временно исполняющим обязанности командира корабельной артиллерии.
Генерал попытался понять крутые повороты смысла в рапорте, но запутался окончательно.
— Сядьте оба, — приказал он, багровея от злости. — Какая незавидная доля досталась малому ракетоносному крейсеру 2803. Перед решающей битвой, командование боевым кораблем перешло к двум жалким клоунам. И теперь, в момент великого испытания, когда сам великий государь, князь-император лично просит встать за нашу любимую Родину, они устраивают идиотские представления в духе учеников низших классов заштатной уездной прогимназии. Какая низость! Какой стыд! Куда могут привести крейсер такие командиры!? Только под белым флагом в эланский плен.
Ладно, господа, продолжим.
Как вы понимаете, вам оказана великая честь…
Первый лейтенант Федор Конечников ушел от сладенькой водички, в свои невеселые мысли. Он попытался представить, как все это будет.
«Командир группы поступит согласно канону», — подумал он — «Это у полковника Гагарина на уровне рефлексов. Ничего другого он не знает и не умеет. Ему плевать, что правила боя придуманы в седой древности для совсем других кораблей, — главное не отступить от Кодекса воинской чести. Он заставит малые крейсера с боем прорываться друг к другу, соберет в предписанный уставом строй и устроит дуэль с линкорами охранения. Этим все окончится. Упокои Господи душе рабы твоя».
Федор поднял глаза к потолку и тяжело вздохнул.
— Первый лейтенант Конечников, встать! — рявкнул генерал. — Зачем я тут распинаюсь?!
— Простите, господин бригадный генерал. Задумался, — ответил Федор поднимаясь.
— Я полагал, что вы, по крайней мере, порядочный человек, лейтенант. Но видимо вы ничем не лучше своего спившегося дружка, подонка Стрельникова. В тот момент, когда наш государь говорит о судьбах Родины, воинской чести и взывает к нравственному чувству патриотов, вы сидите и мечтаете о вечернем свидании с Евдокией Кулаковой, — отыгрываясь за подробное и точное, но издевательское, по — сути, объяснение Конечникова, припечатал командующий эскадрой.
В рядах раздались смешки. Больше всего ржал капитан Никита Симонов, старательно разевая пасть и бросая взгляды на командующего — видит ли он его усердие. Но кроме старательно заученного Никитой подлого лизания зада начальству, тут было и живое чувство — Симян люто ненавидел первого лейтенанта.
— Никак нет, — также спокойно и обстоятельно ответил первый лейтенант. — Нам жизненно необходимо использовать все свои сильные качества и не создавать ситуаций, в которых проявятся слабые стороны.
— Вопрос в том, как это сделать, — заметил генерал.
— Для начала — использовать маневр и скорость для прорыва. Потом ударить ракетами, сбросить мины и в упор добить верфи противника корабельной артиллерией.
И сразу же уходить в гиперпространство, пока не подошли броненосцы врага.
Зал негодующе загудел. Первый лейтенант сказал немыслимую вещь, несовместимую с неписаным Кодексом воинской чести, которого придерживались деметрианцы и эланцы, войска Союза Небесных Городов и даже злые, полудикие вояки ратхора Каранги.
— Сядьте, Конечников, — мягко, со вздохом, предложил ему командующий. Затем продолжил, словно растолковывая маленькому ребенку. — Вот если бы вы, первый лейтенант, продвинулись по службе хотя бы до должности командира отряда, то имели бы право обдумывать и даже обсуждать такие вещи.
Но до сих пор вы со своими собутыльниками Стрельниковым и Авраамом Кингом отличились только в ресторанных дебошах, драках с комендантской ротой и бордельных погромах. А посему, делайте пока, то, что прикажет ваш командир, полковник Гагарин.
Капитан Кинг хотел было сказать что-то в свое оправдание, но видя, как завелся генерал, решил промолчать.
— Как защитник Родины и патриот я имею на это право, — ответил Конечников. — Наш государь, Его Величество князь-император Деметрианский только что попросил нас сделать все возможное и невозможное для победы.
