Фогар шёл вперёд, хотя разум его был словно в тумане. Позади осталось нечто, едва не разорвавшее мир на куски, а он не помнил что. Юноша помотал головой в надежде, что мысли прояснятся, и память стала понемногу возвращаться. Впереди маячила башня, а его самого подгоняли двое гоббов…
Выстроенная спираль, Эразм с шаром и остальные события вечера, грозившие миру гибелью… Разрозненные воспоминания постепенно складывались в единую картину. И всё же случившееся почему-то казалось сном, видением, навеянным извне. Что же произошло на самом деле?
Повелитель по обыкновению ожидал Фогара в кресле с высокой спинкой. Сферы на столе перед ним больше не наблюдалось; видимо, она всё же пропала. Юноша не знал, догадался ли колдун о его причастности к срыву ритуала.
Гоббы-провожатые поспешили скрыться за дверью. Эразм заговорил, и в его ровном ледяном голосе читалась холодная ярость.
— Что делает работник с инструментом, который оборачивается против хозяина и ранит кожу? Либо избавляет его от недостатков, либо избавляется от него самого.
Фогар все ещё чувствовал себя как в тумане и пребывал в полной власти колдуна. У него то и дело перехватывало дыхание, будто склизкие пальцы крепко сдавили горло.
— Ты подвёл меня… — В голосе чёрного мага зазвучала угроза. Эразм щёлкнул пальцами, и в комнату ввалились двое гоббов. Они подтолкнули юношу к краю стола. Колдун впился взглядом в глаза подмастерья, желая выведать самые сокровенные тайны…
Внезапно чувство вторжения в потаённые глубины души пропало. Фогар сделал судорожный вздох и понял, что у мага почему-то ничего не вышло.
Эразм принялся выводить на гладкой поверхности стола символы, оставляя красные линии, словно до того погрузил палец в алые чернила. Некоторые знаки казались Фогару смутно знакомыми. Не в силах отвести взгляд, он наблюдал за манипуляциями, и отступившие было ощущения вернулись, будто маг с удвоенной силой потянулся к его разуму. Фогар силился защититься, но времени не хватало, нужно было больше… больше…
Узор отделился от стола и поплыл к юноше. Гоббы поспешно отступили, чтобы не попасть в силки вместе с ним. Кровавая вязь обвила ноги, тело, руки и шею Фогара. Паутина подобралась уже к самым ушам…
Тихим, почти неслышным, был этот звук, и всё же Фогар, ожидая, что маг закончит своё колдовство, его различил. Эразм, на удивление своему подмастерью, внезапно расплылся в улыбке, а пыточные сети растаяли, освободив дрожащего и ослабевшего пленника.
— Ты мне ещё нужен, а потому будешь служить, — процедил маг с таким трудом, будто само допущение, что он может в ком-то нуждаться, причиняло ему невыносимые страдания. — Не сомневайся, настанет час, когда ты окажешь мне большую услугу.
Эразм хлопнул в ладоши, и приковыляли гоббы.
— В темницу, — приказал волшебник. — И хорошенько приглядывайте за ним.
23
— СЮДА! Сюда! — звенел голос Фалисы, подхваченный Ветром.
Они шли на её голос — изумлённая стайка полуголодных ребятишек в лохмотьях; шли и даже не боялись Хансы и двух пушистых девочек, идущих рядом.
Девушка взяла за руку одного из малышей, а Сасси мягко обхватила сильной кожистой ладонью израненные пальцы другого ребёнка. Голос Ветра был для дочери Хансы простым и понятным, как речь: он манил за собой, обещал счастье, успокаивал, исцелял. Лесная девочка чувствовала, как его дух объединяет перепуганных детей в грозную силу, превосходящую магию Эразма и всех его демонов.
Ханса указывала путь, неся в каждой лапе по человеческому малышу. Фалиса видела, как худые ручонки несмело гладят пушистый мех. Остальные дочери леса разобрали на руки самых маленьких и слабых. Прямо над головой мельтешили и щебетали птицы, сопровождая музыкой необычную кавалькаду. Фалиса и сама уже почувствовала, что дети долины открылись, потянулись в будущее, словно ростки после дождя, завершившего многолетнюю засуху. Наследие, коим были обделены дети долины, рождённые в проклятые годы, наконец обрело владельцев.
