– Это я их нашел, – повторил «урод». – Я… Мои шмотки. И начинка из башки – тоже моя…
– А не надорвешься? – чуть понизив голос, поинтересовался старший патруля и подошел к «уроду». – С тремя «балалайками» в кармане ты и до соседнего квартала не дойдешь…
– Мое дело, – прохрипел «урод». – Я нашел, я придумаю, куда деть…
– Все, – сказал патрульный, сидевший на корточках, и отряхнул руки. – И третий подох.
«Урод» с кряхтением встал, звонко щелкнули суставы в коленях.
Шрайер вернулся в мобиль.
– И что дальше? – поинтересовался Стас.
Шрайер тронул мобиль с места, всполохи огней патрульной машины исчезли за углом.
– Так что дальше? – повторил вопрос Стас.
Он два года прожил в этом городе, но только сейчас сообразил, что ни черта не знает ни о его обитателях, ни о его законах и правилах. Об уличных правилах и законах.
Что-то он, конечно, слышал и в Гуляй-городе, но в подробности не вникал, ему это было неинтересно. Его это коснуться не могло, понятное дело. Он ведь никого не трогал, никуда не лез. И к нему тоже не лезли.
До последнего времени.
– Вариантов у «урода» два, – сказал Шрайер. – Первый – он вынимает «балалайки», очищает карманы «обознавшихся», потом идет к старьевщику. Но скорее всего живым он до него не доберется. За «балалайки» его подрежут сразу за углом. Это на первый взгляд тут пусто, а на самом деле – десятки глаз и ушей.
– Второй вариант?
– Второй вариант… – Шрайер выругался, мобиль вильнул в сторону, чудом не зацепив стоявшего на дороге старика. – Нажрался, ни черта не соображает… Да, второй вариант… «Урод» все-таки поделится с патрульными, отдаст одну «балалайку», они его проводят к старьевщику и даже, возможно, покараулят, пока тот будет менять свои сокровища на пару литров «шакаловки». Старьевщик наживется, патрульные заработают небольшую прибавку к своему жалованью, «урод», не исключено, к утру подохнет, приняв всю заработанную выпивку за один раз… Но самое важное – местные раклы перестанут покупать наркоту у пришлых пушеров. Вернутся, так сказать, в лоно своего кормильца… На месяц-другой, а потом снова станут искать, где подешевле. Памяти и осторожности у них на дольше не хватит…
Шрайер остановил мобиль, посмотрел на экран навигатора и кивнул.
– Приехали. Во-он в том доме и обитает твоя заявительница, – Шрайер ткнул пальцем в темноту справа. – Восьмой этаж. Я днем решил сюда не соваться, днем все жильцы этого клоповника роются в руинах и на свалке. Потом они найденное богатство сдают опять-таки старьевщику, получают денежку на пожрать или выпить и после этого расползаются по норам. Обрати внимание, ни одно окно не светится.
Дома вокруг были темными, безжизненными на вид.
Стас вышел из мобиля, потянулся, разминаясь.
– В каком подъезде? – спросил он, не оборачиваясь.
– В ближайшем, – Шрайер покинул мобиль и захлопнул дверцу. – Ты со своей стороны тоже прикрой.
– Ты собрался со мной? – искренне удивился Стас. – Вот так прямо вместе со мной пойдешь в этот гадючник?
– Знаешь, все во мне против этой глупости. Все внутри меня протестует против этого, но я ведь человек честный, – Шрайер вздохнул. – Ты не можешь представить, что сегодня творилось у меня дома, когда я передал гостинец от тебя.
– Отрабатываешь, значит?
– Дурак, – сказал Шрайер. – У меня еще есть и прямое распоряжение Максима Андреевича сопровождать тебя хоть к демону в задницу, конец цитаты. Если с тобой здесь что-то случится, Максимка меня в лучшем случае просто убьет. В худшем – я и представить себе боюсь. Так что – вот тебе шокер. Я даже не спрашиваю, умеешь ли ты им пользоваться…
Стас взял протянутый шокер, не глядя, снял с предохранителя, нажал на спуск – проскочила белая искра.
