Странны и непонятны были речи Царя Небесного, но тут от мощных раскатов его голоса фиговое дерево затряслось, и несколько плодов упало сверху, пребольно стукнув мехараджуба по темени.
Легенда гласит, что в тот же миг Вакришамитра понял очень многие вещи, которые безуспешно пытался потом втолковать ученикам на протяжении всей своей жизни (например, почему надо выбрасывать сеть и как можно, умерев, все же куда-то идти). Бывший мехараджуб послушался Асуру и немедленно удалился в горы, где двадцать лет и три года питался одними акридами и диким медом. Прекрасные наложницы последовали за своим господином и стали его первыми слушательницами, положив начало до сих пор существующей секте вакришамитов. По-другому эти люди именуются фигиатами – в честь дерева, плоды коего оказали на основоположника движения столь благотворное воздействие. Фигиаты живут в горах и диких джунглях, подолгу сидят со скрещенными ногами на голой земле и всегда имеют ровно по шесть жен, с коими вступают в сношения исключительно ради продления колен своих.
Легенда умалчивает, кто первым проник за стены города, много веков пребывавшего в запустении, ибо, после исчезновения мехараджуба, его законная супруга, разыскав покинутое убежище мужа, предала Эль- Мехем разграблению. Не помогли никакие ссылки на явление грозного бога: вельмож частью удавили, частью растоптали слонами, людей попроще посадили на кол или повесили на крючья возле Балдахских ворот. Не одну сотню раз проливались дожди и выгорали листья в мехемских садах, пока наконец безымянные искатели счастья вновь обосновались за его стенами.
Скорее всего, это были беглые рабы из Косалы и представители низших каст из Вендии. Гонимые и преследуемые, они укрывались в горах Тайдук-Нубас и в один прекрасный день вновь открыли долину Мехем, о которой к тому времени все давно позабыли.
Некоторое время городу удавалось существовать автономно, пока о нем не проведали власти двух сопредельных держав. Тогда в Эль-Мехем прибыли сразу два наместника – косальский и вендийский. Жителям не нужен был ни тот, ни другой, поэтому хитрые и коварные мехемцы поначалу закатили пир в честь новоприбывших, а ночью перебили отряды и зарезали несостоявшихся губернаторов.
Вендийцы решили, что виной случившемуся интриги косальцев, последние обвинили во всем вендийцев. Между двумя странами разразилась война, длившаяся семь лет. Эль-Мехем неоднократно переходил из рук в руки, пока жителям это не надоело и они не подняли восстание.
Возглавил его храбрый и жестокий Хеир-Эддин, бывший косальский раб, одноглазый и уродливый, как запечный кобольд. Сей вождь предложил вендийцам свои услуги в борьбе против косальцев, а тем – вечный союз против вендийцев. Отлично зная окрестные горы, он заманил соперников в узкие ущелья, где кшатрии и янпачи погибли под лавинами камней, сброшенных сверху мехемцами.
Одержав столь славную победу, Хеир-Эддин повелел ставить на краю долины сторожевые заставы, дабы стеречь все горные проходы, однако последних было так много, что сие предприятие не увенчалось успехом. Горы Тайдук-Нубас – всего лишь жалкая насмешка над величественными вершинами Химелии, лежащими далее к северу, так что Эль-Мехем еще не раз становился добычей врагов, которые всегда находили неохраняемые проходы, через которые делали частые набеги и потом возвращались домой, обогащенные трофеями и исполненные презрения к обитателям Сокровенной Долины.
Впрочем, владыки Вендии и Косалы отказались от прямого владения Эль-Мехемом, смекнув, что гораздо выгоднее позволить жителям богатеть за счет целебных вод, добываемых из-под земли прямо в городе (считается, что это – дар Асуры, оставленный мехемцам взамен сожженных огненной колесницей виноградников), и получать от них щедрую дань. Владыки только посмеивались над тщеславием мехемских князьков, гордо именующих себя шахсарами, то есть «властителями, угодными богам». Князья Эль-Мехема, ведущие род от ничтожного раба, были скорее угодны Вендии и Косале, чем небожителям.
