переизбытка. Я закурил папиросу, наполовину высыпавшуюся и согнутую, видать, помял пачку во время бегства от волн, бодро, как по команде «Подьем!», подпрыгнул с земли и пошагал через поляну по тихой, мягкой траве. Атомная станция где-то севернее меня, значит, надо идти на юг, примерно на луну.
Вскоре я вышел на дорогу, не ту, по которой меня вез грузовик, та была четырехполосная, а эта — трех и давно не ремонтированная. Такие дороги обычно соединяют город с селом, в чем я и убедился, отмахав километра два и наткнувшись на дома. Именно наткнулся, потому что издали принимал их за лесополосы, лишь когда приблизился вплотную, заметил, что между деревьями стоят дома, темные и неприветливые. Ни единого окна или фонаря не светилось. Ни единого звука не слышалось. Казалось, что люди, животные и даже электричество затаились, ожидая чего-то страшного. Как бы они меня не перепутали с этим страшным: только открою дверь в какой-нибудь дом, как везде загорится свет, выскочит народ с дубьем и кольем и забьет меня, приняв за очеловечившуюся радиацию. Впрочем, никто не выбежит, потому что никого здесь давно уже нет. Но поверить в это было трудно, глядя на целые и кажущиеся в темноте ухоженными дома.
Село большое, на райцентр тянет. Я долго ходил по безлюдным, погруженным во мрак улицам, присматривался и прислушивался, надеясь найти хоть какой-нибудь признак жизни. Не нашел и решил остановиться в доме на окраине, поближе к лесу. Дом был крыт оцинкованным железом, которое засветилось, когда луна выползла из-за туч, и создавалось впечатление, что крыша сделана из мутного стекла, а внутри дома горит большая лампа — хоть что-то, напоминающее о жизни в этом мертвом селе. Судя по крыше, хозяин здесь жил рачительный, из тех куркулей, с которыми советская власть безуспешно боролась семьдесят лет. В таком доме должно быть все и на все случаи, к соседям ни за чем ходить не придется.
Калитка во двор была закрыта, и я ее закрыл за собой, причем автоматически, как бы под влиянием чужой привычки к порядку. От калитки к дому вела заасфальтированная дорожка, вдоль которой у земли была натянута толстая проволока для собаки, чтобы могла добраться в любом уголке подворья до непрошеного гостя. От проволоки к будке извивалась по земле цепь с расстегнутым ошейником, длинным и широким, на таком не собаку, а теленка держать. Подворье заканчивалось двумя сараями, за ними шел огород, упиравшийся в лес. Дом был справа, ладный такой, с большими окнами и с навесом над крыльцом. На крыльце валялся амбарный висячий замок, видать, сбитый с двери, На всякий случай я постучался. Эхо от стука было коротким, будто упало внутри дома в глубокую яму. Я толкнул дверь и зажмурил глаза, ожидая вспышки света. Дверь открылась бесшумно и никто не включил свет. Я замер на пороге, не решаясь войти в чужое жилье. Говорил себе, что бояться нечего, этот дом теперь ничей, но никак не мог сделать шаг вперед, словно впереди меня ожидала та же участь, что и хозяев — быть изгнанным. В нос мне ударил запах зверобоя, наверное, висит в сенях на стенах, заготовили для самолечения. Моя теща всегда настаивала на зверобое самогон, утверждала, что не только запах сивухи отбивает, но и лечит от всех болезней. Не знаю, лечит он или нет, зато у тещи всегда была уважительная причина опрокинуть рюмашку. Зверобоя каждое лето она запасала вагон и маленькую тележку. Воспоминание о родственнице примирило меня с чужим жильем и прогнало дурацкий страх. Я достал из кармана коробку спичек зажег одну, от нее — клочок бумаги, валявшийся на полу, и уверенным, хозяйским шагом вошел в дом.
4
Самая главная примета свободного человека — вставать, когда хочешь. Кто-то, может, не согласится со мной, но это его личные трудности, а у меня все хорошие воспоминания начинаются с того, как я выбрался из постели не по звонку будильника. Впрочем, сейчас у меня нет будильника, мог бы прихватить, но не захотел. Пользуюсь ходиками, висящими на стене. Они уже старые, краска облупилась даже на кукушке, отчего птица кажется общипанной. Она только. что выскакивала и хриплым, испуганным голосом откаркала полдень. Сейчас я встану, схожу умоюсь под краном во дворе, потом отрежу от подвешенного к потолку на кухне копченого окорока, пахнущего можжевеловым дымом, солидный шмат и буду жевать его со сладким печеньем, пока не разгорится печка и не вскипятит чайник. Продуктов у меня много, особенно мяса и круп, насобирал по селу. Сначала брал все подряд, потом самое вкусное, но все равно кухня завалена банками, мешками, коробками и ящиками. Особенно много мяса, засоленной свинины, закрученной в трехлитровые банки, как варенье, но только не на зиму, а на лето, ведь в холодильник все не засунешь. Так же много печенья и конфет, несколько ящиков, принес их из магазина, Вот только с хлебом туго, мука есть, но печь не умею. Поэтому мешок с ней стоит в дальнем углу. Мыши прогрызли мешок в нескольких местах, жрут муку без зазрения совести: умудрились проложить белую дорожку от мешка к норе. Надо будет кошку завести, видел я одну в соседнем дворе. Облезлая, худющая. Заметила меня, зыркнула дико и — шасть в кусты. Озверела, бедняжка, из такой получится хороший охотник за мышами.
