пугали. Фа лиса решила нагнать его и отвести пушистую сестрёнку назад.
Странно, но Ветер, которым всегда был полон воздух вокруг, вдруг исчез, оставив вместо себя непривычную тишину. Здесь не пели птицы, не жужжали насекомые. Пипер остановился, опустил Сасси на землю и поманил Фалису к себе.
— Иди смотри, что делает тёмный.
Он быстро повёл её за густой куст и слегка отогнул толстую ветвь, чтобы девушке было видно.
20
ВОКРУГ царил холод; впрочем, он окружал Церлин с самого рождения. В темнице смердело, причём зловоние древней гнили усиливалось духом нынешнего зла, ведь девушка находилась в самом сердце Эразмовых владений.
Церлин прижалась к стене и обхватила колени, чтобы сохранить в миниатюрном теле остатки тепла. Света, как и следовало ожидать, не было. Она и не пыталась исследовать темницу; гоббы приковали пленницу к кольцу в стене и ушли, напоследок продемонстрировав жесты, которые та постаралась не замечать. Единственный фонарь твари забрали с собой; в кромешной тьме девушке начало казаться, будто мрак можно сжать руками и придать ему форму.
Хотелось есть — после скудного завтрака прошли долгие часы, однако голод также был верным спутником Церлин почти с рождения. В попытке отвлечься от щемящей боли в желудке она, как ни странно, вспоминала былые посевы и жатвы.
Внезапно ей вспомнился странный посев на дальней пашне.
Поначалу рабы посчитали это очередной проделкой гоббов, ведь демоны постоянно издевались над жителями долины. Несколько детей из разных бараков выгнали на работу; они вернулись под вечер в полном изнеможении и в один голос объявили, что с утра до ночи занимались «посевами».
Что же они сеяли? Никому из детей ранее не доводилось видеть таких крупных и тяжёлых овальных семян. Место для посадок также выбрали странное — полоску у самого леса, когда было вдоволь участков на солнце, вдали от деревьев. Детей заставили вручную рыть ямки, аккуратно опускать туда семена и не закапывать, пока один из гоббов не польёт зерна странной красноватой жидкостью из бурдюка. Только после полива детям приказывали засыпать ямки и переходить к новому ряду посевов. Каждая линия семян повторяла контуры леса.
Дальнейшие расспросы юных сеятелей ни к чему не привели, а потому, не поняв смысл затеи, все сочли случившееся новым видом изощрённого издевательства. И всё же Церлин чувствовала: Эразм не станет впустую тратить время, всегда и всюду он следует своим замыслам. И сюда он заточил её не случайно. Дрожа от холода, девушка с негодованием вспомнила восторженные речи Хараски и вдовы Ларларны о том, что Свет всегда противостоит силам Тьмы. Очевидно, они свято верили в то, во что их учили верить с детства: в прикосновение Ветра, в силу той, которая ступает облаками.
Ларларна с Хараской клялись, будто настанет день, когда девушка потребует помощи у обеих сил — и будет услышана. И что же? Им выпала ужасная смерть, ей самой — рабство. Лучи Лунной госпожи не проникнут за эти стены, а Ветер по-прежнему спит в долине. Зачем надеяться на невозможное? Да потому что других путей спасения не осталось…
Церлин склонила голову на колени и сжалась в комок. К чему теперь бороться с дремотой, которая наливает тело свинцовой тяжестью? Довольно того, что волшебник и его приспешники хоть ненадолго оставили её в покое.
Сознание девушки ещё бодрствовало, но веки опустились. Церлин, как привыкла с самого детства, начала мысленно любоваться узорами на внутренней стороне век. Губы её шептали имена, хотя только безумец поверил бы, что на зов кто-то откликнется.
Три женщины стояли вокруг высокой жаровни. Мантии небрежно свисали со стула неподалёку, и было видно, что женщины практически одного роста, хотя и разного возраста. Учение мудрости продлевает жизнь до тех пор, пока владелец одряхлевшего тела, воспитав преемников, не решает покинуть земную оболочку. Впрочем, уже давно ни одна девушка не проявляет стремления к древнему знанию. Магов становится все меньше — возможно, ещё один признак нависшей над миром Тьмы.