— Да ты Крок понимаешь, что так только негодяи воюют, — завопил на весь зал капитан Симонов. — Мы благородные воины, а не бандиты с большой дороги.
— Родина в опасности! — парировал Конечников.
— Отставить! — перекрывая гвалт, закричал бригадный генерал. — Прекратить!
Шум понемногу улегся.
— Если бы вы, Конечников внимательно слушали послание нашего монарха, то заметили бы, что его Величество употребил слово «с честью». А посему задачу нужно выполнить так, чтобы никто не смог упрекнуть нас в бесчестии.
— Если сегодня Его Величество отдает приказ атаковать верфи, значит вопреки очевидному, это тоже соответствует правилам. Его величество князь-император всегда был хранителем правил благородного боя. Кодекс воинской чести всегда был нашим всем.
И на Омикроне Персея, когда малые крейсера держали строй, пока не погибли до последнего корабля. И на Тэте, когда скауты приняли на себя удар эланских ракет, закрывая броненосцы. Но я все равно не верю, чтобы наш добрый православный государь, отдавая приказ, имел в виду, чтобы десять тысяч человек убили сами себя таранными ударами.
Наступила неудобная тишина.
— Ну, ты завернул… Уважаю, — тихонько произнес Василий, с неописуемым удивлением глядя на Федора.
— За много лет я так и не понял, кто вы такой на самом деле: циничный нигилист или просто наивный дурак. Единственное, что я могу для вас сделать, это скорее забыть ваши слова, — сказал командующий. — Но если еще раз такое услышу…
— Судить его надо, — зашелся капитан Симонов. — Судить судом офицерской чести.
— Капитан Симонов! Не сметь перебивать старшего по званию! Ты у меня капитаном до конца службы останешься! Никого мы судить не будем. Я сам своей властью разжалую и расстреляю. По законам военного времени! Конечников, сесть!
Конечников опустился в кресло. В животе зябко сквозил предательский холодок, а сердце частило. Но он чувствовал болезненное удовлетворение оттого, что высказал все в лицо командиру эскадры.
— «Интересно», — подумал первый лейтенант, — «Задумывался ли тот, кто отправляет нас на смерть, что офицеры и матросы, живые люди, которым тоже отчаянно не хочется умирать? Прав Стрелкин, когда говорит, что эланцев бьют, представляя на их месте своих командиров и правителей».
Федору вспомнился старый полковник Томасон. Он вдалбливал курсантам, что только мудрость нумерованных вождей империи, использование старинных верфей и космокрепостей, вкупе с кодексом воинской чести являются залогом победы в войне. В те времена, когда броненосные рейдеры князя- императора были пришвартованы к каждому пирсу Базы, а стаи гиперпространственных крейсеров бороздили небо над Солейной, это могло сойти за правду. Но сейчас, когда убыль тяжелых звездолетов заставила выставлять разведывательные корабли против эланских линкоров, стало предельно ясно, как соотносится возвышенная теория и грубая практика.
Вскоре бригадный генерал закончил. Прозвучала команда: «Встать! Смирно!».
По привычке собравшиеся трижды прокричали: «Ура, ура великому государю-императору!»
Величание деметрианского князя в этот раз прозвучало оскорбительно кисло.
Бригадный генерал недобро взглянул на своих подчиненных, отступил в темноту и стремительно скрылся за маленькой потайной дверкой.
Приговор был объявлен. Притихшая группа кандидатов в покойники устало вывалилась из зала собраний в роскошь Первого коридора станции.
На лицах служивого люда застыли страх, злоба, растерянность. Сомнительная честь умереть во искупление промахов тупоголовых стратегов, в откровенно разбойничьем, бесчестном набеге, душ не грела.
Люди старались или не думать вовсе или вспоминали родных, милые сердцу места… Пытались радоваться наступающему вечеру с его нехитрыми развлечениями: ужину, трехрублевым девочкам из дома