Последний мехемский шахсар, носивший в себе частицу крови Хеир-Эддина, звался Агиб-Абу и отличался крайней, доходившей до судорожных приступов трусостью. Шесть человек должны были попробовать кушанья, прежде чем те отправлялись в утробу мехемского повелителя. Кольчужную рубашку он всегда носил под халатом и не снимал ее даже в постели. Помимо иранистанских наемников-янпачей, Агиб-Абу окружил себя черными рабами-телохранителями, а немой шемит Махра, славившийся умением всаживать метательный нож в муху за пятнадцать шагов, сопровождал господина и в женские спальни, и туда, где любой нормальный человек предпочитает восседать в полном уединении. Когда в горной долине объявился отряд немедийских наемников, бежавших от преследований через Гирканские степи на юг, Агиб- Абу, пораженный искусством, с которым северяне владели тяжелыми прямыми мечами и невиданными доселе арбалетами, сдуру нанял воинов удачи себе на службу…
Это стало последней ошибкой в его жизни. Воспользовавшись недовольством части вельмож, сметливый Дастан по прозвищу Лис явился в сопровождении стрелков в шахсарскую купальню и наглядно продемонстрировал умение своих людей поражать плавающую цель. Черные телохранители, вспомнив старые обиды, тут же перешли на сторону восставших, а так и не успевший метнуть ножи, предусмотрительно накрытый проволочной сетью немой Махра присоединился к ним после недолгих, но весьма плодотворных размышлений, суть коих он, естественно, никому не мог поведать.
Десять дней и ночей продолжался пир в огромном шахсарском дворце. Льстивые мехемцы наперебой славили достойнейших Абу-Дастана и сотоварища его Бравгарда-нэмэ. Достойнейшие Дастан и Бравгард, по которым плакали палачи Бельверуса, Тарантии, Шамары, Кордавы, Мессантии, а также десятка других городов и весей, пили сладкие вина, закусывали черепашьим супом и солеными петушиными гребешками, купались в фонтанах и ломали мебель. Остальные наемники им усердно помогали. В промежутках между этими веселыми занятиями немедийцы сравнивали достоинства шахсарских наложниц, чтобы затем поделиться впечатлениями. Поделившись, менялись женщинами, бурно выражавшими восторг, ибо все они почти забыли, что такое мужская ласка: покойный Агиб-Абу был хоть и не стар, но мало на что годен и пользовался наложницами исключительно в качестве грелок.
Выпив большую часть винных запасов и сокрушив все, что можно было сокрушить, Дастан и Бравгард отправились осматривать дворцовые подвалы, прикидывая, сколько лошадей потребуется, чтобы вывезти золото и драгоценности. Оставаться в Эль-Мехеме они не собирались, справедливо полагая, что, как только слухи о перевороте дойдут до ушей властителей Вендии и Косалы, извечные враги объединятся, дабы навести порядок и покарать дерзких пришельцев.
Золота и драгоценностей в подвалах оказалось пруд пруди, так что и думать было нечего забрать с собой все сокровища. А в дальней камере за внушительной бронзовой дверью друзья обнаружили нечто, полностью изменившее их первоначальные планы. Во всяком случае, планы Дастана.
Это был худой голый старик, прикованный к стене железными цепями. Длинная седая борода покрывала его впалую грудь, лицо, украшенное длинным крючковатым носом, носило все признаки необыкновенной старости. В углу стоял затянутый паутиной посох и валялась одежда, сорванная с узника.
Поначалу воины решили, что старик мертв, но тот вдруг открыл глаза и вперил в немедийцев дикий и пронзительный взор.
– Вы должны меня освободить, – сказал он глухим скрипучим голосом, не прося, но утверждая эту
