открытым должен быть? Уперлась старуха, ну и бог с ней. Для чего нам бесплатное приложение?» — инвалид, казалось, на кого-то обозлился. Тут вернулся Дыгало, молча взобрался на свою полку и прилег. Сам он кутил редко, но знал, что пройдет еще двадцать-тридцать минут, и водка изменит этих случайно встретившихся людей до неузнаваемости. «Приглядеться к пьяной старухе, тоже не грех и удовольствия нескончаемые. Чего этот тип ее увел? — Чубринин показал пальцем наверх. — По какому такому праву? Хоть посоветовался бы. Если у нас общак, так во всем должен быть общак, а не только денежный. Гулять, подыхать со смеху, — так по всему людскому набору. Косой, глухой, слепой, старый, немощный, безногий, дуралей — почему на радостях над ними не посмеяться? Да еще на пьяную голову? А над кем же тогда еще? Мы люди свободные, небогатые, тащимся от всякой мерзости в себе, но чуть не меньше, а значительно больше в других. Оскорбил, особенно без повода, по-содатски, любого встречного, и на душе приятно. А оскорбить сильного, умного, богатого — особый восторг в душе возникает. Так от одного до другого восторгов живем, а если восторгов набирается предостаточно, считаем, что жизнь преотменно сложена. А этот тип, — он опять указал наверх, — взял да увел старуху. А что случилось бы? Ну, выпила бы она пару рюмок! Ну, поржали мы бы над ее пьяным состоянием! Ведь смешно с пьяной бабкой общаться! Но не больше! Никакого серьезного оскорбления не нанесли бы. А он без спроса, без солидарного решения, взял да утащил ее, и еще с чемоданом…» — «Ну, а чемодан тебе зачем?» — хихикнула женщина у окна. — «В старушечьем багаже частенько вкусные вещи прячутся. Не раз свидетелем был, как они после пары стаканчиков водки гостинцы распаковывали…» — осклабился Чубринин. Вернулся довольный Алексей с двумя полиэтиленовыми пакетами и объявил: «Разгребайте, на всю ночь выпивки набрал! Семь бутылок водки и вафли из запасов трех вагонов. Там их пачек десять. Разливай, как тебя? — он взглянул на Чубринина». — «Уже забыл? Называй меня просто Чуб, запомнится. А я тебя Беззубым». — «Разливай, Чуб. Водка неизвестная, но сорокаградусная. Эй, Виктор, спускайся. Начинаем наполнять стаканы!» — «К сожалению, мне пить нельзя. Сижу на антибиотиках после воспаления легких!» — соврал Дыгало. Он все более раздражался. — «Ты что, не русский? Русский человек во все времена лечился исключительно водкой! Слезай! Бери стакан! От твоего воспаления лишь звон запомнится! На кой хрен ты тогда деньги выложил?» — «Да пошел он на хутор бабочек ловить! — огрызнулся Чуб, опять тыча пальцем в верх. Он бережно разлил водку по трем стаканам. — Давай! Поехали!» К третьему стакану потянулся инвалид, но женщина у окна его опередила. — «За чудесный вечер!» — воскликнула она и залпом выпила. — «А гимназистка? Чуб, налей гимназистке», — скомандовал Беззубый. Девица взяла стакан, отпила половину, сморщилась, раскашлялась и пить до конца не стала. «Допей, обязательно допей. Так дело не пойдет! Нас дурить не положено! Давай, давай!» — торопил Чуб. Инвалид взял стакан, налил до самого края и медленными глотками, словно горячий чай из блюдечка, начал отпивать. «От водки надо получать максимум удовольствия. Каждый глоток должен вызывать радость!» — «Что за странная манера? — удивился Чуб, — я такого еще никогда не видел. Неужели действительно кайфово?»
Стакан за стаканом минут через тридцать было выпито больше двух литров водки. В пятой бутылке оставалось еще грамм сто. Пару вафельных упаковок вскрыли, остальные не понадобились. Виктор Петрович поймал себя на мысли, что ему чрезвычайно интересно наблюдать за этим пьяным разгулом. И чем отвратильнее, гадливее становились его попутчики, тем больше он убеждался в своей готовности к роковому исходу. — «Пока хватит! — провозгласил Беззубый. — Максимовна (так звали женщину у окна), приступай… Стриптиз, секс, в общем, все, что душа пожелает. Я начинаю балдеть! А ты, гимназистка, готовься. Скоро твой выход. Ох, так и хочется тебя уколоть. Не забуду, обязательно уколю! И не раз! Поняла! У меня к этому делу непрерывный интерес!» («Только бы не забыть! Только не забыть!» — усмехаясь, думал он.) Голова начинала гудеть по второму кругу. — «Что ты ко мне пристал! Я тебе не гимназистка!» — «Хочешь, стану называть тебя принцессой?» — «Хочу! Это лучше!» — «Готовься, принцесса!» — «То-то! За тысячу рублей хочешь прямо в рай попасть? Халявщик! Так не бывает! Н е б ы в а е т! Что такое одна тысяча? Приличные колготки дороже стоят! Добавь жару, прибавь угольку… Тогда говорить можно!» — игриво, но требовательно говороила девица. — «А мне много денег не нужно. Хватит что получила. Еще один стакан и начинаю раздеваться!» — у Максимовны стали закатываться глаза. Дыгало отвернулся. Взгляд уперся в низкий потолок. На ум опять пришла главная цель его