необходимые покупки, включавшие два картонных чемодана. Прогуливаясь по Елисейским полям, он выкидывал одежду Рене в мусорные корзины — он сохранил лишь ее трусики.
Каждый раз, возвращаясь домой, он готовил себе очередную порцию из холодильника. Плоть показалась ему безвкусной — слегка похожей на телятину — и довольно жесткой, так что для улучшения вкуса ему пришлось приправлять ее солью, перцем и горчицей. Но ее поедание все еще порождало то самое фетишистское возбуждение.
Субботним вечером он вызвал такси и отвез зловещие чемоданы в Булонский лес.
Изуродованное тело произвело сенсацию, и, когда два дня спустя Сагаву арестовали, практически каждая газета во Франции вышла под сенсационным заголовком о японском каннибале. Лицо, глядящее с таблоидов, казалось лицом монстра-садиста. Бесстрастное восточное лицо, темные глаза, смотрящие прямо в камеру, ясно говорили страдающим ксенофобией французам о хладнокровном убийце-психопате.
В большинстве рассказов об этом преступлении Рене Хартвельт фигурирует как «подружка» Иссеи Сагавы. Было попросту легче относиться к ней именно так.
Рене Хартвельт
Телевидение освещало события чуть более сдержанно, чем желтая пресса. При наличии чемоданов и прочих мерзких улик телевидение могло себе это позволить. Но едва ли в телевизионных репортажах было меньше отвращения, изумления и непонимания.
«Это не для чувствительных зрителей, — предупреждал диктор. — Бернар Марчетти поведает вам об ужасной истории кровавого чемодана, найденного в Булонском лесу». Далее репортер описывал то, как остатки молоденькой студентки были обнаружены «при пугающих обстоятельствах». И снова на зрителя глядело бесстрастное восточное лицо.
«Этот человек— каннибал. Его зовут Иссеи Сагава, и он родился в Кобе 32 года тому назад. В прошлый четверг он выстрелил молодой голландской студентке в голову, разделал ее труп и хранил останки в своей квартире до субботы. За это время он съел несколько кусков ее тела. Когда его арестовала полиция, части ее тела были обнаружены в его холодильнике…».
До этого момента история основывалась на фактах. Затем шли домыслы. В конце концов, зачем кому- то убивать и съедать девушку, если не из-за несчастной любви?
«Он любил ее. Она его — нет. Во вторник, когда она снова отвергла его, он ее убил». Такой точки зрения — основанной исключительно на догадках — придерживалось большинство газет; одна из газет писала, что Сагава писал ей любовные письма, но она сказала ему с симпатией, что они могут лишь остаться друзьями. В других сообщалось, что друзья Сагавы заявляли, что Рене только из жалости согласилась прийти к нему на квартиру.
В это неверное толкование истории был посвящен и судья Жан-Луи Брюгье, которого назначили для изучения и рассмотрения дела, когда он впервые встретился с Сагавой на следующий день после его ареста. «Судья, ведущий допрос»
Когда Иссеи Сагаву привели в этот кабинет, он обнаружил, что перед ним импозантный крепкий мужчина, за грубым и надменным поведением которого скрывается острый ум и сочувственное желание понять.
Судье же сразу стало очевидно, что робкий, учтивый молодой человек вовсе не был монстром- садистом, к встрече с которым его подготовили таблоиды. Как и полиция, Брюгье был поражен кристальной честностью Сагавы и его умом. Но что он действительно хотел знать, так это то, как кто-то мог захотеть съесть привлекательную девушку, вместо того, чтобы заняться с ней любовью, как любой нормальный француз. Ответ Сагавы оказался ошеломляющим и почти непостижимым. Он объяснил, что был одержим каннибализмом еще с тех пор, как был маленьким ребенком, задолго до своего сексуального пробуждения. Со временем эта одержимость приняла форму желания попробовать женскую плоть.
Все началось, когда Сагаве было года три. Каждый год на новогодней вечеринке он и его младший брат играли в одну и ту же игру. Их дядя Мицуо — популярный рок-певец — изображал чудовищного великана-людоеда, собирающегося проглотить двух ребятишек. Их отец играл отважного рыцаря и защищал их. Но великан всегда побеждал; сперва он ослеплял и убивал рыцаря, затем хватал двух хихикающих детей и бросал их в огромный котел. И все это записывалось на камеру.
Оба ребенка любили эту игру — в конце концов, дети любят притворяться испуганными, когда знают, что бояться нечего. Но Иссеи, который всегда был маленьким и тощим, обнаружил, что это пробуждало в нем что-то нездоровое и мазохистское. Он находил сказочные истории о чудовищах, поедавших человеческую плоть, и чувствовал, что они вызывают в нем дрожь, пугающую и, в то же время, странно возбуждающую.
И когда в отрочестве началось сексуальное пробуждение, его фантазии были не о сексе, но о поедании мягкой женской плоти.
По мере взросления фетишем Иссеи становились именно красивые западные женщины вроде Грейс Келли, чьи соблазнительные белые плечи вызывали в нем желание съесть их. Белые плечи всегда были важной частью его фантазий.
Они стали так беспокоить его, что когда ему было 15, он позвонил психиатру, чтобы спросить совета. Психиатр отказался давать советы по телефону, и Иссеи повесил трубку. Он пытался рассказать обо всем своему брату, но тот посмеялся над этим, как над шуткой. И тогда он решил больше никогда и никому об этом не говорить.
В Японии было немного западных женщин, способных пробудить его желание. Но на третьем году обучения в Токийском университете Вако, где он изучал литературу, его одержимость обратилась на 35- летнюю немку, преподававшую немецкий. Однажды ночью он забрался в ее открытое окно и увидел ее спящей в кровати почти обнаженной.
Он подумал о том, чтобы оглушить ее и вонзить зубы в плоть, но когда он случайно коснулся ее тела, она проснулась, начала кричать и отбиваться.
Сагаву арестовали, а женщина приняла от его отца денежную компенсацию в обмен на снятие обвинений. Но Сагава так и не осмелился признаться — даже обследовавшему его психиатру — в том, что намерением его было не изнасилование, а поедание женщины. Сама идея была столь нелепой, что ее было стыдно облачать в слова.
После получения степени магистра гуманитарных наук за работу по литературе Шекспира он в 1977 году в возрасте 28-ми лет прибыл в Париж и был внезапно окружен множеством красивых западных женщин. Японские женщины скромны в одежде и склонны скрывать под ней как можно больше. В Париже женщины, демонстрирующие голые плечи, голые руки, низкие декольте и короткие юбки, сидят, положив нога на ногу, в каждом кафе.
Вскоре фантазии, одолевавшие его днем и ночью, стали так лихорадочно навязчивы, что превратились в источник агонии. Он чувствовал, что был сразу двумя людьми, один из которых был «зверем». Ему в голову пришла идея, что, если он воплотит свою фантазию в жизнь, зверь окажется удовлетворен и оставит его в покое. Вот тогда-то грезы о каннибализме начали обращаться в планы их воплощения.
Я увидел на улице западную женщину. Мои фантазии обрели собственную жизнь, словно проскользнув в окно сознания. Она повернулась спиной. Я должен взять ремень и удушить ее. Когда она потеряет сознание — что ж, мне немедленно понадобится изолента, чтобы заклеить ей рот. Чтобы связать ей руки и ноги, мне также понадобится веревка. Затем я раздену ее. Теперь я ее изучаю — ее гениталии, ее зад. Я иду на кухню и беру нож; вот я режу ее и готовлю ее плоть на сковороде. Но постойте — нужно ли мне ее убивать? Я не хочу убивать — я лишь хочу есть.
