— Каким образом?
— Они назвали меня «чуркой», — нехотя процитировал потерпевший.
«Назвали „чуркой“», — написал милиционер в протоколе. И хмыкнул. По его мнению, это не могло быть оскорблением, потому что было правдой.
— Вы оскорбились и, как вы же утверждаете, решили пристыдить хулиганов. Так?
Загипсованная «кукла» кивнула.
— Так, может быть, это вы спровоцировали нападение? Сами? Неосторожным словом или поведением…
— Может быть, но разве это что-то меняет? — напряженно спросил потерпевший.
— Как знать… — многозначительно ответил милиционер. — Потерпевшие не всегда являются только жертвами преступлений, иногда и зачинщиками.
И зашуршал бумагами.
— Вот здесь у меня есть заключение медэкспертизы, из которой следует, что в момент поступления в травмопункт пострадавший находился в состоянии алкогольного опьянения…
— Ну какое это может иметь значение?! — возмутился, вскочив от волнения со стула, присутствующий при снятии показаний сын потерпевшего. — У отца была защита, после защиты банкет, где он, конечно, выпил…
— Это так? — быстро спросил следователь.
Потерпевший кивнул.
— Много вы выпили?
— Не помню.
— Ну при чем здесь это?! — вновь возмутился сын. — Ведь это не он избил — его избили!
— А при том, что, может быть, никакого избиения и не было, — предположил следователь, — а находившийся в состоянии сильного алкогольного опьянения потерпевший получил травмы в результате случайного падения…
— Да вы что?! Они же его убивали!
— Вы не можете этого утверждать, — мягко заметил следователь. — Мы это знаем лишь со слов потерпевшего, который в силу своего состояния мог что-то перепутать или забыть.
— На что вы намекаете? Вы хотите сказать, он лжет?!
— Я ни на что не намекаю. Я не гадалка, а работник правоохранительных органов и должен оперировать фактами. На сегодняшний день мне известно, что в больницу поступил больной с множественными переломами, разрывами внутренних органов и другими телесными повреждениями, происхождение которых мне, как следователю, предстоит выяснить!
Вернувшись в отделение, следователь сунул принесенную папку в самый нижний ящик стола под другие папки. Это дело у него было двенадцатым и на сегодняшний день последним. Самым последним…
— Что там у тебя? — поинтересовались у него соседи по кабинету.
— А, ерунда, «чурку» одного побили. Жаль, что не добили, — вздохнул он. — А родственники кипеж подняли. По мне — всех бы их!..
Через три дня Руслан Салихович умер…
Глава 18
Абдулла Магомаев стал героем. О том, что это он взорвал русских, знала уже вся Чечня. В маленьких кавказских республиках скрывать что-нибудь долго так же трудно, как любовную связь в коммунальной квартире, тем более что чеченцы и сами любят прихвастнуть своими успехами — это у них в крови.
— Ты слышал?!
Убийство русских в Чечне стало национальным видом спорта, заменяющим отсутствующий футбол, волейбол и прочие олимпийские игры. Только забивают в нем не голы, забивают «неверных» — солдат и мирных жителей. Забивают до смерти. Население Ичкерии напряженно следит за ходом соревнований, болея за своих. И даже те, кто верой и правдой служит федералам, все равно в душе болеют за своих — за чеченцев, тихо радуясь их победам. Когда на воздух взлетает очередной армейский бэтээр или грузовик, на базарах об этом узнают раньше, чем успевают засыпать воронку на дороге. Люди оживленно обсуждают подробности произошедшего события. В слухах бэтээр превращался в танк, грузовик — в колонну, пять погибших — в пятьдесят. Реальным цифрам потерь никто не верит — не хотят верить.
Впрочем, федералы ничем не отличаются от чеченцев. Командиры подразделений, рапортуя по команде о потерях противника, в надежде объяснить неоправданно высокую убыль личного состава или заслужить благодарность командования, приписывают к цифрам лишний нолик. А ты поди проверь, сколько действительно было убито и ранено боевиков, — не будешь же их для этого из-под руин выкапывать! Если бы кто-нибудь удосужился провести несложный арифметический подсчет, сложив все эти цифры вместе, то с удивлением обнаружил бы, что население Чечни, включая женщин, стариков и грудных детей, уничтожено нашими доблестными войсками уже минимум трижды! А они, трижды убитые, все взрывают и стреляют, и конца-краю этому безобразию не видно!
Официальному сообщению о взрыве на вокзале тоже никто не поверил. Шепотом, из уст в уста, сообщалось о десятках убитых и сотнях раненых, о рухнувших, как карточные домики, домах. В один день герой, взорвавший русский город, стал популярен, как Марадона в Бразилии. Слишком мало было в последнее время побед, чтобы пропустить незамеченным такое событие. Маленькие войны всегда рождают больших героев.
Воспринимавшие Абдуллу не очень серьезно полевые командиры быстро поменяли свое мнение. Чеченцы не верят словам, верят — делам. Абдулла сделал то, что другие считали невозможным. Он победил, один — победил, показав свою силу, а с силой лучше не ссориться. Так испокон веку устроен мир, так в стаях появляются новые вожаки — после драки, из которой они вышли победителями, вышли с добычей. А если не получилось, если они промахнулись, то стая добивает неудачников, разрывая в клочья.
Абдулла — смог! И к нему потянулись.
Но не только потому, что зауважали, а потому, что запахло деньгами! Немаленькими.
На войне — как в бизнесе, деньги идут к удачливым и сильным. Потому что они как партнеры более привлекательны, чем невезучие слабаки. К ним будут обращаться потенциальные инвесторы. И тот, кто окажется в очереди к кассе за их спиной, тот сможет успеть урвать больший кусок. Так что успевай — шевелись!
А как иначе? Иначе — никак!.. Миром правят страсти и деньги!
Страсть к войне требует особенно больших денег, потому что каждая жизнь, каждая капля пролитой солдатской крови оплачивается той или другой стороной. Ведь любой патрон, снаряд, сухарь из сухпая или ботинок не бесплатны. И если их не будет, то воевать придется в звериных шкурах с дубинками наперевес. И то их кто-то должен до этого выстругать!
Конечно, существует патриотизм… Но любая питающаяся одним только патриотизмом партизанская война неизбежно и очень быстро превращается в бандитизм, направленный против своего собственного населения. Потому что сто сидящих в лесу мужиков хотят есть. Причем каждый день! И рано или поздно с голодухи придут в ближайшую населенку попросить Христа ради хлебушка. Раз их накормят. И второй раз тоже. А в третий пошлют подальше — туда, откуда они пришли, — потому что своих детей кормить нечем, а свои дети ближе каких-то там чужих прожорливых дядек!
Партизаны уйдут несолоно хлебавши, но вернутся, когда у них пупок к хребту прилипнет. И уже не будут просить — будут требовать! И заберут овцу или корову. А что такое корова для ста оголодавших мужиков — так, червячка заморить. И через день-два они придут снова. И селяне, защищающие свой скот и амбары, встретят их неласково — встретят дрекольем. И кого-нибудь из народных защитников обязательно побьют и, может быть, даже забьют до смерти. Потому что когда кто-то, не спросясь, шарит в твоем амбаре, то это очень обидно. Селяне побьют воров, воры — селян. После чего осерчавшие партизаны
