Тьмы переоценил свои силы? Или привлёк внимание других игроков, о которых ничего не знает… и сам он слабее, чем думает?
— Эти отродья вошли в лес, преодолев охранные заклинания! А мы считали, что его границы непроницаемы для зла!
— Лишь предполагали, учитывая её характер, — сухо ответил Йост. — Тем не менее гоббы проникли туда и убили тамошнего обитателя — разумеется, не по приказу их нынешнего господина. — Наконец магистр отступил от окна. — Может быть, некие силы, о которых нам ничего не известно, используют Эразма в своих целях, пусть даже он сделался магом из магов?
Йост вцепился в спинку стула, стоявшего напротив архивариуса. Костяшки его пальцев побелели от напряжения.
— Игра пошла по-крупному, Гиффорд, и нам остаётся только надеяться на чудо. На карту поставлены человеческие жизни, а грядущие перемены превыше понимания, по крайней мере моего.
На лице Гиффорда вновь отразилась скорбь, пожиравшая его с тех пор, как маги сделали своё первое неприятное открытие.
— Почему мы остались в стороне и что мы позволили ему задумать?
— Только то, что нам навязала судьба, — ответил Йост. — Когда настанет час расплаты, никто из нас не станет оспаривать свою вину.
— Бабуля…
Сновидица так крепко вцепилась в руку Сулерны, что было больно. Сулерна попыталась встретиться с ней глазами. Девушка все яснее понимала, что Хараска — пленница в собственном теле, пленница, которая знает о своей беде и хотя бы посредством взглядов пытается предупредить о чём-то жизненно важном.
В том, что Хараска и в самом деле знает что-то важное, Сулерна не сомневалась, однако не поделилась догадками ни с кем, кроме госпожи Ларларны. Более того, Сулерна была уверена, что послание предназначается для неё.
Хараска почти прекратила тщетные попытки заговорить, но смотрела на Сулерну с той же мукой, что и прежде. Когда-то — как давно! — одно дуновение Ветра расставило бы все по местам, но Ветер навсегда оставил Стирмир.
Наконец глаза сновидицы закрылись и дыхание выровнялось. Последние усилия утомили её, и теперь она лежала без чувств. Сулерна попыталась освободить руку, разжимая бабушкины пальцы осторожно, один за другим, чтобы не разбудить старушку.
Кто-то подошёл сзади и положил руку ей на плечо. Обернувшись, девушка увидела старшего брата. Лицо Эли было встревоженным.
— Надо быть вдвойне осторожными, — заявил он. — Если связь Юржика с ним и в самом деле сильнее, чему других рабов… Здесь — его дом, он знает тут каждую кочку, а значит, у нас не осталось никаких секретов.
— Юржик нас не предаст, — упрямо покачала головой Сулерна. — Сам подумай, что про него говорят: двигается, как кукла по приказу хозяина, даже в сторону никогда не посмотрит. У повелителя достаточно рабов. Может быть, теперь ему нужны не только такие, которые годны лишь башню ремонтировать. Тебе не кажется, что есть какая-то причина, из-за чего мы до сих пор свободны?..
— Юржик! — расхохотался Эли. — Да у него отродясь никакого таланта не было! Вот что, Сулерна, не отходи от дома, и пусть рядом всегда будет кто-нибудь из старших. Все эти сны и «послания» — ерунда, конечно, но что-то не даёт мне покоя.
— Куда я денусь, — сердито отвечала девушка. — К твоему сведению, я всё время с бабушкой, мне и из дома-то выходить незачем.
11
ЮРЖИК лежал на кровати, глядя в пустоту; казалось, потолок зарос ею, как плесенью. В комнату не доносились никакие звуки, и он почти уже поверил, что башня опять брошена на милость ветров и кроме него тут никто больше не живёт. Юноша не знал, кто или что приносит ему еду, однако иногда, вставая с постели, против воли смотрел на стол и обнаруживал там полную миску, чашку и булку хлеба. Голод не позволял совсем отказаться от того, что поддерживало в нём жизнь.
