эллинские города далеко отстояли друг от друга, и их окружали области с чуждым, часто враждебным фракийским населением.
«Артемида» упорно пробивалась к желанной цели. Осталась позади основанная милетцами Истрия. Корабль подошёл к устьям огромной реки Истр, которую много тысячелетий назад именовали О-Талом, а потом Ористом.
Здесь мореплавателей вновь ожидала опасность, но уже другая. Береговые жители — геты были самыми отсталыми из всех фракийских племён. Но они обладали зловещей славой морских разбойников, смело выплывали из глубины лиманов на небольших лодках и нападали на проходящие греческие корабли.
Мореходы старались плыть подальше от опасных берегов. Так рассчитывал поступить и Демарат, но погода спутала его расчёты. Благоприятный ветер вдруг утих, и наступило полное безветрие. По несчастному стечению обстоятельств, судно оказалось довольно близко от берега, а уже вечерело. Опасаясь, что ночной ветер нанесёт «Артемиду» на мель, капитан приказал бросить якоря. Но только что успели это сделать, как на берегу замелькали подозрительные огни.
Демарат вознес к богине Артемиде горячую молитву об избавлении от опасности. Экипаж судна стал готовиться к защите.
От светильника, вечно горевшего в каюте навклера — он хранил огонь с алтаря Артемиды в Ольвии, — были зажжены другие светильники. Их расставили так, чтобы в случае необходимости можно было запалить смолистые факелы, несколько охапок которых были принесены из трюма. Нет ничего хуже, чем сражаться с врагами в темноте, и Демарат не хотел дать фракийцам такого преимущества.
Все, кроме Эвротеи, Филиппа и Периандра, вооружились мечами, опоясались кинжалами, положили возле себя дротики и щиты. Баллисты были приведены в боевую готовность: тугие жилы закручены, сверху наложены камни…
Экипажем овладело тревожное, томительное ожидание: если уж бой неизбежен, то пусть лучше начнётся поскорее. Баллур ходил по палубе, сумрачно пошучивая и ободряя бойцов. Филиппа, Периандра и Эвротею он свёл в трюм, чтобы надёжнее укрыть их от опасностей битвы.
Огни на берегу, до которого было около шести стадиев, вдруг потухли, и это заставило Демарата насторожиться: час действия приближался. Скоро зоркий Феаген сказал, что он видит на воде до десятка тёмных пятен: это были лодки гетов.
Фракийцы плыли очень тихо, видимо рассчитывая захватить корабль врасплох, но это им не удалось. Когда нападающие приблизились на сотню локтей, вдоль бортов ярко вспыхнули факелы, и переход от тьмы к свету был так неожидан, что ослеплённые геты в первые мгновения даже перестали грести.
Греки воспользовались растерянностью врагов. С воинственным кличем они метнули в нападающих дротики. В лодках раздались стоны; до десятка гетов было ранено, некоторые смертельно.
Более действенными оказались снаряды, пущенные с трёх баллист левого борта. Тяжёлые камни понеслись по воздуху. Один не попал в цель, другой убил сразу трёх гетов, но всех удачнее выстрелил Баллур: пущенный им камень проломил борт лодки, она зачерпнула воду и опрокинулась.
Лодки нападающих приостановились, и оттуда понеслись стрелы. Трудно прицеливаться с качающихся лодок, и лишь несколько стрел просвистело над палубой «Артемиды» или вонзилось в борта. Защитники корабля прикрылись щитами. Один из матросов всё же был ранен в плечо. Но он выдернул стрелу из раны, с презрением разломил её и швырнул обломки в море.
С бортов «Артемиды» снова полетели дротики. Ещё несколько гетов упали ранеными, но нападающих было слишком много, и они неотвратимо приближались.
Бойцы заряжали свои машины, закручивая связки воловьих жил, заменявшие в баллистах пружины. Но заряжание баллист было медленным, кропотливым делом, оно требовало многих минут, и в скоротечном морском бою обычно удавалось сделать только первый залп. Баллур понял это, когда фракийские лодки были уже у самого корабля. Он с проклятием бросил рукоять баллисты, выпрямился во весь свой огромный рост и вдруг, схватив с палубы большой камень, метнул его в ближайшую лодку. Раздались вопли раненых.
