Чингисхан. Властелин мира

кераитов, в то время как его люди шли впереди него, проверяя, нет ли опасности. Его всадники не вернулись, но два пастуха прискакали ночью с новостью о кераитах. Новость была неприятной и зловещей.

Его враги на западе – Джамуга-сечен, Токтоа, вождь непримиримых меркитов, сын Ван-хана и дяди Темучина – приняли решение покончить с ним. Они выбрали Джамугу гуркханом. Они убедили престарелого и нерешительного Ван-хана объединиться с ними. Предложение о браке было уловкой, как отчасти и подозревал Темучин.

Его попытки по управлению империей провалились. Похоже, он старался сохранять вражду между кераитами и западными тюркскими племенами, укрепляя тем временем свои позиции на востоке, и поддерживать союз с Ван-ханом до тех пор, пока его восточные племена не станут достаточно сильными для того, чтобы обращаться с кераитами на равных. Его политика была благоразумной, но его хитрость столкнулась с еще большей хитростью и к тому же еще с вероломством.

Кераиты, как сообщили ему пастухи, подтягивались к его лагерю, намереваясь напасть на него ночью и расстрелять хана стрелами прямо в юрте.

Ситуация была почти отчаянной, поскольку у кераитов было численное преимущество, а Темучин должен был по мере сил оберегать семьи своих воинов. У него было 6 тысяч воинов; по некоторым источникам, эта цифра не превышает 3 тысяч воинов. Он был предупрежден и не стал терять ни минуты.

Он направил тех, кто охранял его юрту, поднять спящих, предупредить военачальников и вывести мальчиков-пастухов. Скот был отогнан, чтобы произвести его клеймение еще до рассвета, а затем выгнать как можно больше на пастбища. Другого способа сохранить его не было. Люди ставки хана поспешили сесть на коней, всегда стоявших наготове, и погрузить весь свой скарб и женщин на легкие верблюжьи повозки. Безо всяких стенаний и споров они двинулись в долгий путь обратно на свои лагерные стоянки.

Юрты и большие дубовые повозки он оставил на своих местах и поручил нескольким людям на резвых конях следить за тем, чтобы освещающие лагерь огни костров были достаточно высокими. Темучин уходил вместе со своими военачальниками и лучшими воинами племени, позаботившись о скрытности отхода. Не было никакой возможности избежать налета на лагерь вражеских войск, которые все приближались под покровом темноты.

Беглецы проскакали восемь или девять миль по направлению к холмам, которые могли бы послужить некоторым укрытием для людей Темучина на случай, если они будут рассеяны. Он дал команду остановиться, чтобы дать передышку коням после того, как всадники перебрались через ручей.

Тем временем кераиты еще до рассвета ворвались в покинутый лагерь. Они расстреляли из луков белый войлочный шатер хана, прежде чем обратили внимание на тишину в стойбище и отсутствие в нем скота и родового знамени. И они остановились в недоумении и стали совещаться. Яркие огни в лагере заставили их подумать, что монголы все еще оставались в юртах. А когда они поняли, что те покинули свои шатры, захватив ковры и утварь, даже запасные седла и кожаные мешки для молока, им показалось, что монголы сбежали в страхе и неорганизованно.

Широкую полосу следов, которые вели на восток, не могла скрыть темнота, и кераиты сразу же бросились в погоню. Они перешли в галоп и прискакали к подножию холмов, когда рассвело, поднимая густые облака пыли позади своих коней. Темучин наблюдал за их приближением и видел, как они вереницей вытянулись в бешеной скачке. Всадники скакали порознь: те, кто был на лучших конях, вырвались вперед, оставляя позади соплеменников на менее резвых лошадях.

Вместо того чтобы продолжать поджидать их в ущелье, Темучин вывел своих воинов в пешие построения ближнего боя, оставив коней отдыхать. Воины перебрались через речку, рассеяли передовые отряды кераитов и выстроились поперек холмистого поля, прикрывая отход всей орды. Затем появились Ван-хан и другие вожди кераитов. Кераиты перестроились, и началась жестокая смертельная битва.

