– Еще бы. После такой ночи.
– Что вы этим хотите сказать?
– Не нужно больше скрываться от меня, де Керадель, – сказал я, – не нужно после этой ночи.
Он медленно спросил:
– А что вы помните об этой ночи?
– Все, де Керадель. Все, начиная с ваших убедительных объяснений, как тьма порождает жизнь, порождает эволюцию. А доказательство – то, что мы призывали к Пирамиде.
– Вам это приснилось.
– И это?
Я поставил блюдо в пятнах на стол. Глаза его стали шире, он переводил взгляд с меня на блюдо.
– Где вы это нашли?
– Рядом со своей постелью. Когда недавно проснулся.
Вены на его висках вздулись и запульсировали, он прошептал:
– Зачем она это сделала?
Я сказал:
– Потому что она мудрее вас. Потому что знает, что мне нужно говорить правду. Потому что верит мне.
Он сказал:
– Некогда она уже поверила вам. Это дорого стоило и ей, и ее отцу.
– Когда я был владыкой Карнака, – рассмеялся я. – Владыка Карнака прошлой ночью умер. Так она сама мне сказала.
Он долго смотрел на меня.
– Как умер владыка Карнака?
Я грубо ответил:
– В объятиях вашей дочери. И теперь она предпочитает… меня.
Он оттолкнул кресло, подошел к окну и долго смотрел на дождь.
Потом вернулся к столу и спокойно сел.
– Карнак, что вам приснилось?
– Пустая трата времени рассказывать. Если это был сон, вы внушили его и поэтому знаете. Если не сон, вы там были.
– Тем не менее прошу вас рассказать.
Я изучал его. что-то необычное в этой просьбе, похоже, он искренен. И тут в колесе моих стройных суждений появилась палка.
Я решил выиграть время.
– После еды, – сказал я.
Во время завтрака он молчал; но когда я поднимал взгляд, он смотрел на меня. Казалось, он о чем-то напряженно думает. Я пытался извлечь палку из колеса своих рассуждений. Удивление и гнев при виде блюда кажутся искренними. Но в таком случае не он поставил блюдо у моей кровати. Поэтому не он хочет, чтобы, проснувшись, я вспомнил – сон или реальность.
Значит Дахут. Но почему она хочет, чтобы я вспомнил, если ее отец этого не хочет? Единственный ответ – между ними конфликт. Но может быть и другая причина. Я был очень высокого мнения об уме де Кераделя. Не думаю, чтобы он стал спрашивать у меня то, что сам уже знает. По крайней мере не без причины. Означает ли его вопрос, что он не принимал участия в вызове Собирателя? Что никаких жертвоприношений не было… что все это иллюзия… и что не он создал эту иллюзию?
Что все это работа одной Дахут?
Но погоди! Не означает ли это также, что зеленая жидкость предназначалась для того, чтобы я все забыл? И что по какой-то причине у меня оказался частичный иммунитет против нее? И теперь де Керадель хочет понять, до какого предела простирается этот иммунитет… сравнить мои воспоминания с действительностью?
Но остается блюдо; и дважды я видел страх в его глазах, когда к нему обращалась Дахут… все-таки между ними трещина… и мне нужно этим воспользоваться.
А может, кто-то другой, не Дахут, поместил блюдо рядом со мной?
Я вспомнил голос Ральстона, перешедший в жужжание мухи. Услышал, как Дик кричит мне:
– Берегись, берегись Дахут… освободи от Собирателя, Алан.
В комнате потемнело, как будто дождевые тучи спустились еще ниже, все заполнили тени.
Я сказал:
– Отпустите слуг, де Керадель. Я вам расскажу.
Я рассказал. Он слушал не прерывая, с неизменным выражением лица, бледные глаза время от времени