Тем не менее Юржик пытался ограничивать себя в еде, потому что после еды руки непременно тянулись к книге, и он снова и снова медленно принимался перелистывать страницы. Хуже всего было то, что теперь он понимал все написанное на первых страницах.
Лишь однажды затворника ненадолго выпустили из медленно пожиравшей его темницы. Тогда — воспоминание казалось смутным, как сновидение, — он спустился по лестнице во двор. Во дворе находились люди, визжащие гоббы и, самое главное, повелитель.
У ног повелителя лежало что-то похожее на истекающий кровью мяч. Юржик без слов понял, что должен сделать. Он поднял волосяной шар и обнаружил, что это голова — не человека, не гобба, но всё же голова, недавно отделённая от тела.
Позже юноша пришёл к выводу, что его разум был тогда затуманен, потому что он отнёс голову в покои Эразма, ни о чём не задумываясь и ничему не удивляясь. Повелитель поднялся следом и указал жезлом на стол, который был пуст, если не считать подсвечников с неестественно яркими свечами.
В их свете разум Юржика немного прояснился. Поначалу он решил, что голова принадлежала животному, но теперь понял, что, несмотря на мех и хищный оскал, она больше походит на человеческую, чем на гоббью или звериную.
Глаза мага горели любопытством. Из небольшого сундучка он достал хрустальный шар, которым так дорожил, и установил его напротив мёртвого лица.
Разум юноши прояснился ещё немного. Эразм произнёс заклинание, с каждым словом ударяя по столу жезлом.
— Лесной человек! — презрительно воскликнул он. — Лесное чудище! Как тебя звали?
Издалека донёсся безголосый шёпот:
— Лакар.
— Здесь нет Ветра, Лакар, так что от меня не сбежишь. Ну и где она, которая должна заботиться о тебе в час нужды? — Маг рассмеялся. — Сегодня ты, для разнообразия, послужишь мне.
Эразм даже не обернулся к Юржику; тот повиновался безмолвному приказу, не смея ослушаться. На одной из полок на ближней стене было большое блюдо. Юноша поставил его на стол и переложил мёртвую голову. Её глаза были открыты — видимо, она не утратила способность видеть и мыслить.
Эразм придвинул канделябры к блюду. Снова повинуясь невысказанному приказу, Юржик принёс сразу несколько маленьких шкатулок, которые норовили выпасть из рук.
Юноша осторожно расставил их на столе, а Эразм, не приближаясь, указал жезлом сначала на одну, потом на другую, и так на все по очереди. Крышки откинулись со щелчком, и из шкатулок потянулся тонкий цветной дымок. Разноцветные нити соединились над отрубленной головой в многоцветный туман и завертелись, как смерч.
Повелитель Тьмы не успел закончить то, что задумал. Сначала, как и должны были, вспыхнули свечи, но за первыми же словами последовал такой взрыв света, что Юржик закричал и закрыл глаза руками. До него донёсся другой крик; видимо, кричал Эразм. Свет угас так же внезапно, и наступила почти полная темнота.
Вокруг Юржика заревел Ветер, и голос его был таков, что юноша упал на пол, испугавшись, что череп не выдержит и взорвётся от боли.
К счастью, атака Ветра длилась недолго. Свет, которым сопровождался оглушительный звук, погас. Свечи, когда-то такие яркие, теперь едва озаряли темноту.
Юржик лежал на полу. Эразм всё ещё стоял, и его широкая ухмылка не предвещала ничего хорошего.
На столе ничего не осталось. Исчезла не только голова, но и шкатулки; на их месте чернели теперь обгорелые пятна. Жезл, которым повелитель Тьмы так дорожил, что почти никогда не выпускал из рук, обуглился и стал чуть ли не вполовину короче.
Тут чёрный маг сделал нечто странное: он отошёл от стола и поклонился, как будто у дальней стены стоял важный гость.
— Впечатляет! — воскликнул он таким ласковым тоном, что Юржику захотелось втянуть голову в
