целых сто двадцать шесть дней. За время, прошедшее после окончания операции, он еще ни разу не показывался на публике. Как и следовало ожидать, нас с послом Норвегии принял политик, находящийся отнюдь не в самом лучшем расположении духа. Президент Фухимори, человек с военной выправкой и каменным выражением лица, предложил нам сесть и указал на стойку с напитками. Обычно официальная обстановка таких визитов довольно быстро уступает место дружескому общению, но на сей раз все держались скованно очень долго. Первая улыбка озарила лицо нашего хозяина только тогда, когда я напомнил ему, что мы уже встречались, и при каких забавных обстоятельствах.
Это случилось несколько лет назад. Я еще не был знаком с Жаклин. В Перу свирепствовала эпидемия холеры, и ходили слухи, что всему виной рыба, которую ловили вдоль побережья. В Тукумане тоже царила мрачная атмосфера. Помощник повара свалился с тифом, а Писарро только-только оправился от приступа холеры. Деревенский священник пригласил меня на прощальный обед. Террористы из банды, называющей себя «Сияющий путь», вывесили свой флаг на одной из пирамид. Священник, отец Педро, начал получать письма, что в его доме заложена бомба, и епископ приказал ему уехать на год из деревни.
Я плотно пообедал козленком и пивом у священника и уже собирался распрощаться, когда зазвучала музыка. Оказывается, от меня ждали, чтобы я открыл танцы. Мне удалось отговориться, поскольку из прибрежной деревни Санта-Роса пришло письмо с обещанием какого-то «сюрприза». Письмо подписал некто Николас, «президент профсоюза рыбаков».
Писарро уже ждал меня в машине. Я пригласил поехать со мной соседку по обеденному столу, местного архитектора. Она проводила все время на наших раскопках и тщательно зарисовывала то, что мы находили. Как и я, она думала, что «сюрприз» будет заключаться в гребле наперегонки. У меня установились замечательные отношения с рыбаками, потому что во многом благодаря моему заступничеству государство стало платить им за их усилия сохранить заросли редкого камыша «тотора». Из него они испокон веков сплетали свои рыбацкие лодочки.
Однако дорога на Санта-Роса оказалась перекрытой полицией, и как ни объяснял Писарро, что я — почетный гость сельчан, нас так и не пропустили. Писарро нашел объездную дорогу, и мы оставили полицейский кордон позади. Все население деревни высыпало на улицы. По главной улице маршировал духовой оркестр, но мы опоздали и не могли присоединиться к шествию. Чтобы хоть что-нибудь увидеть, я проталкивался сквозь толпу, таща за собой даму-архитектора. Наконец нам удалось протиснуться к самому оркестру, и мы влились в строй марширующих. Оркестр шел сразу за нами, а впереди — только небольшая группа людей. И тут я увидел, что один из них — президент Фухимори собственной персоной. Рядом с ним вышагивал мэр деревни.
Выбраться из марширующей колонны мы не смогли, и нам пришлось идти следом за президентом, а оркестр наступал нам на пятки. В городскую ратушу вошли только президент и мэр, а нас прижало толпой к самой стене здания. Я поднял голову и увидел, что обе важные персоны стоят на балкончике прямо над нами. Мы с мэром встретились глазами, и я верноподданно помахал ему. Он исчез с балкона и внезапно оказался рядом со мной. Прошептав, чтобы я ждал в деревенском ресторанчике, он снова вернулся к президенту. С большим трудом мы выбрались из толпы и направились к ресторану, где обнаружили два длинных стола и множество народа. Все сидели за одним из столов, но там не оставалось ни одного свободного места. Поэтому мы уселись за другой стол, где не было никого.
Есть и пить нам не хотелось — мы ведь только недавно обедали у священника. Тут распахнулась дверь, и в сопровождении мэра вошли президент Фухимори и его младший сын. Мэр посадил их за стол прямо напротив нас и почтительно удалился.
«Ничего себе сюрприз», — подумал я и только тут понял, что произошло недоразумение. Фухимори этого не знал и грустно улыбнулся, когда я представился ему. Он явно решил, что мое присутствие за его столом каким-то образом входило в программу его визита, и после короткого разговора с сыном по-японски принялся поглощать свое любимое блюдо «севиче» — маринованную сырую рыбу.
