был добродушен и доволен, вовсе не выказывая стремления выделиться из общей массы, как будто вопроса о месте ночлега не существовало. Народ уже и чифирнул, Серёга пригубил с уважением, но чифирить не стал, охотно поведал, что он О.О.Р., но я в разговоры не вступал, размышляя, как быть: опять неожиданно стало ясно, что в хате лидер я, и мне, казалось бы, надо принять участие в решении вопроса, где спать Серёге. Размышляя о том, почему вдруг что-то становится ясно без общего обсуждения, и нафига мне это надо, если моя задача только покой, я лежал на койке под решкой, глядя в потолок. Нет ничего глупее, чем когда от тебя ждут, что ты будешь обустраивать О.О.Р.
Серёга подсел на соседнюю шконку, закурили, перекинулись парой слов.
Ты, я гляжу у решки отдыхаешь… неопределённо отметил Воробей.
Да, но я не тусуюсь, ты уж сам с местом разберись.
Не, я не про то, я вот молодого потесню, спокойно пояснил Сергей. Ты перейди на другое место, обратившись к моему соседу, Сергей тут же про него и забыл. Несмотря на то, что другого места не было, паренёк из Феодосии безропотно собрал вещи, и было это вполне справедливо, я бы совершил грубую ошибку, если б стал возражать. А так все получилось правильно и само собой.
Слушай, так это ты подогнал нашему Серёге телогрейку и кроссовки?
Да, а что.
Ничего, он как пришёл, говорит, там Леха Павлов на больничке, давно не съезжает.
Ну да, я не спешу.
Новый Год справим.
Похоже, да.
Теперь уж точно.
Полосатый должен быть полосатым.
Что?
Полосатым, говорю, сказал я, протягивая Серёге новую тельняшку в прозрачном пакете.
Раньше, задумчиво и чуть торжественно ответил Сергей, принимая подгон, только конвойные имели право быть в тельняшках, нас за это били.
А тельняшки?
Отбирали. Сейчас нет. Серегины глаза светились искренней радостью. А вот я бы в тельняшке выглядел крайне нелепо.
Прошёл последний четверг декабря, ушли на этап арестанты с Бутырки. Следовало готовиться к Новому Году. Как встретишь, таким следующий год и будет. То, что он будет в тюрьме, ясно, больше встречать негде, но что на душе вот что важно, от этого зависит, пройдёт ли в тюрьме весь новый год или его часть. Душевный труд подчас весьма нелёгок, но он меняет материю. Все препятствия внутри нас. Внешние препятствия вторичны. «Почему такая несправедливость?» восклицаем мы, столкнувшись с обстоятельствами, которых не заслужили, «за что?» спрашиваем в недоуменье. А между тем, надо внимательно посмотреть со стороны, и станет ясно, что несправедливости нет, есть обыкновенное следствие, соответствующее своей причине, всего лишь не всегда явной. «Вот и ты, уважаемый, имеешь следствие, иронизировал я про себя, размышляя таким образом. Или следствие имеет тебя». Будь любезен, трудись и исправляй ошибки, которые когда-то допустил. Ну, вот скажи на милость, разве год тюрьмы, а то и два или больше, ты не заслуживаешь? Да как нечего делать. За что? Да за что угодно. Ибо правильно сказал старик Салтыков-Щедрин: «Всяк по земле опасно да ходит»…
Дозвониться в тот день до Толика не удавалось, договорились, что он будет у матери на Филях, а телефон не отвечал. Позвонил его жене в Текстильщики, Толик был там.
Привет. Ну что, сегодня уже не увидимся я тебе на Фили звонил.
Увидимся. Приезжай сюда.
Поздно уже, завтра.
Бери такси и приезжай.
Такая спешка?
Да.
Дружеская преданность часто безоглядна, поэтому ею удобно пользоваться без ограничения. Тогда ещё я этого не знал, и роли своей в планах приятеля не оценивал, а потому немедленно взял такси. Дверь открыла испуганная жена. Толик сидел в кровати, обложенный подушками, с побитым лицом; особенно выделялось несколько рубленых ран, как от кастета. Внимательно и с любовью он протирал тряпкой небольшой офицерский маузер.
Как дела? спросил я.
Отложив пистолет, Толик откинул одеяло:
Вот. На внешней стороне обоих бёдер лежало по тампону со свежей кровью.
Что это?
Толик поднял тампоны, и стало ясно, что речь идёт о двух пулевых ранениях. Помнится, просил приятель по-дружески нагнать перед кем-то понтов, погрозить какому-то субъекту, что и было сделано. Времена были советские, бандитизм в моду ещё не вошёл, а потому и опасений не было так, ерунда, повздорили ребята за какое-то сырьё на заре перестройки. В дверь позвонили и застучали: «Откройте, милиция!»
Во, уже и менты успели. А звонили в скорую. Леха, бери пушку!
Я взял пистолет, положил в сумку и, не закрывая её, сверху затолкал небрежно шарф. Когда потребовали паспорт, я вытащил шарф, за ним паспорт и оставил сумку на столе открытой. Потом, услышав от Толика и жены, что я друг и только друг, приказали покинуть помещение. Неспешно закрыв сумку, я вышел за дверь. Этот пистолет жёг мне руки. Два дня я его таскал в кармане, не решаясь оставить нигде, после чего решил утопить. Впоследствии я предложил приятелю за него деньги. «Глубоко переживаю утрату личного оружия, сказал после операции Толик. Денег не надо. А пушку ты мне должен». На этом наша дружба и кончилась. Что стоило тогда схлопотать пару лет за хранение? Не стал бы ведь говорить, что пистолет не мой? Не стал бы. Молчал бы как партизан. Кстати, если бы и не молчал, получили бы обвинение оба, да ещё за умысел, за группу и ещё за что-нибудь. Вот тебе и картинка в два года весом. А теперь прикинь, картинка эта в твоей жизни весьма безобидная. Так что сиди и исправляйся. Была доля правды в убеждении нашего поколения, что жить надо честно, и тогда Родина тебя не съест.
Сам по какой статье? с удовольствием выслушав историю, поинтересовался Воробей.
160, часть 3. Растрата или присвоение чужого имущества (как будто можно присвоить своё) в крупном размере по предварительному сговору группой лиц.
Сколько сидеть будешь?
Не знаю, наверно, сколько УПК позволяет до двух лет за следствием.
А на суде сколько дадут?
Суда не будет. В деле, говорят, двести томов, и хотят довести до пятисот.
Но в таком деле нужны явные доказательства.
Нет, доказательств нет.
Вообще?
Вообще. Мне даже копию постановления о привлечении в качестве обвиняемого не дали.
Ни х.. себе. Я по тюрьмам двадцать лет, а такое первый раз слышу. Долго сидишь?
Девять месяцев.
До хуя…
Да ладно. По сравнению с твоими четырьмя годами это ничто.
Кому как. Всем тюрьма даётся по-разному. Мне-то что, я это одно. А вот ты… Я же вижу.
Все проходит.
Да, согласился Сергей, предлагая сигарету. Давно на больнице?
С сентября, начиная с Бутырского Креста.
Старый тюремный волк, констатировал Сергей, зажигая огонь. За диалогом внимательно следила вся хата. С этого момента в любой камере на любом централе моё положение будет железобетонным, это будет известно и братве и мусорам, но тогда я об этом не думал. В лице Сергея я нашёл интересного собеседника и сильную неординарную личность, а это встретишь не часто. Из хорошей семьи, ученик спецшколы и юный музыкант, Сергей угодил на малолетку и с тех пор на свободе бывал редко, совершая все более и более