Никогда еще Темучин не сталкивался с таким жестким натиском. Потребовались все мужество его «яростных потоков» и стойкость его соплеменников, тяжеловооруженных всадников родов урут и мангут, которые всегда были к его услугам. Малое число воинов не позволяло ему атаковать с фронта, и ему оставалось полагаться на небольшое преимущество, которое давала ему местность, – единственное, на что могли уповать монголы. Когда день был на исходе, а Темучин на волоске от неотвратимого поражения, он вызвал Гюлдара – одного из своих названых братьев, который был хранителем знамени и вождем мангутов. Темучин велел ему обойти боевые порядки кераитов и взять и удержать высоту на их левом фланге. Эта высота называлась Гупта.

«О хан, брат мой, – отвечал измотанный в бою Гюлдар, – я сяду на своего лучшего коня и прорвусь, кто бы ни стоял у меня на пути. Я установлю знамя с хвостами яка на Гупте. Я покажу тебе свое мужество, а если я буду сражен, будь кормильцем и наставником моих детей. Это все, что мне будет нужно, когда настанет мой конец».

Это продвижение в обход было излюбленным маневром монголов. Оно называлось тулугма, или «обычный охват», когда заходят во фланг противника и обрушиваются на него сзади. В ситуации, когда его формирования потрепаны, а кераиты прорывают фронт и надвигается темнота, этот маневр Темучина был не чем иным, как отчаянной попыткой оказать сопротивление. Но верный Гюлдар все-таки поднялся на высоту, установил стяг и удержал позицию. Это сковало действия кераитов, особенно после того, как сын Ван-хана был ранен в лицо стрелой.

Когда солнце зашло, кераиты частично отвели свои отряды с поля боя. Темучин задержался, чтобы прикрыть отход Гюлдара и подобрать раненых, среди которых было двое его сыновей, скакавших на захваченных лошадях по двое на одном скакуне. Затем он повернул на восток, а кераиты двинулись в погоню на следующий день.

Это было одно из самых ожесточенных сражений Темучина, и он потерпел в нем поражение. Однако он сохранил боеспособное ядро своего племени, охрану ханской ставки и остался в живых сам.

«Мы сражались с человеком, – говорил потом Ван-хан, – с которым нам не следовало бы ссориться».

В монгольском сказании упоминается о том, как Гюлдар принес родовое знамя на Гупту.

Но во время длительного отступления «зализывающих раны» воинов на измученных конях – так уж диктовала жизнь в этом бесплодном краю – они опять выстраивались полукругом для охоты, чтобы загнать антилопу, оленя или любую другую дичь, которую могли поразить их стрелы. И не спортивный азарт заставлял их делать это. Нужно было обеспечивать пропитанием орду.

Глава 6 Смерть Иоанна-священника

Непосредственным результатом победы кераитов было укрепление союза против Темучина. Вожди кочевых племен склонны были заключать союз с набирающим силу племенем; это обеспечивало им защиту и обогащение.

Разъяренный монгол обратился с красноречивым упреком к Ван-хану:

«О хан, мой отец, когда тебя преследовали враги, разве я не направил тебе в помощь четырех своих багатуров? Ты добрался до меня на слепом коне, в изорванной одежде, питаясь мясом одной-единственной овцы. Разве я не дал тебе много овец и лошадей?

В прошлом твои люди брали себе военные трофеи, по праву принадлежавшие мне. Потом твои враги отняли их у тебя. Мои багатуры возвратили их тебе. Затем у Черной реки мы клялись, что не будем слушать тех, кто говорит о нас плохо, чтобы нас рассорить, но встретимся и обсудим проблему. Я не говорил, что моя награда за заслуги мала, и не требовал большего.

Если сломается колесо запряженной быками повозки, быки не смогут двигаться дальше. Разве я не колесо твоей кибитки? Чем я тебя прогневал? Почему ты нападаешь на меня теперь?»

В этом монологе можно уловить отголосок презрения. И упрекает он этого человека прежде всего за его нерешительность, отсутствие своей точки зрения: Иоанн-священник «сел на слепую лошадь».

Темучин приступил к осуществлению самого нужного со всей своей непоколебимой решимостью. Курьеры были отправлены к соседним племенам, и вскоре как ханы подвластных ему территорий, так и их соседи уже сидели в юрте вождя монголов, согласно этикету поджав ноги, по обе стороны его ковра из шкуры белой лошади. Их длинные кафтаны были подпоясаны украшенными орнаментом кушаками, их морщинистые бронзовые лица проглядывали из-за дыма от очага. Это был совет ханов.