Две волшебницы неотрывно смотрели на огонь. Их гордая осанка и незамутнённый взор не могли скрыть признаков старости, сдерживаемой исключительно силой воли. Третья волшебница была самой молодой, но и она успела прожить более половины отпущенных человеку лет.
Старейшая из них одну за другой подбрасывала в огонь короткие палочки сухого дерева из связки, которую держала в руках. Вспыхивали искры, пламя разгоралось, а когда появлялась струйка дыма, три женщины склоняли головы и глубоко вдыхали вязкий аромат.
Потом волшебницы взялись за руки, закрыли глаза и принялись тихонько покачиваться. Старшая из них провозгласила:
— Коли это в женской власти — то вперёд!
В ту ночь ни один луч не проник в чащу леса. Сияние луны не коснулось Камня, лишь тонкие отблески потревожили его поверхность. И всё же Ветер крепчал — лихим жеребцом, охраняющим табун, пронёсся он по долине и застыл как вкопанный, готовый в любой миг дать отпор силам зла.
Невидимые никому, даже лесному люду, в тенях двигались тени. Ветер взволнованно шелестел и всё же не приближался к тем, кто стоял у монолита и вглядывался в Камень, будто высматривая на нём таинственные письмена. Призрачные тени воздели руки в почтительной мольбе.
Искры на Камне очертили силуэт женщины в туманной маске.
— Вы взываете к той, кого больше нет. — Холодом повеяло от этих слов, и вопрошавшие испугались отказа.
— Были те, кто служил тебе до последнего своего вздоха. — Говорившая, казалось, ничуть не смутилась, даже, напротив, вознамерилась спорить. — Та, за которую мы молим, плоть от их плоти и кровь от их крови.
— Та, кто моей крови и плоти, здесь, под моим покровительством, и ей ничто не грозит. — От первого голоса повеяло ещё большим холодом. — Смертная дева, за которую ты просишь, даже не принесла мне своего первого подношения.
— Её ли в том вина, о великая? Ты знаешь все — прошлое, настоящее и будущее. Или ты утверждаешь, что тебе ничего не ведомо? Она последняя из рода (если не считать того, кто во власти Эразма), хранившего лунное святилище во времена, когда беспечные и самонадеянные люди о нём позабыли. В дщери долины скрыто семя таланта, хотя из тьмы невежества показался лишь первый зелёный росток. Неужели ты отдашь на растерзание сыну Тьмы эту девочку, последнюю искорку Света?
Повисла тишина, нарушаемая лишь шелестом Ветра.
— Что ж, слушайте. — Лицо, скрытое вуалью тумана, почти нехотя повернулось к той, что отважилась ходатайствовать за смертную девушку. — Жители Стирмира должны сами отстоять свою свободу, и тебе это известно. Девушке досталось не меньше, чем её собратьям. Если она способна противостоять Ночи и пробить дорогу Свету, я её поддержу. Ничего больше не обещаю…
Силуэт на Камне растаял, секундой позже исчезли и тени.
Три женщины в покоях волшебницы Вестры открыли глаза. Первой заговорила младшая:
— Сны… вот что укрепит и направит дщерь долины, и посылать их должен не мужчина, пусть даже исполненный Света, а мы, женщины. Пробиться внутрь башни не так-то просто; до Церлин, как и до Фогара, дойдут лишь бессвязные обрывки. Но Хараска и Ларларна заложили фундамент — посмотрим, что мы сумеем на нём выстроить!
В ту ночь картины, возникавшие перед внутренним взором Церлин, казались на удивление ясными и чёткими. Дважды девушка чувствовала, что понимает обрывки заклинаний, ранее ей неведомых. Догадайся о происходящем Эразм, и Церлин будет в страшной опасности. Чёрный маг выпьет её жизненные силы без остатка ради мельчайшей капли магии. Но столь жуткая участь не пугала Церлин: страх с самого детства был её верным спутником.
Спутником.
Церлин замерла. Как часто ей говорили о Ветре и его источнике — почудилось ей или как раз в этот миг она ощутила его нежное прикосновение к коже, смрад темницы отступил перед чем-то свежим и бодрящим, омывающим тело и разум?
— Ветер? — внезапно осмелев, прошептала девушка.
