мастерской. Это означало, что стучит швед Саттеруп, который оставался один в книжной лавке, и что пришел к нему охотник до купли книг, а объясниться он, швед, с ним не может. Марьяна выглянула в окошко и охнула — перед галдареею стояла карета купца Канунникова, запряженная цугом — шесть лошадей цепочкой. Так разрешалось ездить лишь князьям да окольничим, но Канунников благодаря своему миллиону сам себе окольничий.
Там, в библиотеке, царил аромат лаванды и веянье вееров. Цвела улыбками красавица Стеша в летнем, шафранового цвета платье, в прическе «Сугубая огорчительность» (волосы распущены по спине). Вокруг вертели бочкообразными юбками и юная мачеха Софья, и достойная мценская полуполковница, и немка Карла Карловна.
А перед ними выказывал себя не кто иной, как Максюта. Недавно он вернулся из нетей — повинился, стал на колени под образами. Авдей Лукич Канунников, вопреки своему всегдашнему суровству, его помиловал, батогов не назначил, даже пожаловал свой почти новый кафтан табачного цвета с роговыми пуговицами, в котором Максюта сделался похож на какого-нибудь ученого немца.
— Милостивые государыни! — разливался Максюта, кланяясь так, что пальцы почти до полу доставали. — Ей-ей напрасно вы меня не послушали и зашли в сию так называемую библиотеку. Забавных картинок или песен здесь вы не найдете, разве что купите указов об отыскании татей или об уплате мзды ночным стражам порядка. Забавные картинки не здесь, забавные картинки дальше, через мост, у самых у кремлевских ворот…
— Уж этот Максютка, прохиндей! — возмутилась баба Марьяна, сбегая по лестнице. — Давно ли хлеб-соль нашу ел, а теперь покупщиков от нас отваживает!
И вбежала в библиотеку, всплеснув руками:
— Ах, Софья Пудовна, ах, Степанида Авдеевна, ах, Карла Карловна, честь-то какая!.. — Пригласила к себе в горницу. — Сей же миг будут кофеи, шоколаты или чего прикажете…
Стеша отказалась от кофею и шоколату, все оглядывалась — а где же Василий Васильевич, ваш младой библиотекарь? Киприанов-старший, еле успев натянуть парадные чулки, камзол, кафтан с искрой, спустился к гостям, неловко раскланивался, объясняя, что все уехали на сенокос, — что поделать, пора такая! Поминутно ронял очки и был ужасно похож на своего сына.
Воспользовавшись замешательством, Максюта вновь пытался увести Канунниковых на мост к кремлевским воротам, но Стеша обратилась к Василию Онуфриевичу:
— Пожалуйте, герр Киприанов, дайте нам реестр некоторый, то есть разъяснение касательно книг…
А полуполковница и немка-гувернантка, с ними шалун Татьян Татьяныч пошли вслед за Марьяною и пили у нее кофе. Марьяна сама тоже пила, дула в блюдечко и мысленно морщилась — и кто его придумал, басурман, это гадкое кофе?
— Ах! — говорила мценская полуполковница. — Ранняя жара весною вредна. У меня от сего в грудях теснение и по всей природе моей великое оплошание…
— Зер шлехт, — подтвердила немка, моргнув выпуклыми глазами. — Отшень плёхо!
— Позвольте объяснить по-научному, — вывернулся Татьян Татьяныч, который по случаю выезда в город был одет не в сарафан и кику[132], а в кавалерский кафтанец, на темени же имел розовый паричок с рожками. — Угодно ли вам знать? Тело человеческое разделяется на члены и три живота, сиречь три пустых места. Из оных нижнее чрево первое, грудь вторая, а голова третия.
— Ну, это у тебя, батюшка, голова — пустой член, — сказала баба Марьяна, — а у меня там кое-что обретается.
— Позвольте, позвольте! — затанцевал на высоких каблучках Татьян Татьяныч. — Сейчас объясню. Голова, разделяется на лоб, затылок и виски. Сверху покрыта она черепом, напереди имеет разные части, а именно — нос, уши, виски, глаза, чело и прочее.
— О! — удивилась Карла Карловна.
— Изнемогаю! — обмахивалась веером полуполковница. — Милая Марьянушка, у тебя разве нету форточек?
