миновал коридор, забрызганный кровью, остановился в дверях, ведущих в большой холл, обернулся ко мне, улыбаясь по-прежнему. Пол и стены в холле тоже были забрызганы кровью и везде валялись куски мяса, словно бы пропущенные через мясорубку с большими ячейками. В бытность полицейским я многого насмотрелся, но такое видел впервые. Мы обошли все помещения первого этажа, поднялись на второй, где было три двери. Маньяк вошел в первую, я — за ним.
Это была детская спальня с грудой разноцветных больших мягких и резиновых игрушек в углу. Кроватка пуста. Ни крови, ни трупа. Я уже хотел сказать, что здесь никого нет, но груда игрушек вдруг зашевелилась. Из нее вылез мальчик лет пяти в многоцветной, словно сшитой из лоскутов, пижаме, благодаря которой казался ожившей игрушкой. Он подбежал к Маньяку и вцепился в пятнистые маскировочные штаны двумя ручонками.
— Все в порядке, малыш, не бойся, — сказал Маньяк и погладил мальчика по голове. — Сейчас мы прогоним его, подожди нас здесь.
Мальчик безмолвно мотал головой, отказываясь расставаться с нами. Маньяк с трудом разжал его пальцы, отрывая от своих штанов.
— Давай, я с ним останусь, — предложил я. — Ты ведь и без меня справишься.
— Нет. Приказ, — отрезал Маньяк.
Пришлось мне идти за ним. Он направился к дальней двери, а мне показал на ближнюю. Это была спальня родителей. Запах тонких сладковатых духов переполнял ее. Горел и верхний свет, и ночник у кровати. Она была застелена, но поверх покрывала лежала темно-коричневая мужская пижама. Под кроватью что-то зашуршало. Я присел и увидел мальчика лет восьми, видимо, старшего брата того, что мы встретили в предыдущей комнате.
— Вылезай, не бойся, — позвал его. — Я из полиции.
Мальчик выбрался из-под кровати, не отрывая от меня взгляда круглых от страха глаз. На нем была большая белая рубашка, наверное, отцова, забрызганная кровью. Руки терялись в длинных рукавах и казалось, что их нет, оторваны, поэтому рубашка и в крови.
— Ты не ранен? — спросил я.
Он ничего не ответил, схватился рукой через рукав рубашки за ствол пистолета.
— Не бойся… — хотел я упокоить и вдруг почувствовал, что у меня выдергивают оружие.
Сила рывка была удивительно велика, будто я — ребенок, а отнимает взрослый. Пистолет содрал шкуру с указательного пальца, которым я успел нажать на курок. Сухой хлопок прозвучал еле слышно. Пуля срикошетила от пола и выбила в стене выемку диаметром с блюдце. И тут я заметил бездонную пустоту глаз мальчика. Они были просто круглыми, ни страха, ни других эмоций. Я отшатнулся, пытаясь выскочить из комнаты, но мальчик неестественно быстро переместился, перекрыв мне путь к отступлению. Я смотрел на него, маленького и безобидного на вид, и мне было жутко, что сейчас погибну, но все равно не смогу ударить его. Мальчик уронил пистолет на пол и направился ко мне. Он не шагал, как люди, а перемещался, будто его подвозили на невидимой платформе. И вдруг замер, а потом отодвинулся от меня. Мне показалось, что в его круглых глазах появился страх, даже ужас, наверное, такой же, как в моих глазах.
В дверях комнаты стоял Маньяк. Он улыбался радостно, губы расползлись до ушей. Глаза неотрывно смотрели на мальчика и излучали любовь и обожание. Но стоило мальчику двинуться в его сторону, не нападая, а желая выскользнуть из комнаты, как прозвучал сухой хлопок выстрела. Пуля попала примерно в середину тела. Белая рубашка быстро потемнела, стала темно-коричневой с фиолетовым оттенком. Лицо мальчика искривилось и как бы постарело — столько в нем было боли, страдания.
Радостная улыбка на лице Маньяка сменилась на искусственную.
— На сегодня все, — грустно произнес он и вышел из комнаты.
Я поднял с пола свой пистолет и последовал за ним. В коридоре увидел мальчика, не сразу понял, что это тот, первый, и чуть не выстрелил. Да, прав был Полковник, я буду молчать. Стоит опубликовать фотографию инопланетянина — и десятки, если не сотни мальчишек станут жертвами слишком нервных взрослых. Ясно стало и почему для этой работы используют детоубийцу. Психика нормального человека долго бы не выдержала. Умен Полковник.
— Он приказал подставить меня? — высказал я догадку.
— Может быть, — нехотя ответил Маньяк.
— А почему ты спас?
— Не люблю быть должником, — бросил он через плечо, продолжая гладить мальчика по голове. В жестах Маньяка было столько нежности, заботы, что не верилось в его истинную сущность.
— Как ты понял, что этот — землянин? — спросил я, чтобы переменить тему разговора.
— Дети не боятся меня, — ответил он и улыбнулся чуть естественнее.