странного, до мелочей обдуманного путешествия. Он представил себе то, что произойдет, и на глаза навернулись слезы. «Может, все же отложить, еще раз обдумать, присмотреться к людям? А вдруг я окажусь не прав? Вдруг есть какое- то другое, более мудрое решение? Ведь всегда должна быть альтернатива. Как в архитектуре, там решений бывает множество…» Он слышал пьяные речи, впрочем, речами их трудно было назвать. Это были крики, вопли, стоны. Началась оргия, в которой никто ничем не брезговал. «Мне хочется твой анус…» — кричал Чубринин. — «Садись на его член, а со мной орально…» — похрипывал инвалид. — «Максимовна… подними моего Ваську…Ну, ну…» Инвалид схватил женщину за волосы и подтянул к своей открытой ширинке… «Хочу уколоть принцессу…» «Ой… больно…» «Запах жуткий… Мой член весь в дерьме… Пусть чистит… Моет… С мылом… Моет…» «Ой… Подожди, Чуб… Жди…жди…» «Давай… Еще немного…» «Убью… Ага… ага… так…» «А Васька встал… Принцесса, а принцесса… Пока я помню… Направь… Какие деньги… Направь… Забуду… Васька упадет…» «Мой, сука, — кричал Чуб… Открой … Бутылку открой…» «Пошел ты… Не дам водкой… член мыть…» «Попал… Нет… Нет… Мимо… Направь… Не лезь… целовать… губы… У тебя зубов нет… Принцесса… Цинга… Север… Ну что… Ого-го… Попал…» «Дайте воды… Мой член, сука…» «Костыль… Отстань… Сам в задницу полез…» «Так попал? Принцесса… Может, да… Может, нет… Не чувствую». «Воды… Член…» «Чуб, ты сам дерьмо… Облизывай… Зачем в задницу полез…» «Ах ты, сучка…» «Ого-го… Попал…» «Дай костыль…» «Чуб… Жди… Жди… Я вот… сейчас… Кончу…» «Принцесса… Принцесса… Попал?» «Да… Но он… Не стоит… „Не стоит?..“ „Да…“
«Ужас, ужас, ужас!» — повторял себе под нос позеленевший от злости архитектор. Он был ошеломлен увиденным и чувствовал, мучительную боль в душе. Сознание работало лихорадочно. «Это ложь, — пронеслось у него в голове, — что люди ведут тот образ жизнь, который навязывается обстоятельствами. Нет! Нет! Они сами создают эти обстоятельства, а позже ханжески ссылаются на них. Гнуснейшая эта картина характерна, а не исключительна». Дыгало нахмурился, отвернулся, слез со своей полки и направился к проводнику. Увиденное вызвало в нем острое отвращение к самому себе. По дороге он приготовил еще триста рублей, чтобы проводник пересадил его на другое место. «Почему?» — удивился проводник. — «Спать хочу, а там пьянка… Шум!» — «Сейчас везде пьют. Везде шум! Что, свой народ не знаешь? Позабыл, небось, по заграницам шастал? Свободное место было, так мы туда старуху устроили. Подожди, через час Ярославль. Многие выходят. А если хочешь, могу устроить в служебном купе. Но надо доплатить, там телка. Ей пятьсот, а мне триста». — «Спасибо, жутко хочу спать!» — соврал молодой человек. — «Ты не осторожничай, в соседнем вагоне в служебке можно с мужиком. Такса та же! Все чистенько, с чайком или водочкой. Кружевное белье! Мужики больше эстеты, чем женщины. Полный сервис», — проводник окинул его загадочным взглядом. — «Я подожду в тамбуре. Не против?» — «Иди-иди, после Ярославля что-нибудь придумаем. Так, ты хочешь один, в тихом месте?» — «Да!» — «Хорошо. Так и устроим. Сколько дал?» — разжал проводник кулак. — «Теперь триста!» — «Подбрось еще сотню, все устрою». Дыгало добавил ему сто рублей и вышел в тамбур. Но едва переступил порог, натолкнулся на двух мужиков в эротических объятиях. «Тебе чего?» — огрызнулся один из них. — «Простите, извините!» — Виктор Петрович вбежал в вагон. — «Что такое?» — озабоченно спросил проводник. — «Пойду в другой тамбур». — «Иди, друг, иди!» Молодой человек быстро прошел через вагон и с замиранием сердца стал открывать дверь. Казалось, тамбур был пустой. Но едва он шагнул в него, как в углу увидел парочку, стоя занимавшуюся сексом. Они не обратили на него никакого внимания. Дыгало снова вернулся в вагон и столкнулся с проводником. «Что опять?» — «Занято!» — «Кто?» — «Не разглядел». — «Дай гляну». — «Нет, я не пойду!» — «Минутку… Ну, что тут особенного? Люди трахаются, ну пусть занимаются своим любимым делом. У тебя что, больное восприятие? Онанист или импотент? Меня это, в общем, не интересует. Стань в другом углу и смотри себе в окно. А они пусть трахаются. Я мужик, я это понимаю и никакого замечания не делаю. Плюнь. Стань, говорю, с другой стороны. Ты что, не человек?» — «А можно мне в туалете станции дождаться? Там не грязно? Окно открыто?» — «Зайдем, взглянем. Видишь, окно наглухо заколочено. Грязь, вонь… Но в вагоне семьдесят пять пассажиров, как тут за чистотой уследишь. Ладно, пойдем, посажу тебя на свое место. Только обещай, что онанировать не станешь. Запах спермы пробуждает во мне странные желания…» — «С чего это вы так?» — «Вид у тебя чудной, и поведение не русское, я таких людей еще не встречал… Чтобы брезгливость к водке и сексу испытывать? Опасное знакомство! Ай-яй-яй! Надо же такое… Иди за мной!»
