терминале, где все места в тени были уже заняты. На солнце было 45 градусов, а в грузовике — все 70, и на третий день стояния у таможни и экспедитор, и два шофера чуть не померли от жары. Какая-то добрая душа, к тому же говорившая по-английски, наконец, помогла им позвонить в Багдад и получить разрешение покинуть таможню. После этого шоферы отправились прямиком в Европу, предоставив экспедитору доставить груз по назначению.
Что он и сделал, правда, в весьма необычной манере.
— Вся еда пропала, — яростно прокричал он и, прежде чем кто-либо успел его остановить, швырнул в реку последний батон колбасы.
С быстротой молнии самый молодой член нашего экипажа перемахнул через перила и бросился в воду. Спустя мгновение он вернулся на сушу, прижимая к груди, словно ребенка, драгоценный батон. Но, увы, последний. Все остальное поглотила река.
Райский сад, где мы строили корабль, находился далеко от океана. И в Перу, и в Марокко мы спускали наши суда на воду, и нам в паруса тут же ударял океанский ветер. Здесь же нам предстояло провести тростниковый корабль по реке, змеящейся между Ираком и Ираном, до самого Персидского залива. Затем проплыть через весь забитый кораблями залив, миновать Хормузский пролив, и только после этого мы оказывались в открытом океане.
Первая проблема, с которой мы столкнулись, спустив корабль на воду, была загрязненная вода, и чем ближе мы приближались к дельте, тем грязнее становилось за бортом. Белые ломти пены, словно куски льда, парили по поверхности реки. Это были сбросы целлюлозно-бумажных комбинатов. На комбинатах тростник под воздействием химикатов превращался в мягкую массу, из которой делали бумагу. Мне, единственному из всей команды, уже доводилось плыть по этой самой реке на тростниковом плоту. Араб, живший в стоявшей на нем хижине, пригласил меня на чашку чая. Все на плоту, за исключением глиняной жаровни, было из тростника. Я измерил огромное сооружение: тридцать четыре метра в длину, пять метров в ширину и три метра в высоту. Плот высоко поднимался над водой, потому что состоял из уложенных крест-накрест пучков тростника, срезанного в августе. Араб жил на борту целых два месяца в ожидании своей очереди пригнать плот на целлюлозный комбинат. Больше всего мы сейчас боялись, что наш ковчег растворится в насыщенной химикалиями воде прежде, чем мы достигнем залива.
То, что плодоносные сады Эдема и Вавилона лежат в наши дни под слоем песка, объясняют по- разному. Некоторые считают это наказанием Божьим, другие видят причину в неумеренной хозяйственной активности шумеров. Но наше поколение пошло еще дальше и измазало черными нефтяными пятнами и золотой песок, и зелень растений. В конце двадцатого века дельта Тигра больше походит на выход канализационного коллектора или на внутреннюю часть заводской трубы. Иран и Ирак глядят друг на друга с противоположных берегов, подобно Каину и Авелю, и ведут бесконечное соревнование, кто больше изуродует нефтяными вышками прекрасную землю. Корабли со всего света стояли на якоре, одни под погрузкой нефти, другие собираясь плыть вверх по реке с товарами на борту. Нам же хотелось только одного — поскорее поймать парусами ветер и выйти в чистый открытый океан, подальше от этого хаоса.
В тропических водах всегда существует взаимосвязь между потоками атмосферного воздуха и океанскими течениями. Круглый год экваториальные течения и торговые ветра в Атлантическом и Тихом океанах имеют одно общее направление — с востока на запад. В Индийском океане, где властвуют муссоны, иная картина. Шесть летних месяцев течения испытывают влияние ветра, дующего с юга на север, а в последующие полгода — с севера на юг. Только здесь течения меняют направление в зависимости от сезона. Арабские и индийские парусники умело пользовались этим обстоятельством в своих плаваниях в Персидский залив и обратно. Смена муссонов происходила с регулярностью часового механизма и не знала сбоев.
Но сейчас, похоже, и Аллах, и боги погоды отвернулись от залива. Они больше не поддерживают вековечных традиций, словно чувствуют, что время парусных судов ушло в прошлое. Сезон дождей наступил на месяц раньше положенного, а местные арабы пожаловались нам, что в последние два года ветра стали совершенно непредсказуемыми. Когда мы оказались в Персидском заливе, наступил штиль, хотя в ноябре северный ветер должен был подхватить нас и вывести в открытый океан.
