упомянуть ритуальные традиции воспитания детей в племени самба в Новой Гвинее, которое почитало сперму и считало ее субстанцией, поддерживающей жизнь в не меньшей степени, чем грудное молоко.[64] Достигнув семилетнего возраста, дети клана мужского пола отделялись от своих матерей для того, чтобы жить исключительно вместе со взрослыми мужчинами и другими мальчиками. Полагая, что половая зрелость не наступит до тех пор, пока они не будут накачены спермой, опытные мужчины, считавшие мальчиков находящимися на их воспитании, занимались с ними оральным сексом, что было частью проводимого ритуала посвящения. Так происходило до тех пор, пока дети не вырастали, и им не присваивался статус полноправных охотников. Этнологи утверждают, что педерастия эпохи палеолита первоначально объединяет подобное поклонение сперме с каннибализмом мозговой ткани и ткани спинного мозга, проглотив которые хотя бы раз, можно передать храбрость и мужественность следующему поколению.
Аристотель упоминал о первом официальном педерастическом ритуале инициации, как средстве, введенным царем Миносом на острове Крит для ограничения рождаемости. [65] Это требовало изоляции женщин и объединения детей с мужчинами. Это ход, который может рассматриваться как зарождение мужской гегемонии над потомством.
С Крита подобная практика перешла и в Грецию, где она распространилась и стала основой эллинской культуры. Педерастия активно поощрялась философами, например Платоном (от его имени и возник термин «платонические отношения»), Сократом и Гомером, который полагал, что педофилические отношения стояли выше, чем простое воспроизведение рода мужчиной и женщиной, так как их целью было образование и обучение философии. Такому «баловству» с детьми был найден божественный аналог в истории о Зевсе и Ганимеде. Возбужденный его молодостью, Зевс похитил Ганимеда и вознес его на небеса на спине орла. Там он заменил Гебу (девственный аспект богини Геры) и стал небесным супругом Зевса и его виночерпием, раздающим амброзию бессмертия.
Изложенная в непристойном и грязном виде история многовековой педерастической культуры вошла в «Последнее эссе» сэра Ричарда Фрэнсиса Бертона, приложение к переводу «1001 и одна ночи», вышедшее в 1885 году.[66] Бертон предположил, что педерастия первоначально была обусловлена географическим положением и климатом, а вовсе не родовой или расовой принадлежностью или культурными особенностями. Он отмечал так называемую «сотадическую зону» (где «порок широко распространен и слишком отвратен, чтобы считаться просто небольшим грешком»[67]), простиравшуюся от северной до южной границ Средиземноморья, проходящую через полуострова Малой Азии, Индокитай и тянувшуюся до островов Южных морей и Нового света. Он считает, что в этой зоне существует «искажение любовных чувств», приведшее к «смешению мужского и женского темперамента».[68] Кроме того, эта зона, где не существует границ между соседними территориями, вполне могла быть местом зарождения гуманизма; она могла быть единственным местом, в котором сохранялась нетронутой истинная бисексуальная натура человека; зоной, где психосексуальные импульсы были превращены в обряды, чтобы сделать их безопасными для общества.
В диалоге «Пир» Платон использовал миф, рассказанный ему драматургом Аристофаном, для того чтобы постулировать генетическое объяснение явных различий в сексуальных предпочтениях. Первобытные человеческие существа изначально были созданиями с четырьмя руками, четырьмя ногами, двумя лицами и двумя наборами половых органов (спереди и сзади). У них было три пола (мужской, женский и андрогинный). Чтобы удовлетворить честолюбие этих непокорных созданий, Зевс навсегда перевел их в состояние полового замешательства, разделив пополам. Каждая из половинок желает восстановления своих, заложенных самой природой, отношений с представителем такого же пола. Мужчины же и женщины, жаждущие друг друга, были получены в результате разделения гермафродита.
