был до половины наполнен зеленовато-прозрачной маслянистой жидкостью. Такой легкой, что плотно пригнанную крышку открывать без надобности нельзя, – сразу начнет испаряться летучее зелье.
«Халдейская[18] трава», как называла ее Марфа. Лунное растение. Сила его уменьшается и вырастает согласно фазам Луны. Корни этой редкой лилии и белоснежные листья ее собраны были, когда Марс, Венера и Луна находились в знаке Весов – времени, возбуждающем любовную тягу. Сок лилии собирали в хрустальную чашу, читался нужный псалом, после чего надобно было произнести имя Анаэля и любимой особы…
– Имя ангела напиши на кипарисовой щепочке, опусти ее в летучий лилейный сок, помажь себе тем брови, а кипарисовую щепочку привяжи к правой руке и в благоприятный момент коснись ею правой руки того, кого желаешь всем сердцем иметь своим возлюбленным… Соверши это в пятницу, при новой луне, при восходе солнца…
Шепот Марфы растаял под сводами нагретой за день крыши. Баба Надя вздрогнула. Показалось ей, что ли?
Кипарисовые щепочки были завернуты в белый платок. Баба Надя достала их тоже.
Богоугодное ли дело они с Аленкой затеяли? Марфу такие вопросы никогда не волновали. Баба Надя же, помолившись и испросив «помощи свыше», пришла к убеждению, что ничего злого они с внучкой не делают, и на том успокоилась…
Сергей, проснувшись, немало удивился. Алена ничуть не напоминала ту девчонку, пусть и очень красивую, которую он впервые увидел на выставке Артура Корнилина. Перед ним сидела холеная и уверенная в себе, модно одетая и причесанная городская девица.
Он паршиво себя чувствовал после выпитого, что было ему не свойственно. Спиртное Горский переносил хорошо, а в таких мизерных дозах оно и вовсе не действовало. Недомогание и туман в голове он списал на усталость с дороги, напряжение последних дней.
– Ты голоден?
– Нет…
– Идем ужинать. Я окорок из деревни привезла.
Он смотрел на Аленины ноги, гладкие и соблазнительно высоко открытые, ощущая, как его стремительно захлестывает тяжелая волна желания. Забыться, потерять себя в объятиях этой женщины, сжечь в огне страсти навалившуюся невесть откуда тоску – все это заволокло сознание, помутило рассудок. Он набросился на Алену, овладел ею с яростью. Дикие, необузданные ласки, которые он не мог и не хотел останавливать, затопили его и понесли…
Придя в себя, Сергей долго не мог понять, что привело его в такое маниакальное возбуждение. Лежащее рядом красивое тело Алены вызвало у него приступ тошноты. Горький запах трав напомнил ему мокрые смятые венки, среди которых он пытался выловить Аленин… Что с ним? Вялая мысль о колдовстве промелькнула и исчезла, уступив место резкому спазму в желудке.
Он вскочил и понесся в ванную. Там его вырвало… Он скрючился над унитазом, проклиная «паленый» коньяк и собственное неуемное вожделение. Плеская в лицо холодной водой, он подумал, что надо бы извиниться…
Что на него нашло? Как будто сто лет баб не видел! Набросился на девчонку, порвал белье. Кажется, у нее на теле ссадины… Господи, этого только не хватало! Придется заглаживать вину.
Он вернулся в гостиную присмиревший, смущенный.
Алена восприняла перемену в настроении Сергея по-своему. Должно быть, подействовало зелье, которое она предусмотрительно добавила в коньяк. Теперь можно заводить разговор о женитьбе.
– У нас будет ребенок…
– В самом деле? – Горский уже ничему не удивлялся. На этот крючок она его не поймает.
– Помнишь, тогда… в купальскую ночь…
– Вот деньги, – он потянулся к стулу, на котором висел пиджак, достал несколько купюр. – Сделай все, что нужно.
У Алены пропал дар речи. Из глаз ручьями хлынули слезы. Он равнодушно слушал ее истерические вопли, просьбы и проклятия, потом повернулся на бок и заснул.
Ему снился Артур Корнилин, небритый, с мутными глазами, который уговаривал не бороться больше.
–
Горский проснулся с привкусом лилий во рту и тяжелой головой.
«…аще пойду посреде скорби, живиши мя, на гнев враг моих простеря еси руку Твою и спасет мя десница Твоя! Господь воздаст за мя. Господи, милость Твоя во век, дел руку Твоею не презри…»
Горячий шепот Алены сменился ее долгими поцелуями, от которых опять все помутилось. Он снова отдался сумасшедшей страсти, в угаре которой не ведал, что творит. Клялся в любви Алене, обещал жениться, быть верным до гроба, осыпать деньгами и ласками, бормотал что-то о Флоренции, ее мандариновых садах и журчании фонтанов… Он словно обезумел, его куда-то несло, и не за что было уцепиться, дабы остановить пьяный ураган желания.
Казалось, за эту ночь он прошел через горнило «геенны огненной», в пламени которой сгорело все, что еще оставалось в нем от того Сергея, который писал письмо о любви девочке с большими глазами и тоненькими косичками.
Утром, взглянув на Алену, он отшатнулся в ужасе. Ненавистная красавица спала, прижавшись к нему гибким горячим телом, от которого хотелось отодвинуться подальше. Сергей вспомнил все, что говорил ей ночью во время бешеных ласк, и понял, что он сделал свой выбор и уже не сможет отказаться. Роковой круг замкнулся, и в середине его была печать лилии. Странное сравнение…
О Лиде он так и не вспомнил. Находясь еще во власти сна, он потянулся рукой к амулету на шее. Украшения не было. Сергей вскочил, холодная волна прокатилась по позвоночнику, в голове стало пусто до звона.
– Цепочка такая прочная, что порваться никак не могла, значит…
Он перерыл постель, не обращая внимания на недовольство Алены, обыскал свой единственный чемодан, одежду, карманы, потом ванную и, наконец, всю квартиру. Медальон исчез бесследно.
– Где подвеска? – он готов был убить проклятую девчонку. – Твоих рук дело?
– Че ты орешь? – она лениво перевернулась на другой бок, не потрудившись даже прикрыться. И это взбесило его по-настоящему.
– Где подвеска, я спрашиваю? – рявкнул он, теряя контроль над собой.