— Терпение, терпение! — продолжал Татьян Татьяныч. — Оные животы или пустоты повсюдни наполнены мокротою; в нижнем чреве, например, в мокроте селезенка плавает, жилами привязана к спине. От прилития мокрот и происходят колотья, жжения и прочие чувствительные результаты.
— Ах, — сказала умирающим голосом полуполковница, — причины немощей наших мы от ваших слов познали. Но от сего, увы, не ослабляется их зловредность!
— Да и есть ли средство против немощей таковых? — спросила баба Марьяна, протягивая чашечку кофе и Татьян Татьянычу. Она прониклась уважением к его эрудиции.
— Есть! Есть! — замахал он кружевными манжетами. — Возьми вещества антимонии[133] полскрупеля[134], намешай его с маслицем конопляным или со скипидаром, положи пешной глины и, размешав все сие в овсе или даже в сене, давай. А ежели сам себя не захочет больной пользовать, то — насильно…
— Что же мы, лошади, что ли? — возмутилась баба Марьяна. — В овсе да в сене! Ты, красавец мой, оказывается, шутник!
Рассердившиеся дамы принялись хлопать шалуна веерами по голове.
— А лучший вам рецепт, — продолжал он, загораживаясь от них, — истончай свою дебелость!
Пока в горнице у Марьяны шли эти научные разговоры, Киприанов, заменяя сына, показал покупательницам куншты с изображениями проспектов новоблистательного Санктпитер бурха, а также всяческих викторий и морских абордажей, продемонстрировал и гравированные персоны царя Петра Алексеевича, государыни, царевичей и царевен. Юные гостьи были в восторге и желали все купить.
Потом менее восторженная, но более наблюдательная мачеха Софья обратила внимание на развешанные в глубине большие листы с таинственными кругами, символами, знаками. Это и был знаменитый Брюсов календарь, Киприанов пустился объяснять знаки Зодиака — Козерог, Дева, Стрелец, Весы…
— У батюшки тоже есть такой Календарь Неисходимый, — сказала Стеша. — А вот скажите, герр Киприанов, правда ли, что по этому календарю можно угадать судьбу?
— Ну-ну… — усмехнулся Киприанов. — В некоторой степени… Ежели признать влияние хода небесных тел на жизненный эклипсис[135] человека…
— Ой, погадайте, погадайте! — запрыгала Стеша, хлопая в ладоши.
— Тогда извольте доложить, в какой день вы родились. — Киприанов лукаво взглянул на нее поверх очков, опять же совсем как Бяша! И, узнав день, месяц и год рождения, он стал сосредоточенно водить пальцем по таблицам, говоря себе под нос: — Отроча, родившийся под Рыбою, — флегматик, студен, мокр… Однако что же это я? Вы ведь — не под Рыбою родились, у вас знак Овна. Вот, смотрите: в Овне имеет счастие во всех плодах земли. Ведаете? Будет вам счастие во всем!
— Ах! — Стеша томно зажмурилась. — Мне во всем не надобно, у меня все есть. Мне бы только в одном, да чтобы по-моему. А больше ничего не сказано про мой день рождения?
— Правду ли говорить?
— Правду, правду! — закричали гостьи и даже расшевелившаяся вдруг флегматичная Софья.
— Вот, пожалуйте, — женщины, в сей день родившиеся, бывают гневливы, спорливы, во всякого влюбчивы и любострастны, первого мужа переживают…
Веселый смех был ему ответом. Пожелала узнать и Софья. Вышло, что, родившись под знаком Козерога, она имеет счастие купляти и продавати, как и подобает купецкой жене.
— Постойте! — сказал Киприанов, всматриваясь в Циклы против Софьина дня рождения. — Тут еще сказано: мужем уподобится доблестями, сильных трепетать заставит.
— Это Софья-то? — ахнули гостьи. — Такая тихоня?
— Зерно младое мало и неподвижно, — ответил притчей Киприанов, — однако целое древо, со всею силою ветвей, в том зерне одном сокрыто.
Юные гостьи звонко смеялись, шутили, рассматривали диковинные картинки и знаки календаря. Казалось, будто райские птицы залетели в темный и сырой полуподвал библиотеки и трепещут радугою их крыла.
