— Я верю в того же Бога, в которого верили Авраам, Иисус и Мухаммед. В Великого Духа американских индейцев. Я полагаю, если бы вдруг разом закрылись все церкви, синагоги и мечети, это стало бы величайшей трагедией для всего цивилизованного мира. Не каждый может установить обратную связь со своим внутренним «я» в реве транспортных пробок и развлекательных программ современного урбанистического общества. Нам нужно, чтобы что-то напоминало нам о другой стороне нашего существования.
— Я христианин, если христианство началось с рождением Иисуса из Назарета и не включает тех, кто пришел за ним следом. Я христианин, если для этого достаточно считать Христа великим мыслителем и важнейшей фигурой в истории человечества. Я полагаю, что ни у кого из живших на земле до и после него не были столь развиты совесть, интуиция и разум.
— Не думаю, что Бога можно и следует считать. Считать надо материальное — апостолов, Римских пап, Библии. Авраам не считал Своего Бога, равно как и Мухаммед, и уж тем более Иисус, который протестовал даже, если его почтительно называли «отцом». Есть только один Отец, — отвечал он. — Наш Отец небесный. А мы все — братья.
— Я считаю ее чрезвычайно интересным собранием отлично сохранившихся древних сказаний, имеющих в наши дни неравнозначную ценность. Я очень внимательно читал первые главы как Ветхого, так и Нового Заветов. История сотворения мира начинается со света и океана, и процесс создания описан хронологически верно — от рыб и птиц к сухопутным животным и, наконец, к человеку. Это не может быть случайностью, тут поработали либо могучий ум, либо чуткая интуиция.
— Я полагаю, Церковь воспользовалась этим словосочетанием для обозначения того, что я называю «совестью». На мой взгляд, это обратная связь с внутренним «я» человека. У науки нет более точного термина для такого странного и важного феномена — чего-то такого, что есть у каждого, но чего никто не видел.
— Мы сами создаем будущее, прямо сейчас, пока у нас еще есть для этого время. Наука достигла такой степени развития, что в состоянии расщепить природу на атомы, а атомы — на элементарные частицы. Было бы разумно выяснить, как потом все это снова собрать вместе, пока природа еще не предприняла решительных шагов для своего и нашего спасения. Если бы мне было позволено загадать одно-единственное желание на будущее, я попросил бы, чтобы все разногласия из-за веры побыстрее закончились и чтобы все, кто верит в неведомую созидательную силу, воспользовались интеллектом, совестью, интуицией, Святым Духом и всем, что есть в нашем распоряжении, чтобы сохранить природу, пока не поздно и пока длится седьмой день отдохновения.
— Тот, кто не верит в самого себя, никогда ничего не добьется.
Красная нить
— Вообще-то, я часто слышал этот вопрос. В качестве единственного ответа могу перечислить все мои экспедиции. Они были лейтмотивом моей бурной и неустроенной жизни.
Все началось с поездки на Маркизские острова в 1937–1938 годах. Я ставил перед собою двоякую цель. Как философ-экспериментатор — попробовать вернуться к естественной жизни и к тому же взглянуть на цивилизацию со стороны. Как ученый — понять, как зародилась биологическая жизнь на островах, грудами безжизненного камня поднявшихся когда-то из морской пучины. Ответ на первый вопрос был таков: человек не может вернуться назад во времени, но с другой стороны, невозможно идти вперед, не планируя последующих шагов. Что же касается второго вопроса, то разгадку появления жизни, на островах Полинезии следовало искать прежде всего в ветре и океанских течениях.
В 1939 году я отправился в Британскую Колумбию, чтобы отыскать следы тех древних мореплавателей, которые в раннем Каменном веке покинули Юго-Восточную Азию, но достигли Полинезии только в начале нашего тысячелетия. В итоге я выяснил, что индейцы, населяющие северо-западное побережье Америки, вполне могут быть тем самым недостающим звеном между азиатами и полинезийцами.
Экспедиция «Кон-Тики» началась в 1947 году. Ее целью было опровергнуть догму, будто бы плоты из южноамериканского бальсового дерева не могли переправить людей и культурные растения через океан от берегов Перу до Полинезии. Я доказал, что бальсовый плот вполне может справиться с таким путешествием и на самом деле обладает лучшими мореходными качествами, чем любое судно доевропейской эпохи. Так что когда предки современных полинезийцев впервые ступили на эти острова, они вполне могли оказаться уже обитаемыми.
Я организовал экспедицию на Галапагосские острова в 1952–1953 годах, чтобы произвести профессиональные археологические раскопки там, куда, как считалось, до прихода европейцев не ступала нога человека. Мы обнаружили обломки кувшинов и отдали их на экспертизу. Специалисты из Американского музея естественной истории определили, что это — осколки по меньшей мере 131 горшка, изготовленных в Эквадоре и Перу еще до возникновения культуры инков.
Следующую группу археологов я привез на остров Пасхи в 1955–1956 годах. Мы искали следы путешественников, которые могли приплыть сюда из Перу на плотах из бальзового дерева задолго до предков нынешних полинезийцев. Мы обнаружили остатки доселе неизвестной цивилизации, предположительно с южноамериканскими корнями. Результаты раскопок, равно как услышанные легенды, пробудили во мне интерес к кораблям из тростника как к возможному инструменту распространения древних цивилизаций.
В 1961 году я отплыл от берегов Марокко на тростниковом корабле «Ра I» с целью опровергнуть догму, будто тростниковые суда могли использоваться исключительно на реках, поскольку тростник-де не выдержит в воде более двух недель. Мы выяснили, что суда из папируса могут месяцами держаться на плаву при условии, что пучки тростника связаны надлежащим образом.
В 1970 году на борту «Ра II» я проплыл от Марокко до Барбадоса и доказал, что правильно построенному тростниковому кораблю вполне по силам пересечь Атлантический океан. Мы также продемонстрировали, что папирусные суда древнейшего населения Северной Африки и Средиземноморья могли добраться до Америки не хуже ладей викингов или европейских каравелл.
Во время экспедиции 1977–1978 годов на «Тигрисе» я снова ставил эксперимент как над кораблем, так и над командой. Я хотел доказать, что даже в условиях ограниченного пространства и сильного стресса люди различного цвета кожи, национальности и вероисповедания вполне могут мирно сосуществовать и вместе работать. Также я доказал, что месопотамский тростник «берди» ничуть не хуже подходит для строительства кораблей, чем папирус. Если срезать «берди» в правильное время года, то он держится на плаву достаточно долго, чтобы построенные из него суда шумеров могли в одно плавание достичь и берегов
