Тем временем унаследовавший от отца презрение к корыстным правителям ослабевшей ордынской империи Иван обретает еще большую самостоятельность. Он считает, что занятые распрями между собой ханы и их наследники вполне обойдутся без выплаты регулярной дани, тем более, что этим средствам всегда можно найти более достойное применение. Вокруг Кошкина образуется группка сторонников из числа молодых боярских сыновей и поддерживает все его начинания. При этом дань регулярно собирается с населения, и именно на часть этих денег, по имеющимся данным, и производится покупка знаменитых башенных часов.
В отличие от отца, полагавшего, что худой мир с Ордой лучше доброй ссоры, Иван не считает нужным соблюдать подобные условности, вполне уверенный в своей безнаказанности. Отсутствие напоминаний от ордынской администрации он считает подтверждением своей правоты. Предупреждений со стороны старых бояр, помнивших еще его отца, о недопустимости такой политики Кошкин предпочитает не слушать. Еще менее это интересует Василия I. Расплата последовала через несколько лет.
Большое войско знаменитого монгольского правителя и полководца Едигея в 1408 г. неожиданно появилось в Подмосковье, по дороге разорив рязанские земли. Об уровне предусмотрительности руководства московской администрации, организации обороны княжества, ополчения и разведки свидетельствует то, что о продвижении огромного отряда (более тысячи человек) никто даже не сообщил. Да и посольство в Орду не направлялось великим князем уже несколько лет. Разумеется, Василий I оставил столицу и вместе с «ближним кругом», женой и детьми затворился в Костроме, ожидая, когда все успокоится. В осажденной Москве остались почти вся Боярская дума, родственники князя, в том числе его дядя Владимир. Они придумывали, как откупиться от захватчиков, и собирали средства. Из-за внезапности происходившего не было сделано даже попытки создать ополчение. Среди москвичей началась паника.
Остановившийся в Коломенском Едигей отправил перепуганному Василию послание, в котором, не стесняясь в выражениях, объяснил причину своего появления и потребовал от московского князя выплаты задержанной дани. Кроме того, в письме он посоветовал Василию не отступать от прежних соглашений и не слушать лицемерного фаворита, который из-за своей жадности навлек карательную экспедицию на собственную родину. Едигей был достаточно прагматичен. Он не питал иллюзий относительно славянской покорности, но его вполне устраивала политика прежних бояр, в том числе Кошкина-старшего. Недальновидный и нечистый на руку выскочка, по мнению ордынца, не подходил на роль советника московского князя. Как отреагировал Василий I, остается загадкой. Судя по тому, что до самой смерти Кошкин сохранял значительное положение, и на этот раз фаворит сумел избежать княжеского гнева. Москвичи откупились от Едигея уплатой 3000 рублей, а в качестве компенсации за невыплаченную дань Едигей разграбил подавляющее большинство городов Московского княжества, сжигая их почти дотла и разоряя поля и посевы. Причем он потратил на это всего несколько недель, после чего ордынский «карающий меч» отправился восвояси. Василий вернулся в Москву. Начавшийся в стране голод объяснили растерянному народу вероломством и происками Орды. Как записано во многих церковных хрониках тех лет, именно для этого ордынцы уничтожили посевы и городские хлебные запасы и изъяли ценности и денежные средства.
Тем не менее жизнь потекла своим чередом. Иван Кошкин сделал правильные выводы из произошедшего. Худой мир был действительно лучше доброй ссоры, во всяком случае тогда. Правда, через несколько лет новгородские князья решили воспользоваться опалой москвичей и вернуть территории, отнятые у них Василием I. Для этого они собрались в Орду. Надеясь на то, что произошедшая у монголов смена власти поможет ему выиграть дело, с ними отправился и тверской князь Иван с такими же претензиями. Но Иван Кошкин, узнавший об этом через доверенных лиц, уже сопровождал князя Василия I в ханскую ставку. Он убедил московского государя в необходимости личной поездки, так как опасался за свою безопасность. Кроме того, ему было важно поднять в Орде свой личный престиж. Новый хан Керимберды положительно воспринял московское посольство, щедро подкрепленное деньгами и подарками. По ордынской привычке он выслушал и князей-соперников из Твери и Нижнего Новгорода, также приехавших не с пустыми руками, но больше надеявшихся на моральные доводы и пошатнувшееся положение москвичей. Хан четыре года принимал по очереди обе стороны, но деньги московского князя оказались убедительнее – их было больше. Проигравшие князья, подчиняясь указу, подписанному еще Дмитрием Донским, приехали в столицу на постоянное место жительства. Их имущество осталось под юрисдикцией великого князя. После этого Иван Кошкин и далее оставался в княжеской милости.