Нам пришлось обходиться редкими и слабыми порывами ветра. Точно так же, как песок похоронил под собой поля и города шумеров, наносы ила полностью изменили береговую линию. Рядом с портами возникли огромные мели, тянущиеся на многие сотни километров до самого острова Файлака у берегов Кувейта. Там мы и оказались против своей воли, пытаясь избежать столкновения с невероятных размеров супертанкером. Сильные порывы ветра с юга норовили затащить нас обратно к иракскому берегу с его кашей из кораблей, и нам пришлось идти гораздо ближе к острову, чем нам того хотелось. Однажды ночью впередсмотрящий услышал шум прибоя и тут же разбудил нас всех. Шум постоянно нарастал и вскоре превратился в неумолчный рев, раздававшийся откуда-то спереди. Земля. Рифы или скалы. Мы бросили якорь в надежде, что он зацепится за топкое дно, но только потеряли оба якоря и канат. Тогда мы выбросили якорь-тормоз — нечто вроде открытого мешка, предназначенного замедлить скорость судна. Нам повезло — было так мелко, что он зацепился за дно и удерживал нас до рассвета.
Наутро мы смогли обойти риф, возвышавшийся посреди длинной илистой мели. Однако в результате этих маневров мы оказались еще ближе к мелководью, тянущемуся вдоль острова Файлака. Ни одно судно не смогло бы пройти здесь. Вода за бортом доходила всего лишь до колена, но под ней скрывалась предательская трясина.
Мы находились в той части залива, о которой навигационные карты не писали ничего хорошего. До берега острова нельзя добраться из-за мелей и рифов, единственная гавань на острове была на его противоположной стороне. К тому же существовала большая вероятность встречи с пиратами.
И пираты действительно появились, неожиданно, как в сказке. Точно так же они появлялись и во времена Синдбада-морехода, и во времена шумеров. Они не бросились на абордаж. Они вообще ничего не предпринимали, просто ждали.
Сначала мы заметили свет керосиновых ламп на земле между скалами и послали им ответный сигнал в наивной надежде, что нам с берега показывают путь между камнями. Но на рассвете мы увидели сперва одну маленькую лодку, качавшуюся на волнах между рифами, затем другую. Через некоторое время они подошли поближе, но недостаточно близко для ружейного выстрела. Они продолжали держаться на расстоянии и только смотрели, как мы медленно, но верно приближаемся к смертоносным волнам прибоя. Нам стало понятно, что в столь трудный час мы очутились в явно неподходящей компании.
По нашему любительскому радиоприемнику Норман услышал русскую речь. Юрий заменил его у микрофона и на своем родном языке объяснил ситуацию капитану советского корабля, стоявшего на якоре в заливе. Прошло несколько часов, и на горизонте появились очертания «Славска». Он бросил якорь как можно ближе к опасному берегу Файлака и отправил нам на помощь большую спасательную шлюпку под командованием самого капитана.
После нескольких попыток русский матрос освободил наш якорь, застрявший в грязи. Ветер тут же подхватил нас и понес навстречу рифам и нас, и русскую шлюпку, несмотря на то, что она включила мотор и пыталась оттащить нас в противоположном направлении.
Уроженец Ирака Рашид, единственный из нас, кто говорил по-арабски, предложил доплыть на резиновой лодке к ожидающим добычи пиратам и объяснить, что у нас нет мотора и мы можем разбиться о скалы.
Вскоре он вернулся и принес ответ: они требуют в качестве выкупа весьма солидную сумму. В противном случае они могут и подождать.
Я склонялся к тому, чтобы начать переговоры, но капитан «Славска» Игорь взбеленился и взял бразды правления в свои руки. Он предложил им шесть бутылок водки и два ящика вина. Рашид снова отправился в путь и, вернувшись, сообщил: они мусульмане, и Аллах запрещает им пить спиртное. После этого одна лодка отошла подальше и принялась якобы ловить рыбу, а другая отважилась подойти на расстояние человеческого голоса. Рашид перевел: они удвоили цену. Русские продолжали тянуть, но нас обоих неуклонно сносило к рифу. Тут появилось третье судно, побольше, очевидно пришедшее откуда-то с материка. Оно подошло совсем близко и при ближайшем рассмотрении оказалось «дхоу» со спиленной мачтой. Если предыдущие члены команды походили на рыбаков, то эти выглядели как настоящие