Юные жертвы Томаса Гамильтона
Бертон злонамеренно приводит цитату из другого мифа, «Анан-дрин», о сотворении человека, взятого из «Эротической книги» Мирабо, в котором речь идет о том, как Адам, спаривавшийся, по мнению некоторых талмудистов, со всеми видами животных, тем самым изуродовал работу Бога и породили «чудовищ, неспособных к самостоятельному размножению, подобному размножению в растительном мире».[69] А это, в сущности, и есть та роль, что была отведена педофилии. Чудовище с неуравновешенной психикой символизирует «возвращение подавленного», дикая натура которого была взбудоражена (особенно в последнее время) недавними печально известными деяниями Йэна Брейди, Джона Уэйна Гейси, Карла Панцрама, Джеффри Дамера и Марка Дютру. Все они потворствовали своим необычным садистским порокам, появившимся в результате извращенной патологии, однако никто из них не мог сказать, что занимался с юношами содомией (и в дальнейшем жестоко их убив) ради чистой любви или дружбы, поэтому в буквальном смысле слова «педофилами» они не были.
Несомненно, история Жиля де Рэ, маршала Франции и сподвижника Жанны д’Арк, произошедшая в XV веке, сделала дурную славу всем педофилам (а также христианским аристократам и развратникам), которая прилипла к ним, как сперма к детскому личику — зрелище, знакомое сказавшему это человеку, сидевшему на изуродованных детских телах некоторых из своих жертв и энергично мастурбировавшему, в то время как кровь все еще хлестала из их ран.[70] Жиль признался в пытках, содомии и убийстве 140 ни в чем не повинных детей (преимущественно мальчиков), но на самом деле он мог убить на 650 человек больше, хотя и без этого, любому современному маньяку далеко до маршала Франции. Франциско Пелати, церковный служитель с выбритой на голове тонзурой, убедил Жиля в том, что девственная кровь убитых детей могла использоваться для алхимической трансформации обычного металла в золото посредством вызова демонов.
В XVII веке, в Венгрии, графиня Елизавета Батори, своего рода Жиль де Рэ в юбке, привыкла принимать ванны из крови девственниц, которая, как она надеялась, была эликсиром молодости. Кровь получали ежедневно при помощи «железной леди», в которой, как считала сама графиня, было убито около 650 несчастных девиц (в XX веке детоубийца Альберт Фиш тоже верил, что «чистоту молодости» нужно принимать внутрь. Он без малейшего раскаяния признался в том, что убил, приготовил и съел девственное тело 10-летней Грейс Бад).
Маркиза де Сад также подозревали преступном обхождении с подростками, которых он привлек в «эротический театр» и довел до полного «расстройства рассудка». Во время его преследования по «делу о маленьких девочках» — оргии, длившейся в течение целого месяца зимой 1774 года, де Сад так прокомментировал сложившееся о нем мнение: «В этих краях я слыву оборотнем».[71]
Чудовищу нужно что-то, за чем он может охотиться, а с осознанием того, чем на самом деле для нас являются дети, произошедшего в эпоху королевы Виктории, удача отвернулась от педофилов. До того времени дети рассматривались просто как «маленькие взрослые», а термина «ребенок» попросту не существовало. В книге Джеймса Кинкейда «Любовь к ребенку», посвященной викторианской культуре, в центре которой находилось дитя, выдвигается предположение, что подобное изменение отношения к ребенку было связано исключительно с детской сексуальностью.[72] Автор отмечает, что первоначально термин «ребенок» был определен в третьем издании научной работы Уильяма Эктона «Функции и расстройства репродуктивных органов в детстве, юности, взрослом возрасте и преклонных годах» как стадия человеческого развития.
Другие биологи вскоре последовали этому примеру, определяя детство как бесполое состояние, предшествующее половой зрелости и заканчивающееся тогда, когда организм начинает выделять жидкости (менструации у женщин, эякуляции у мужчин). Все это, по мнению Кинкейда, дало незамедлительный результат в виде законов о совершеннолетии и брачном возрасте, который в 1861 году увеличился с 10 до 12 лет, а к 1885 году — до 16 лет.[73]
После определения ребенка как бесполого существа, «пустого сосуда», его наполнили разного рода цивилизованными представлениями. Одна из идей заключалась в том, что дети по своей сути очень схожи с Адамом, «полны замыслов» и «крайне испорчены с самого рождения». Наряду с подобным представлением ребенка как «примитивного, нецивилизованного дикаря»,[74] появились соответствующие детям особенности, такие, как невинность, непорочность и притягательность,