Один из его сыновей – боярин Захарья основал род Захарьиных-Юрьевых и являлся предком династии Романовых, российских самодержцев. Так потомство фаворитов продолжало поддерживать кормившую их империю. Внучатая племянница И. Кошкина стала супругой великого князя Василия II. Почему-то потомки фаворита предпочитали называться по-другому, и номинально фамилия Кошкиных после Захарьи в дворцовых книгах не упоминается.
Фаворит Василия II: И. Всеволожский
В отличие от своего не слишком инициативного отца Василий II Темный был более активен политически, и к этому его готовила сама жизнь. Василий в 1425 г. вступил на московский престол еще ребенком. К тому времени условиями беспроблемного правления московских князей были не только зависимость от ордынского ярлыка на великое княжение, но и расположение литовского князя Витовта, приходившегося Василию II дедом с материнской стороны. Согласно завещанию Василия I Витовт считался распорядителем Московского государства при малолетних князьях. Более того, формальным соправителем юного Василия II был также и его родной дядя Юрий – младший сын Дмитрия Донского. На правах «трети» ему принадлежали часть Москвы и доходы с нее, имелась у него и своя администрация. Правда, судебные тяжбы на всей городской территории разрешались вмешательством тогдашнего митрополита Фотия и великого князя, а за его малолетством – регента Витовта. Такая ограниченность в действиях не устраивала князя Юрия. Он решил доказать свои исключительные права на московское великое княжение и с этой целью принялся искать в старых документах юридические основания своих претензий. Сначала ему повезло: в завещании отца, Дмитрия Донского, он нашел упоминание о возможных своих правах на московский престол. Но возникший было у князя энтузиазм охладил Витовт, который с помощью преданного ему митрополита оставил Юрия в прежних правах. Регент «уговорил» соправителя не прибегать для достижения своей цели к военному вмешательству и физическому воздействию на малолетнего князя. Формальную лазейку для скандального родственника все-таки оставили – если бы ордынские власти решили вмешаться и пожаловать Юрию ярлык на московское великое княжение. В этом случае Витовт обещал подчиниться и от имени малолетнего князя признать главенство нового правителя. Таким образом, Юрий в течение трех лет управлял своей частью согласно договору, а тем временем хитроумный литвин добился у родного внука признания зависимости от Литвы новгородских и псковских земель. Затем, угрожая военным вмешательством, Витовт заставил Юрия уступить ему все свои территории, кроме Галицкого и Вятского округов, и письменно подтвердить отсутствие любых претензий на московское великое княжение. Кроме того, князь Юрий обязывался не принимать политических беглецов и изменников из великокняжеской части Москвы и с подвластных Василию земель. Некоторые исследователи видят в этом заботу о целостности Московского государства, а ряд других склоняются к тому, что с помощью подобных мер Витовт ослаблял и того и другого правителя, усиливая при этом самостоятельность Литвы. Есть мнение, что таким способом литовский князь хотел вбить надежный клин между московским государем и его соправителем и беспрепятственно ограничить последнего чужими руками. Самоуправство литовского князя не нравилось русским боярам, но они были бессильны в сложившихся обстоятельствах. Чем бы это кончилось, неизвестно, но через два года Витовт неожиданно скончался и новым литовским князем стал его младший брат Свидригайло. Двадцать лет назад он, оставшись «без места» на родине, искал помощи у московского государя Василия I и был пожалован от него городом Владимиром, частью Коломенского округа и рядом других земель. Во время нашествия ордынского хана Едигея Свидригайло бросил свою новую родину и бежал обратно в Литву. Нравом он был, как пишут летописцы, «великодушен, но непостоянен», а его жена, тверская княжна Анна, была сестрой жены князя Юрия. Благодаря такому родству политика Литвы по отношению к Москве круто переменилась. Юрий начал предъявлять исключительные права на московский престол и, ободренный литовской поддержкой, собирался ехать в Орду за ярлыком. Заступиться за молодого