Дети подошли к лесному озеру, в котором отражалось ясное голубое небо. Несколько оленей, склонившихся к воде, грациозно вскинули головы, насторожённо глядя на пришельцев. По неслышному сигналу вожака олени медленно отступили в тень деревьев, оставив водную гладь невозмутимой.
Но ненадолго! С отощавших, покрытых застарелыми шрамами и свежими ссадинами тел полетели на землю изорванные лохмотья. Сасси, заливисто хохоча, плюхнулась в воду, и её смех подхватил Ветер. Старший из мальчиков без колебаний бросился за ней, остальные несмело последовали его Примеру.
Фалиса подошла к берегу с охапкой мясистых листьев, сорванных по пути, и тоже вошла в озеро. Размяв листву до мыльной массы, она вдохнула свежий аромат, от которого защекотало в носу, и принялась натирать тело и волосы ближайшей девочки. Понаблюдав за ней, Ханса и лесные создания вошли в воду и получили по горстке листьев; Дети, брызгаясь и визжа от удовольствия, позволили намылить себя с головы до пят, как никогда ещё прежде не мылись.
Каждая клеточка детских тел казалась коричневой от грязи и загара и морщинистой от въевшейся пыли, однако мыльная пена очищала кожу добела. Бывшие рабы со смехом плескались в воде. Свобода вернула им право, данное от рождения всем детям: на невинность и радость.
Когда усталые и счастливые дети всё-таки выбрались из озера, Фалиса быстро показала, как вытереться пригоршней нагретой солнцем травы. Лесные жительницы разбежались и вскоре вернулись с сетями, едва не лопавшимися от плодов и съедобных растений.
Малыши набросились на пищу с жадностью. Поначалу Ханса следила, чтобы порции были скромными, и лишь когда дети наелись, предоставила каждому доступ к полюбившемуся лакомству.
Умиротворённая детвора расположилась на поляне; один из человеческих малышей приник к Хансе и, заглядывая в большие добрые глаза, благодарно улыбался испачканным ягодами ртом. Ветер нежно напевал колыбельную стайке заморышей, мирно дремавших на траве. Ветер шелестел, успокаивал, баюкал…
И вдруг закричал.
Безмятежность мгновенно развеялась, словно занавесь лиан сорвало яростной бурей. На волю вырвалась магия — необузданная первозданная магия, однако Фалиса чувствовала: её сила направлена не против лесного царства. Где-то произошло нечто ужасное, и Ветер немедленно бросился на защиту леса.
Сонные голоса мирной земли смолкли — боевой рёв дыхания жизни заглушил все прочие песни, возносясь до высот, недоступных её дару. Фалиса могла лишь прижать к груди двух дрожащих от страха детей, чтобы те почувствовали себя если не в безопасности, то хотя бы не в одиночестве.
Мгновение спустя Ветер унёсся прочь… Куда — сражаться, защищать лес?
Встревожились даже лесные жители, хотя, как и Фалиса, пытались успокоить детей. Малыши заплакали, ведь с исчезновением Ветра вернулись их прежние страхи. Один оттолкнул Фалису и попытался её ударить.
Тут раздался звук, понятный тысячам ушей леса и без толкования мудрого Ветра: земля вокруг детей ритмично, словно огромное сердце, содрогалась от гулкого рокота.
Рокот… Фалиса знала, откуда он: лесной люд в неистовом пугающем ритме бил дубинами по земле.
— Аааиии — Ветер — позвала она мысленно и вслух.
По воде пошла рябь, словно то, что надвигалось на них, не могло подойти ближе. Впрочем, не что, а кто. И её Фалиса хорошо знала.
Зелёная туника струилась по женской фигуре, и лишь лицо, как всегда, скрывала вуаль тумана. Фалисе захотелось в священном ужасе закрыть глаза руками, однако она не шелохнулась.
— Госпожа… дети, — мысленная речь Хансы долетала и до Фалисы.
— Я уже сказала, — во всеуслышание заявила Земнородная, — что ищущие убежища будут приняты Ветром. Никто не причинит им вреда. То, что произошло, произошло вдалеке, однако теперь оно касается и нас в лесу.
Госпожа подняла руку и сложила длинные пальцы в символ, в котором девушка внезапно узнала зов.