сейчас диктовались не разумом, но интуицией.
Нужно спросить у Экзофтальмика. Он должен знать, что все это значит. Должен. Только вот страшно к нему обращаться – от одной мысли о безумном Бассарее по коже доктора Мятликова начинали бегать трусливые мурашки.
Почему ты боишься его? – спросил сам себя Паша. И ответил: потому что он непонятен. Нет никакой информации о нем. И, стало быть, информацию нужно собрать.
Павел позвонил в АСУ и попросил к телефону Дмитрия Викторовича, главного компьютерщика больницы.
– Дим, – сказал он, – ты хвалился, что у тебя есть маленькая камера.
– Цифровая?
– Ну да, пусть цифровая. Главное, что маленькая. Есть?
– Да есть, есть.
– Маленькая?
– Да.
– Насколько маленькая?
– Микроскопическая! – рявкнул в трубку Дмитрий, выведенный из себя занудством Паши. – Полметра в длину, метр в толщину. Вес – два центнера с гаком!
– Дай мне ее на денечек.
– Зачем?
– Надо.
– Не сломаешь?
– Не сломаю.
– Ну ладно, – сдался Дмитрий. – Приходи и бери. Только не сломай.
В шесть вечера Павел занял наблюдательную позицию в «Евроспаре». Камера действительно оказалась небольшой – размером с ладонь. Паша поместил ее в старую кожаную барсетку, прорезав дыру для объектива, и вооружился пультом дистанционного управления. В магазине он поставил барсетку на полку с газетами и направил камеру на Экзофтальмика, дрейфующего по обычному своему маршруту. Включил прерывистый режим – один кадр в пять секунд. Сам же взял в руки толстый глянцевый журнал и сделал вид, что занят изучением его внутреннего содержимого – весьма богатого, если не сказать больше.
Через пять минут к нему подошла девушка – одна из красоток в фирменных зеленых блузках, в чьи обязанности входит присматривать за покупателями, информировать их о товарах и помогать приобретать как можно большее количество ненужных вещей.
– Здравствуйте, – девушка разразилась качественной белозубой улыбкой. – Вам помочь что-нибудь найти?
– Спасибо. – Мятликов с преувеличенной вежливостью приложил руку к сердцу и даже слегка поклонился. – Ваша помощь придется очень кстати. Не соблаговолите ли вы, к примеру, показать мне, где находится печатное издание «За рулем»?
– Вот оно, пожалуйста. – Девушка ткнула длинным лакированным ногтем в журнал, расположившийся перед самым носом Павла.
– Ах, и в самом деле, как замечательно! – восхитился Павел. – А вот еще я слышал, что есть такой журнал – «Красота и здоровье». У вас он в наличии?
– Вот он, – девушка с некоторым недоумением показала на искомый объект, сиявший обложкой в центре полки.
– Отлично! – возрадовался Мятликов. – А «Аргументы и факты», газета такая, что, и она у вас есть?
– Да, конечно, вот она. – Девушка утратила энтузиазм, выражение экзальтированной радости ушло с ее лица. – Пожалуйста, приобретайте. Если вам что-то нужно найти, обращайтесь к сотрудникам супермаркета, находящимся в зале…
Она сделала попытку уйти, но Павел остановил ее.
– Подождите! – воскликнул он. – А издания на японском языке, есть ли они у вас? Я стараюсь следить за японской прессой, но что-то не нахожу здесь ни одного токийского таблоида…
– Такого нету, извините. – Девушка в последний раз сверкнула улыбкой, словно произвела суматошный, неприцельный выстрел перед отступлением, и спешно ретировалась.
Целых полчаса после этого Павла никто не беспокоил. Правда, секьюрити, прохаживающиеся мимо, бросали на него тяжеловатые взгляды – мол, что это за избу-читальню вы здесь устроили, товарищ в серой куртке? И потому пришлось выложить на полку стопку журналов, демонстративно предназначенных для покупки. Наконец прошло полчаса, Мятликов решил, что достаточно, облегченно вздохнул, положил в корзину четыре журнала (два из них действительно оказались интересными, еще два были достойны лишь меткого броска в ближайший мусорный бак), снял с полки камеру и пошел покупать заслуженный коньяк.
Заговорить с Экзофтальмиком в этот день он так и не решился.
В одиннадцать вечера, когда жена, как обычно, наигралась в «крестики-нолики» и отправилась спать, Паша занял семейный компьютер. Подключил камеру и перекачал на жесткий диск то, что снял в прерывистом режиме за полчаса. Получился беззвучный клип длительностью в три минуты.
Если бы съемка велась как обычно, Экзофтальмика ежесекундно заслоняли бы проходящие покупатели. Прерывистый режим спрессовал время, превратил всех людей, кроме Экзофтальмика, в серый размазанный фон, и стало видно: Бассарей танцевал – камера ускорила его сонные движения, придала им ритм и осмысленность. Теперь он не топтался на месте, но красиво передвигал ногами, плавно плыл по торговому залу, то воздевая, то опуская руки. Более того – Павлу показалось, что Бассарей танцевал не один – временами он брал за руку невидимую партнершу, крутил ее вокруг себя и даже прижимал к груди. Павел просмотрел ролик четыре раза подряд, и с каждым разом страх перед противным Экзофтальмиком уходил все дальше, уступая место в душе симпатии. Паша сбегал на кухню, оприходовал коньяк, вернулся в комнату, полюбовался на балетные па Бассарея Сабазидиса в последний раз и завалился спать – со спокойной улыбкой на устах.
На следующий день Павел пришел в реанимацию в полчетвертого – проверить, как живет неродившийся сатирчик. Сатирчик поживал неплохо – сердечко его билось с положенной частотой, пальчики сжимались и разжимались, козлиные ножки забавно дрыгались. А вот мама его выглядела гораздо хуже, чем вчера – кожа, накануне просто бледная, налилась синевой, вокруг игл, воткнутых в вены, разлились багровые кровоподтеки, кривая электрокардиограммы, ползущая по монитору, показывала постоянные, через каждые пять-шесть ударов, экстрасистолы. Пациентке требовалась интенсивнейшая лекарственная терапия, но большие дозы сердечных препаратов могли убить плод в ее чреве. Похоже, ситуация быстро приближалась к развязке. Остро вставал выбор, кого спасать – беременную или ребенка.
Павел понимал – если он предъявит результаты своих исследований коллегам, те сомневаться не станут: сочтут плод носителем множественных врожденных пороков и бросят все силы на реанимацию женщины. И отравят сатирчика лошадиными дозами гликозидов и прочей дряни.
Павел поставил датчик в гнездо, упер локоть в край аппарата и задумался, уставившись на экран сканера.
– Паракало, на мэ созис, – услышал он вдруг тихий, едва различимый тонкий голосок. – О антропэ мэ та аспра руха, на мэ созис!
Мятликов встрепенулся, ошарашенно оглянулся. Никого в комнате – кроме него и беременной. Это она сказала? Павел наклонился над лицом женщины – трубка все так же шла через ее гортань, она не смогла бы произнести ни слова, даже если б очнулась.
– О антропэ мэ та аспра руха, на мэ созис! – из тишины снова вырисовался голос. – Паракало! На мэ созис, о антропэ мэ та аспра руха…
Мятликов нервно схватил ручку и записал слова. Голос повторял их на манер заедающей граммофонной пластинки и никак не мог остановиться. Павел взял датчик, дрожащим пальцем ударил по кнопке, в поле его зрения появилось лицо плода. Губы сатирчика шевелились в такт голосу.
