– Даже так? Освободить?
– Именно так, не меньше. Григорьев держался на следствии отлично, врал умело и убедительно – что- что, а это он умел. К тому же его адвокат консультировался со мной по каждому вопросу. Замечу, что адвокат у Ильи Борисовича был высшего класса. Страшная судьба оказалась у профессора: ни семьи, ни любви, ни свободы. Единственное, на что осталось потратить накопленные деньги к концу его жизни – на дорогого адвоката из Москвы.
– Вы действительно смогли бы освободить Григорьева из заключения? – поинтересовался я.
– Он получил минимальный срок, этого мы добились. Дать ему условное, к сожалению, не получилось. Но шло все неплохо, и Григорьев уже готовился выйти на свободу досрочно. Он не дожил до этого трех месяцев – умер от инфаркта.
– На самом деле инфаркт?
– На самом. Вероятно, ты думаешь, что его убили? И больше того – виноват в этом лично я, потому что никто, кроме меня, не был заинтересован в его смерти?
– Так и думаю, – признался я.
– Григорьев умер сам, хотя жил в достаточно комфортных условиях – на зоне общего режима, недалеко от города, при местном здравпункте.
– И что профессора ждало, если бы его освободили? Вы убили бы его – как Мухина?
Ганс посмотрел на меня с некоторым раздражением и постучал пальцем по лбу.
– Дима, у тебя голова не в порядке. Зачем нам его освобождать, если хотим убить? Куда проще убить на зоне. Знаешь, что я хотел с ним сделать?
– Что?
– Перелить ему свою кровь и сделать подлизой. Чтобы знал, каково это – быть фрагрантом. Чтобы стал связан с нами круговой порукой, и никогда уже не проболтался.
– А сейчас бы вы такое сделали?
– Сейчас – нет, – твердо сказал Сазонов. – Тогда еще были надежды, что все подлизы становятся хорошими, переделываются в моральном плане, что лечится не только тело, но и душа. Теперь таких иллюзий нет.
– И поэтому вы убиваете неправильных подлиз?
– Бывает…
– А обычных людей?
– Обычных – нет. Мы не имеем на это права.
– Отчего же? – холодно поинтересовался я.
– Я уже говорил, что мы стараемся действовать в рамках закона.
– По-вашему, убийство Мухина – в рамках закона?!
– По законам обычных людей – нет. Но Мухин деградировал и превратился в чудовище. Нашей обязанностью было избавить общество от него.
– Чье общество – подлиз, или обычных людей?
– Общество в целом.
– Стало быть, в отношении подлиз вы наделяете себя правом казнить и миловать? – гневно воскликнул я. – Кто дал вам такое право?
– Мы действуем в интересах всех людей – не важно, фрагранты они, или нет. Сейчас люди убивают нас, но скоро это закончится. И тогда подлизы будут иметь явные преимущества перед прочими – ты не можешь с этим не согласиться. Мы придем к власти не для того, чтобы принизить обычных людей – наоборот, мы дадим им шанс на новую, более качественную и здоровую жизнь. И мы должны дать им гарантии безопасности. Опасность, как ни странно, исходит в первую очередь от нас, фрагрантов. Если я позволю остаться в живых такому выродку, как Трупак, кто-нибудь из подлиз захочет последовать его примеру.
– И что, все подлизы знают о том, что Трупака убили?
– Все.
– Жесткая у вас дисциплина, – заметил я. – Почти что военная.
– Во время войны должна существовать военная дисциплина. В будущем все станет иначе.
– И что же ждет нас в будущем? Новая диктатура?
– Никакой диктатуры – в ней не будет необходимости. Ты уже знаешь об особом отношении фрагрантов друг к другу. Если все люди станут фрагрантами, в мире не останется ни войн, ни обмана, ни жестокости.
– Вы полагаете, что все люди смогут стать фрагрантами?
– Все – нет. Но большинство сможет, и станет, – твердо сказал Ганс.
– А остальных куда? В расход?
– Разумеется нет, – Ганс глянул на меня недоуменно. – Не путай меня со Сталиным, я приверженец демократии. Думаю, большинство людей сами захотят стать фрагрантами, когда увидят, какие преимущества это дает. А те, кто не захотят… что ж, это их выбор, таких будет немного, и с каждым десятилетием все меньше и меньше – никто еще не отменял ни болезней, ни смерти. Со временем человечество изменится генетически. Людей станет меньше, но жить они будут лучше и дольше. Трудно сказать, каков срок жизни подлизы. С учетом регенерации – возможно, полторы сотни лет. А то и