На некоторое время воцарилась неловкая тишина, но потом президент, сориентировался и спросил, не я ли плавал на «Кон-Тики»! Получив положительный ответ, он коротко просветил своего сына по-японски, а затем подвинул поближе ко мне свое блюдо, приглашая присоединиться. Как ни пытался я, по-испански и при помощи жестикуляции, объяснить, что я не голоден, ничего не помогало. Итак, мы с ним ели из одного блюда сырую рыбу в районе, где свирепствовала эпидемия холеры, и я все больше и больше убеждался, что произошло серьезное недоразумение. Тем не менее мы мило беседовали о морепродуктах и об использовании океанских ресурсов, и я высоко вырос в его глазах, когда горячо согласился с его теорией, что причина холеры не в рыбе, а в том, что ее перевозчики на земле не соблюдают мер санитарной предосторожности. Действительно, люди заболевали и в Тукумане, и в других деревнях в глубине материка, а прибрежных рыбаков словно заговорили.
Случайно бросив взгляд в окно, я увидел вязаные шапочки Николаса и других рыбаков. Они стояли на улице и заглядывали в окно. Совершенно очевидно, в ресторан допустили только местную элиту. Наконец до меня дошло, что обещанным мне «сюрпризом» был вовсе не обед с президентом. Он прилетел на вертолете, чтобы поесть рыбы наедине со своим сыном, и они хотели только одного — остаться вдвоем. А потом мэр увидел, что я марширую в окружении президентской свиты, и по ошибке пригласил меня в ресторан. Еще одна ошибка привела меня за стол, предназначенный исключительно для высоких гостей.
Ситуация начала совершенно выходить из-под контроля, когда дверь тихонько приоткрылась, и пожилая женщина, стараясь казаться незаметной, на цыпочках подошла ко мне. Это была донна Перла, знатная дама, посвятившая всю свою жизнь борьбе за улучшение условий жизни рыбаков. Она сунула записку мне в руку и тут же удалилась.
«Не могли бы Вы представить президенту Николаса?» — гласила записка. Даже под угрозой смерти я не мог бы отказать этой замечательной женщине.
Тут в дверном проеме появился сам Николас. Скромно сжимая шапку в руках, он направился к президенту. Тот, увидев, что я встал, тоже поднялся на ноги. Что мне оставалось делать?
— Разрешите представить. Президент союза местных рыбаков, — сказал я. — Президент республики Перу.
На этом процесс знакомства завершился, но Николас вернулся к своим товарищам вне себя от гордости. Поскольку президент уже наелся не меньше моего, он встал из-за стола и направился к вертолету. Меня же рыбаки подхватили на руки и понесли к пристани. Там мне показали тот самый сюрприз, ради которого меня на самом деле приглашали — полностью готовые к регате камышовые лодки. Но сперва мы направились в бар. Николас теперь был на короткой ноге с самим президентом, и это следовало должным образом отметить.
Фухимори не забыл своего нового знакомого. Он подарил ему совершенно новый грузовик для перевозки чистой рыбы. А донна Перла получила правительственную поддержку для программы восстановления посадок камыша тотора, а также обещание больше не выдавать разрешения на строительство в местах произрастания камыша.
К концу беседы Фухимори несколько расслабился и позволил себе кое-какие человеческие реакции. Мы с послом горячо поблагодарили его за аудиенцию и откланялись. Теперь нам надо было спешить в Национальный музей на открытие выставки фотографий, сделанных во время экспедиции «Кон-Тики» и «Ра». На прощание я из чистого озорства поинтересовался, не почтит ли господин президент мероприятие своим присутствием, и, как и ожидал, получил в ответ кривую ухмылку.
Выставка развернулась в просторном холле музея. Народу собралось очень много, и людям пришлось потесниться, чтобы дать нам пройти. Жаклин ждала нас на подиуме вместе с директором музея и нашим добрым другом генеральным консулом Стимманом. Они уже начали волноваться, что мы опоздаем. Едва толпа успела сомкнуться за нашими спинами, как раздались крики полицейских и рев мотоциклов. Собравшимся опять пришлось расступиться перед прибывшим гостем. Им оказался сам президент Фухимори. Он прямиком направился навстречу директору музея, а тот почтительно проводил его на подиум. Директор был поражен и растерян не меньше остальных.
Таким вот образом президент Фухимори, долгое время державшийся затворником, появился на публике на открытии выставки. Сперва он произнес короткую речь о целях и достижениях нашей экспедиции, а затем торжественно разрезал шелковую ленточку.
