорошее», я по идее должна была подпрыгнуть до потолка и выдернуть у нее свою руку. И в Европе я бы, несомненно, так и сделала.
Но здесь от этого маленького, простого жеста мне стало тепло на душе. Это был
Мы возвращались в Пхеньян, а солнце все светило, и дул в окна автобуса летний ветер, и так не хотелось, чтобы день этот кончался… Я вдыхала в себя запах корейской земли, стараясь навсегда его запомнить. И даже — о ужас! — увезла с собой ее горсточку…
Маленький совет посещающим КНДР: если что-то здесь делать не положено, не настаивайте, не спрашивайте, почему. Будьте тактичными. Не уподобляйтесь западным
Утром на вокзале тоскливое чувство не покидало меня. Оно только усилилось, когда я увидела своих «соотечественников за рубежом» — россиян, погружавших в вагон какое-то жуткое количество ящиков с накупленным добром. Их жадные лица. Наших женщин издали узнаешь по накрашенным, как у клоунов, красным щекам, по надменным взглядам — и пегим, выстриженным клоками, разноцветным волосам. Глядя на них, я понимала ту белорусскую девочку. Но она хотя бы ехала домой, к родителям. А куда еду я?
Дело-то в том, что в отличие от белорусской девочки, я-то возвращалась не домой, а «
А я устала от жизни в зверином брюхе! И поездка в Корею стала для меня как поднятие на поверхность моря — чтобы вдохнуть свежего воздуха. Эта поездка встряхнула меня, очистила от капиталистической «шелухи», наросшей помимо моей воли в душе за эти годы, напомнила мне, что в жизни действительно важно, а что — ерунда. И придала мне веры в то, что если такие, как я, и наши дети и внуки поднажмут на зверя
Вокруг нас дружно шагали группы задорно поющих детей, маршировали бодрые солдаты, звучала на перроне полная жизнерадостности музыка… И я поняла вдруг, почему так сильно — до топанья ногами, до бешенства — боятся империалисты всех мастей эту маленькую страну. Страну женственных женщин и мужественных мужчин. Потому что здесь как ни в одном другом месте в мире
Заключение
И вот я — снова в Китае. Корейская земля кончилась как-то сразу, неожиданно: после небольшой стоянки на границе, где с нами тепло попрощались корейские пограничники — мы уже успели выучить несколько слов на корейском языке, чем. произвели на них большое впечатление, когда поезд наш выехал на мост, разделяющий КНДР и КНР. Уже посередине реки мы увидели прогулочные катера с праздной публикой. На другом берегу поезд поехал быстрее — здесь были более новые рельсы и шпалы. Но на окнах домах появились такие же, как в России, решетки — и я вздохнула: значит, точно, начался Китай…
Так оно и было. С перронов с рекламных плакатов на нас смотрели глуповатые рожицы
Китай за окнами был похож на огромную, но достаточно уродливую стройку: то там, то здесь среди кукурузы и персиковых садов прокладывались широкие дороги, рылись котлованы, возводились небоскребы, в отличие от корейских новостроек, совершенно лишенные национального характера. Но делалось все это как-то без огонька. Видимо, люди уже тоже почувствовали, что хотя Китай — это держава будущего, будущее это строится здесь не для всех….
Постоянно мелькали на стенах надписи на английском, уверяющие «спонсоров» в том, что они не ошиблись, остановив на Китае свой выбор. Печальная картина. О каком социализме может идти речь, когда официальный девиз предстоящих в Пекине в следующем году Олимпийских ирг — «Один мир, одна мечта!»? Знаем мы, какая мечта у этого «однополярного мира»…
Мне очень не по себе становится всякий раз, когда в той или иной стране бедные люди, вынужденные добывать себе на пропитание любым способом, изо всех сил пытаются тебе что-то навязать. КНДР — единственная в мире известная мне страна, в которой тебе никто (даже официальная сторона!) не стремились ничего продать. В Китае это начинается еще в поезде: сразу после пересечения границы «ходоки» по вагонам пытаются продать тебе корейские почтовые марки или банкноты, причем все ходоки эти — китайцы, хотя вагон полон корейцами из КНДР: те спокойно занимаются себе своими делами: читают книжки, едят, разговаривают стоя у окна, шутят… На выходе из вокзала в Пекине тебя чуть не растерзывают на кусочки водители-частники, предлагающие тебе такси. На улицах тебя чуть только не дергают за полы всяческие рикши, продавцы чая и «красных книжек» Мао. Заискивают перед иностранцами. И со всеми надо торговаться. Мои западные спутники радуются: они наконец-то вернулись в знакомую им «цивилизацию». А мне противно. Противно видеть, как люди вынуждены зарабатывать себе на хлеб таким образом.
В Пекине мне просто не хотелось выходить на улицу. Не хотелось увидеть даже знаменитую Китайскую стену. После КНДР Китай навёл на меня сильную депрессию, а так хотелось приехать домой с хорошим настроением! По этой причине я и поехала в аэропорт за целых 12 часов до моего обратного рейса. Мавзолей Мао был на ремонте, а смотреть на «Пекин — город контрастов» просто уже не было сил.
Пока я за 10 минут прошла по одному этажу аэропорта, мне 4 раза предложили меня помассировать — и 3 раза попытались затянуть в ресторан.
В аэропорту я насмотрелась вдоволь на «новых китайцев», летающих за рубеж. Спешить мне было некуда: я была как Шарапов в том послевоенном московском кабаке: «Я у вас тут еще долго буду сидеть…!» Мои наблюдения: китайцы моего возраста и старше очень вежливы, предупредительны, причем ненавязчиво. Китайская молодежь, а дети в особенности — нахальное поколение «выбравших МакДоналдьс». Дети обоих полов терриризировали меня почти час, пытаясь продемонстрировать свои познания английского («my mother»…. (дальше китайское слово, — видимо, неприличное, потому что все они сразу начинали хохотать), «my father»… (другое китайское слово, видимо, из той же серии), причем по- английски молодые китайцы говорят, изо всех сил стараясь подражать американскому акценту. Потом родители пристыдили их, и они пришли угощать меня кукурузой.
