— Но все же успели натворить тут дел. Ребят чуть не покалечили. Вы понимаете, о чем я говорю? И к чему клоню?
— Догадываюсь.
— Тогда вы должны понять нас. Долг платежом красен. Петро!
Вперед выдвинулся нокаутированный боец. Вернее, даже не нокаутированный, изобразивший нокаут. Но все же получивший в челюсть обидный удар. Неотомщенный удар.
— Это я, полковник.
— Вижу.
— А ты не верил! Когда я тебя предупреждал. Когда говорил, что ты пожалеешь. Очень скоро пожалеешь. И очень сильно. Помнишь такое?
— Помню.
— Тогда — не обессудь.
Боец подошел, снял, сбросил на пол пиджак.
— Готовься, полковник.
— Эй, погоди!
— Что?
— Только ты помни, что я тебя бил несильно.
— Врешь, полковник. Ты бил, как хотел. А хотел — наповал. Это просто у меня челюсть крепкая, тренированная. Становись, полковник.
Ну, становиться так становиться. Раз так просят…
Удар.
Темнота перед глазами и падение навзничь на пол там, где стоял.
Нокаут. Действительно, нокаут. Без подыгрывания.
— Ты его случайно не того, не убил?
— Нет. Я вполсилы. Минут через пять очухается.
Через пять минут полковник открыл глаза. И сел на полу.
— Все? — с надеждой спросил он.
— Нет. Претензии не исчерпаны. Есть еще желающие подать иск.
— Кто?
— Я.
Ну правильно. Так и должно было быть. Одного бил. Другого душил и тыкал в рот пистолетом. Вот дурак! Знал бы…
— Душить меня будешь?
— Нет. Это лишнее.
Удар!
И снова непроглядная темнота нокаута.
Потом полковника били и пинали ногами все прочие желающие. Били несильно, так, чтобы ничего не сломать. Но больно, чтобы впредь неповадно было.
Потом окатили из помойного ведра холодной водой.
— Готово. Очухался.
— Ну что, дышишь, полковник?
— Это все?
— А что, ты еще хочешь? Если хочешь — мы с полным вашим удовольствием.
— Нет, спасибо.
— Ну, тогда — разойдись.
Бойцы вышли из комнаты. Все вышли.
— Вставайте, полковник, — подал руку командир. Снова перейдя на «вы».
Ну, значит, точно — экзекуция закончена. Раз на «вы».
Помог встать, помог смыть в ванной кровь.
— Крепко вы меня.
— Могло быть хуже. Вы ведь тоже… ребят обидели. Полковник вытерся. Взглянул на себя в зеркало. Били аккуратно, с учетом дальнейшего использования пострадавшего. Лицо почти не тронуто. Переломов нет. Даже ребра целы. А вот что касается не видных под одеждой синяков и кровоподтеков…
— Зачем? Зачем вам все это надо было? — спросил полковник. — Провоцировать меня…
— Надо было. Чтобы вы больше не помышляли о побеге.
— Вы думаете, поможет?
— Поможет. Ведь вы не будете знать, каким будет ваш следующий побег — настоящим или инсценировкой. И не будете знать, какие вам достанутся патроны.
— И что, каждый новый побег вы будете бить меня сильнее?
— Будем сильнее, — серьезно подтвердил командир. — С каждым разом все сильнее и сильнее. А если вы во время побега случайно кого-нибудь покалечите — переломаем все кости. И в конечном итоге убьем.
«Эти выполнят свое обещание, — понял полковник. — Эти — убьют».
Но не это страшно. Вернее, не только это. Не одни лишь переломанные кости, отбитые внутренности и смерть. Но еще и позор. Участие в разыгрываемой помимо твоей воли комедии. Когда ты играешь всерьез, а все вокруг тебя потешаются, потому что в отличие от тебя знают финал пьесы.
Вот что обидно и страшно. Вот что удерживает на месте надежней любых кандалов и колодок! Невозможно готовить побег, подозревая, что это не побег, а водевиль, придуманный до тебя и за тебя. Водевиль, за игру в котором тебя будут жестоко бить и будут убивать.
Ну чем не поводок для любителей бега на дальние дистанции?
Идеальный поводок!
Неодолимый поводок!..
— Что у вас?
— Дополнительная информация по операции «Полковник».
— Что там приключилось?
— Ничего особенного. Мы закончили профилактические мероприятия по психологическому подчинению агента Шакал.
— Каков результат?
— Положительный. Шакал получил серьезную прививку. Он готовился к побегу, мы организовали ему побег. Очень неудачный побег. Теперь мы гарантированы от сюрпризов с его стороны. Он стал ручной.
— Надолго стал?
— До конца операции.
— Вы в этом уверены?
— Уверен. Он морально надломлен. Он не рискнет вновь оказаться в ситуации, которую пережил.
— Но он может отказаться сотрудничать. Раз вы отняли у него надежду.
— Надежду отнять невозможно. Особенно надежду на жизнь. Он будет работать. Так как будет продолжать надеяться. Я думаю теперь — еще больше, чем раньше.
— Почему больше?
— У него появились новые мотивы для сохранения жизни. Кроме инстинкта самосохранения.
— Какие?
— Месть! Он потерпел поражение и теперь жаждет реванша. Отказ от сотрудничества равен для него смерти. А смерть — отказу от мести.
Он не откажется от мести. Он будет мстить. И, пока будет готовиться к мести, будет работать. Будет работать на нас.
— Тогда форсируйте операцию. Мы должны закончить ее не позже, чем через две недели.
— Но по плану — через три.
— План пересмотрен. Вы должны завершить работу за две недели.