Удача удвоила силы Баллура. Ещё один громадный камень гигант обрушил на другую лодку, пытавшуюся прицепиться к борту корабля. Раздался глухой треск, дно лодки проломилось. Она пошла ко дну. Тонущие геты напрасно цеплялись за скользкие бока «Артемиды».
И неё же положение греков оставалось крайне опасным. Из десятка лодок погибли две, и их экипажи вплавь возвращались на берег. Но остальные окружали судно и с левого борта, обращённого к берегу, и с правого.
Баллур носился по палубе, как яростный бог войны. При трепетном свете факелов казалось, что его мощная фигура удваивается, утраивается, одновременно появляясь в разных местах. Выкрикивая проклятия на родном языке, он метал и метал на врагов тяжёлые камни.
Ни у кого из защитников «Артемиды» не хватало сил последовать примеру Баллура и поражать врагов камнями, приготовленными для баллист. Но они отважно делали своё дело: рубились мечами, сбрасывали влезавших на корабль гетов копьями, вонзали им в грудь кинжалы. Вдохновляя примером других, Тиманф дрался, как легендарный герой, и немало врагов положил своим мечом и кинжалом. Он сражался за Эвротею и детей. Сознание, что только победа может спасти милых его сердцу, придавала ему необычайную энергию. Рядом с ним яростно бились Гелланик, Андротион и Феаген.
В пылу боя защитники корабля отбросили щиты и дрались с врагами грудь с грудью. Уже были среди защитников и тяжелораненые и убитые. В схватке с могучим фракийцем погиб ткач Андротион, но, полузадушенный врагом, он нашёл ещё в себе силы вонзить ему кинжал в горло. Оба рухнули в воду, и волны с шумом сомкнулись над ними.
Два матроса-ольвиополита были убиты, а несколько раненых со стонами отползали от бортов. Навклер Демарат появлялся в самых опасных местах, но богиня Судьба щадила его: он получил только лёгкую царапину на шее.
Натиск гетов на левом борту ослабел. Все лодки здесь были либо потоплены, либо так повреждены, что вышли из боя. Но правый борт, менее защищённый, не выдержал напора. Десятки свирепых врагов уже карабкались на палубу с оглушительным воем, а смятые защитники отступали. Тогда все, кто ещё держался на ногах, ринулись к правому борту с одной мыслью: победить или погибнуть. Баллур крушил врагов подхваченным на палубе тяжёлым молотом, иных схватывал в смертельные объятия. Казалось, мифический сторукий титан вмешался в битву смертных. Геты отступали перед ним в ужасе.
Как дикие вепри, дрались Тиманф, Гелланик и Феаген; яростно врывался в толпу врагов Демарат. Они предпочитали смерть рабству в бескрайних степях Фракии.
Сколько же продолжалась остервенелая битва? Сказать этого не мог никто. Казалось, люди дрались долгие часы; поднимались и опускались руки с мечами и кинжалами, слышались глухие удары, стоны и вопли, хрипение умирающих. Бойцы скользили и падали на досках палубы, обильно политых кровью…
И вот нападающие не выдержали. Один за другим они начали прыгать в море, спеша к ещё уцелевшим лодкам.
Страшную картину представляла палуба «Артемиды» при колеблющемся свете догорающих факелов. Повсюду мёртвые и раненые, повсюду кровь, выпавшее из рук оружие, поломанные щиты… Из-за тучи вдруг вышла кроткая Селена[43] и осветила остатки ужасного побоища.
Дорого досталась «Артемиде» победа над сильным врагом. Больше половины матросов погибло в бою; пали Андротион и Феаген; а оставшиеся в живых были избиты и изранены.
Эол, видно, решил вознаградить смелых мореплавателей за их храбрость: он послал к ним на помощь Зефира,[44] Демарат решил воспользоваться «милостью» бога: ведь геты, собрав подкрепление, могли напасть снова. У истомленных боем, израненных людей не было силы поднять тяжёлые якоря, и навклер распорядился обрезать канаты. С превеликим трудом поднят был парус, и ласковый Зефир повлёк корабль в открытое море, подальше от враждебной земли.
По странной случайности, нападение фракийцев на «Артемиду-охотницу» произошло в тех самых местах, где тысячу лет назад храбрый и умный Фаттар захватил корабль литейщика Гурма. За эту тысячу лет море не изменилось, но прежде пустынный берег, где когда-то тон-кролы раскинули среди холмов лагерь,