Я лениво выбираюсь из-под ватного одеяла, опускаю ноги на холодный деревянный пол. От пола тянет сыростью, плесенью, а от стен — влажной известью, точно белили их вчера вечером или сегодня утром. И вообще, дом пропитан слишком сильными запахами. Первый день я как-то не замечал этого, а теперь они становятся все резче и резче, даже дышать трудно. Я хотел переселиться в другой дом, но и там не лучше, только запахи немного не такие. И с акустикой здесь что-то непонятное. Уже на второй день я начал слышать, как капает вода из крана во дворе, как шелестят листья в саду и лесу, потом дошло до того, что я начал слышать падение пылинок в доме. Представляете, какой грохот стоит вокруг меня?! Иногда он усиливается настолько, что у меня начинают болеть уши, будто по ним с размаху хлопнули ладонями. Что-то подобное я на службе испытал, когда три натовских противолодочных корабля сели на хвост нашей подлодке и обстреляли из гидроакустических «пушек». По лодке со всех сторон и вразнобой словно огромными кувалдами молотили, ничего делать не можешь: ни спать, ни есть, ни службу нести. Одно желание — стукнуться головой обо что-нибудь твердое и острое, чтобы она раскололась и грохот выплеснулся из нее. Трое суток казнили нас натовцы, мы уже на пределе были, и если бы командир не сумел оторваться от них, пришлось бы всплывать и рассекречивать подлодку. Нашел и я способ отрываться от шумов и запахов. Заметил, что днем они послабее в доме, а ночью — на свежем воздухе. Так и живу: днем отсыпаюсь в доме, а по ночам шляюсь по селу, «хожу в гости».
Сейчас полнолуние, по ночам так светло, что и фонарей не надо. Обычно я обхожу все село, ненадолго заглядываю в дома, роюсь в шкафах и столах. Я уже не боюсь, что застукают хозяева, перебираю вещи и бумаги не спеша, пока не достанут запахи и звуки. У меня теперь имеется полный гардероб на все времена года. Есть и документы — водительские права на одно имя и свидетельство о рождении и военный билет на другое. С такими ксивами не пропадешь, можно ехать куда хочешь, устраиваться на работу и поплевывать на милицию: документы выданы местными органами власти, а вся страна знает, что это за район, никто не пристебется с вопросом, почему у тебя нет паспорта? Облучился паспорт и сдох — вот почему! Эх, поскорее бы в путь. Загляну к Мишке, чтобы с женой установить связь, и поеду дальше, пока срок давности не выйдет. А может, и без жены обойдусь, похолостякую малость. Ох, скорей бы волосы отросли! Ладно бы только запахи и звуки доставали, а то еще и видения всякие чудятся. Позапрошлой ночью я видел в той стороне, где атомная электростанция, огромный оранжево-красный гриб, какой бывает при взрыве атомной бомбы. Я было подумал, что еще один блок рванул. Но ведь писали, что остальные блоки остановлены, и по радио ничего не передали, ни по нашему, ни из-за «бугра». У меня есть транзистор, слушаю новости иногда, чтоб совсем от жизни не отстать, а то опять какая-нибудь перестройка начнется, а я и знать ничего не буду.
А этой ночью я покруче диковинку видел. По небу она летала. Желтая и круглая, на луну похожа. Я сначала ее за луну и принял, а потом гляжу — движется, причем так быстро, что задняя половина как бы растягивалась и казалась смазанной, и неправильно как-то летела, не так, как самолеты или вертолеты, а будто по невидимой прямой, проходящей около Земли. Сперва диковинка пронеслась с юга на север, затем — с востока на запад. Я думал, больше не появится, как вдруг заметил ее летящей низко над землей и прямо на меня. Я хотел упасть под забор и закрыть голову руками, словно услышал команду «Вспышка спереди!», но диковинка опустилась в лесу на землю. Вскоре опять появилась, полетела в другую сторону и опустилась примерно в том месте, где я очухался после бегства от АЭС, на той полянке с серебристыми деревьями и травой и с радостно журчащим ручейком. Может, диковинка там водой заправлялась? Ведь
