вышел на улицы в ближайшие несколько дней, а потом и еще раз, в день, указанный префектом, — он в том году совпал с Пасхой. И с тех пор власти оставили попытки изменить дату карнавала.
В самом начале двадцатого века, после того как префект Перейра Пассуш снес немалую часть старого колониального города и превратил его в копию Парижа, Рио и карнавал стали «цивилизованными». Энтрудо полностью запретили — вместо воды и помоев люди теперь перекидывались настоящим конфетти и серпантином и обрызгивали друг друга
Это случилось в субботу, во время карнавала 1907 года, когда дочери президента Альфонсу Пеньи, пребывая в веселом настроении, решили прокатиться в президентском автомобиле мили полторы по новому бульвару туда и обратно. Все обладатели машин (а в Рио тогда было уже несколько сотен автомобилей) тотчас сочли идею превосходной и последовали этому примеру. Череда украшенных серпантином сверкающих «фордов» модели «Т» со спущенным верхом, полных людей, которые дудят в рожки и поют, проезжая по улицам, густо усыпанным конфетти, еще несколько десятилетий будет неотъемлемой приметой карнавала. Эти романтические прогулки, несомненно, заставляли замирать и трепетать сердца молодежи того времени: можно только догадываться, сколько парней и юных девушек втискивались в один автомобиль, тесно прижавшись друг к другу, сколько там было не случайно соприкасавшихся бедер, блуждающих рук и влажных панталончиков — все это были самые сильные ощущения, какие могла себе позволить молодежь из уважаемых семейств.
Но опять-таки этот карнавал предназначался только для белых: вечеринки
Вот уж действительно любопытно, что из всех иностранцев, прибывавших в Рио со своими искусствами и обычаями, самый глубокий след в культуре города — музыке, футболе, религии, кулинарии, языке, не говоря уже характере, — оставили именно те, кто попал сюда против воли: негры.
В прошлом, приходится с грустью признать, Рио был одним из крупнейших рынков рабов, какие видел свет. За несколько веков более двух миллионов африканцев прибыли в этот порт в цепях, почти все из Гвинеи, Анголы или Конго, и половина из них как раз между 1808 годом, когда Рио стал домом португальского королевского двора, и 1850-м, когда под давлением работорговлю в конце концов прекратили. Не все рабы, проходившие через Рио, оставались здесь. Большую часть увозили в глубь страны, на кофейные плантации или золотые копи. Но и оставшиеся превратили Рио в самый большой негритянский город в мире. В 1849 году, считая и рабов, и свободных, темнокожие кариоки составляли 90 000 из 200 000 населения, в то же самое время в Новом Орлеане выходцев из Африки было менее 20 000. Во второй половине девятнадцатого столетия из-за окончания торговли и высокой смертности среди рабов и благодаря значительному притоку европейских иммигрантов город статистически «побелел». Но не настолько все-таки, чтобы остановить развитие пикантной афро-кариокской культуры, которая буйно расцвела на улицах, протоптанных
Процесс этот был неизбежен, поскольку рабство в Рио приняло иные формы, нежели в других местах. Даже в своем зените оно никогда не укладывалось в рамки клише: молчаливые, настороженные негры, чьи глаза горят во тьме рабских кварталов, бредут на заре на работу, а кнут надсмотрщика уже щелкает по их спинам.
Изначально рабы-кариоки в большинстве своем выполняли городские функции. Кто-то работал по хозяйству и жил в доме хозяев, появляясь в присутствии посетителей. Другие трудились где-то еще и большую часть времени проводили на улице. Многие принадлежали иностранцам и потому говорили не только по-португальски, но и по-французски, по-английски и по-испански и становились искуснейшими поварами. Чтобы служить дворецкими и экономами, им пришлось обучиться «манерам». Отправляясь с хозяевами наносить официальные визиты, они шли босиком, но им приходилось наряжаться в бриджи, сюртуки и парики. И, кроме того, рабы-кариоки, как мужчины, так и женщины, отличались красотой — Рио почти всегда оказывался их первой остановкой, а ведь именно в этом городе сосредоточилась значительная часть богатства страны, и, естественно, самых высоких и сильных, с самыми крепкими зубами и костями покупали и оставляли здесь. Некоторые из них на родине, в Африке, были принцами и принцессами. Неудивительно, что в вальяжной замкнутости больших городских домов некоторые хозяева не могли оставить в покое этих прекрасных негритянок с обнаженной грудью — так уж было заведено, и их жены, зачастую дурнушки с вполне заметными усиками, не осмеливались протестовать. Дети, рожденные от этих связей, мулаты, в основном появлялись на свет свободными, их принимали в семью, и они получали возможность занять неплохое положение в обществе.
Если отбросить унижение, присущее рабству, рабы-кариоки жили значительно лучше своих собратьев, отправленных на плантации. Это не значит, что их не били — их презрительные хозяйки держали небольшой хлыст под рукой для «мелких» провинностей, а если они пытались бежать, то их выставляли к позорному столбу, и там их пороли специально нанятые люди. Но учитывая, как немного шансов бежать у них было, попытки были редки. Когда же им удавалось скрыться, они объединялись в
Жизнь на улице, где они проводили большую часть дня, уже давала рабам ощущение свободы. Они выполняли самые разные работы, доставляли записки и небольшие посылки, таскали воду в огромных глиняных кувшинах и переносили пианино на собственных спинах. Рабы овладевали многими профессиями: среди них встречались каменщики, докеры, лодочники, рыбаки, плотники, они работали с порохом, делали кирпичи, сворачивали сигары, зажигали фонари, подметали улицы, торговали птицей, пирогами, бисквитами — занимались всем чем угодно. Всегда было предостаточно белых бездельников — толпа ленивых щеголей! — которые держали их именно для этой цели: чтобы они работали в городе и приносили хозяину большую часть заработка. Это было унизительно, но из оставшихся денег некоторые рабы умудрялись отложить сумму, достаточную для того, чтобы купить свободу (и немедленно, будучи уже экс-рабами, сами прикупали парочку рабов). Ну ладно, далеко не все было так гладко — по правде говоря, вообще ничего не шло гладко: одной из обязанностей, выпадавших на долю самых смиренных рабов, было выливать бочки с дерьмом в море (эти бочки называли «тиграми», потому что, едва завидев их, народ бросался прочь). Несмотря на все это, бывали случаи, когда освободившиеся рабы отправлялись в Африку, но там им не нравилось и они возвращались обратно в Рио.
Одной из причин необычайной сообразительности негров-кариок, присущего им острословия и способности быстро осваиваться в любой ситуации, не в пример белым и черным из других районов страны, можно считать как раз то обстоятельство, что их предки столько времени жили уличной жизнью. Болтаясь по городу среди белых бедняков и свободных негров, они научились сами о себе заботиться, приспосабливаться к любым правилам и иметь дело с полицией — вот так появились