– Вижу, умеешь. И успел заметить, что ты и комбинезон надел. Совсем молодец… Сейчас постоим, подышим свежим воздухом и пойдем вовнутрь.
– Свежим воздухом? – спросил Стас и демонстративно принюхался.
Воняло мерзостно. Дерьмом несло, будто из выгребной ямы. В день Катастрофы коммуникации в этих местах вышли из строя – что канализация, что водопровод. Но люди отсюда никуда не ушли. Да и некуда было уходить, собственно говоря. Городской Совет организовал несколько точек водоснабжения. А канализация осталась на усмотрение жильцов.
– Под ноги смотри, – посоветовал Шрайер, включая фонарь. – Или измажешься, или покалечишься. Или и то и другое…
– А мобиль бросишь?
– А мобиль тут не тронут. Год назад раклы стекло побили в патрульном мобиле, так, чисто из желания повеселиться. Десять кварталов вокруг остались без воды. Пока виновники не были доставлены в опорный пункт. Раклы сами своих и пригнали…
– Кстати… – Стас шел за Шрайером, осторожно ставя ноги. – А почему раклы?
– В смысле? Осторожно, тут яма… – Шрайер осветил яму и подождал, пока Стас через нее переступил.
– В смысле – раклы? Что за слово такое? Канторщики – я понимаю.
– Это местное. Еще лет двести назад словечко появилось. А то и больше. Сугубо наше, харьковское. И ни в одном глазу не канторщики. Не вздумай ляпнуть как-нибудь… ни при раклах, ни при канторщиках. Кантора – это организация, старшие-младшие, приказы-выполнения. Дисциплина, опять же, а раклы… Живут они здесь. Пьют вместе, развлекаются, защищают свою территорию от чужих. С канторой можно договориться. Перетер с главным, остальные приняли и выполнили. Со здешними этот номер не проходит. Тут придется с каждым раклом в отдельности отношения выяснять.
Двери в подъезде не было, свет фонаря проник в пустой дверной проем и скользнул по выщербленным бетонным ступеням. Двери в лифтовой шахте тоже были выломаны, Шрайер посветил вниз, потом вверх – свет фонаря выхватил из темноты паутину и пыль.
– Пошли, – Шрайер расстегнул кобуру.
Стас взвесил на руке шокер, выключил его и спрятал в карман. Достал из кобуры свой «дыродел» и дослал патрон в патронник.
– И то верно, – одобрил Шрайер. – Мало ли что… Восьмой этаж…
Перил на лестнице не было – их тоже, видимо, отнесли к старьевщику. На лестничных площадках зияли пустые дверные проемы. Их даже завесить никто не пытался. Кусок тряпки или пластика такого размера в полуразрушенных домах уже сами по себе были ценностью, которую нужно беречь и охранять.
А еще занавешенная дверь была знаком того, что там кто-то живет. И это могло привлечь внимание «уродов», от бескормицы сбившихся в стаю, или ищущих развлечения раклов. Или, что еще хуже, жаждущих острых впечатлений обитателей более благополучных районов.
В новостях Стас часто видел репортажи о подобных вещах. С массой малоаппетитных подробностей.
– Если ее сейчас не окажется на месте, – Стас вдохнул пыль и оглушительно чихнул, – если ее не будет на месте, то завтра ты станешь ее искать на свалке. Сам, без моего участия…
– Будет она, будет, никуда не денется… – Шрайер осветил дверной проем. – Вот здесь, кажется…
– Вот здесь… – Стас осторожно вошел в квартиру, замер, прислушиваясь.
Было тихо.
Откуда-то издалека доносились обрывки музыки и какие-то крики – люди где-то веселились. А тут было темно и тихо.
– Замри, – сказал Стас, и Шрайер выключил фонарь.
Перед глазами поплыли цветные пятна.
Тишина.
