– Совсем, – она демонстративно отвернулась и принялась наводить порядок в развороченном шкафу. – У меня много дел. Нужно прибраться, привезти домой дочку, приготовить ужин.
– Ты…
– Я не слушаю, – донеслось из шкафа. Нина исчезла там почти целиком.
Он постоял еще с минуту, потом попросил проводить его и запереть дверь. Она то ли не слушала, то ли не слышала. Олег ушел.
И вот – свобода. А вместе с ней – тревога и странная пустота, которая ничем не заполнялась. Только что он мечтал освободиться от Нины, а теперь и сам не знал, рад этому или нет. Скорее, все-таки рад. Олег мельком подумал, что расстанься они чуть раньше, перевод у него получился бы более качественным. «Представляю, как рвет волосы редактор! Теперь он с полным правом может вытирать об меня ноги!»
Потом он подумал о Тамаре. Та просила его не бросать подругу, несмотря на все разногласия. Что она скажет теперь? Да и скажет ли что-нибудь? Будут они снова встречаться или расстанутся навсегда? Собственно, что их связывает, кроме той застывшей фигурки на берегу пруда?
Ему не хотелось ехать домой. Олег проверил наличность – денег осталось совсем мало. Открыл папку, лежавшую на заднем сиденье, просмотрел свои издательские договора. Позвонил по нескольким номерам. В одном из издательств ему пообещали ближе к вечеру дать аванс. Если он приедет к шести…
До пяти он сидел в исторической библиотеке, потом отправился в издательство. Взяв в кассе деньги, получил приглашение на небольшой банкет по случаю чьего-то дня рождения. В этой редакции его давно и хорошо знали, Олег начал работать здесь сразу после окончания института. Он просидел за праздничным столом до десяти, с трудом удерживаясь, чтобы не напиться. А напиться хотелось ужасно – вдребезги, до беспамятства, чего он не делал уже давно.
Время от времени собутыльники спрашивали, что с ним стряслось? Почему у него такой странный вид? Он здоров? Дома все в порядке? Олег односложно отвечал, что все замечательно. При этом думал, что Нина могла опомниться и вернуться к нему, как уже делала однажды. Сейчас она стоит под запертой дверью и ждет. Но он туда не поедет. Не сейчас.
Олег поймал себя на том, что специально тянет время, чтобы она передумала и ушла. Он не хотел найти ее под дверью и снова выслушивать примирительные и, как оказалось, ничего не значащие фразы. «Она извиняется, чуть не стелется в ногах, говорит, что я у нее единственная защита и опора! А через час глядит, как солдат на вошь, и разве что не посылает к черту. Хватит! Ее любовь похожа на пустыню. Днем умираешь от жары, ночью – от холода. И спрятаться негде. Мне по душе более мягкий климат».
Он все-таки выпил – в меру, чтобы решиться вести машину. Поговорил со старыми знакомыми на отвлеченные темы. Впрочем, сейчас любая тема, не касающаяся убийств, казалась ему отвлеченной. Позвонил маме и узнал, что последний детектив она прочитала и теперь хочет чего-нибудь новенького.
– Привезу на днях, – пообещал Олег, улыбаясь при мысли, что может не только привезти детектив, но и рассказать его. Впрочем, нет. Мама слишком испугается! Его всегда удивляло, что эта мирная тихая женщина, в быту боявшаяся малейших неурядиц, так любила кровавые авантюрные истории. Возможно, таким способом она получала недостающий ей в обыденной жизни адреналин?
…Нины под дверью не было. Впрочем, он и не ожидал ее там встретить – с того самого момента, как увидел, что синяя исцарапанная «Хонда» исчезла со двора.
Диану привезла бабушка. Девочка не знала, радоваться ей возвращению домой или огорчаться. С одной стороны, она снова встречалась с родителями, которых не видела почти неделю. С другой…
– Опять в школу? – уныло спросила девочка, едва расцеловавшись с матерью и отцом. – И в кружки тоже?
– Обязательно, – твердо ответила Нина. – А теперь беги мыть руки и ужинать. Мама, садись с нами. Потом мы тебя отвезем.
Инесса Павловна чутко приглядывалась к «детям». Дочь держалась спокойно, пожалуй, даже чересчур спокойно. Она вежливо спрашивала мужа, какой хлеб он будет к супу – белый или серый? Какая была погода в тех местах, где проходила его командировка? Надевал он хоть раз белый свитер или она опять зря его уложила? Если вещь не носится, зачем было ее покупать, да еще за такие безумные деньги? Это были обыкновенные семейные разговоры. Необыкновенным был тон Нины. Она задавала вопросы с таким видом, будто ответы ничуть ее не интересовали.
Николай держался далеко не так корректно. Правда, он ничего не спрашивал, зато отвечал сквозь зубы, если вообще удостаивал жену ответом. И его теща сделала вывод, что в семействе не все благополучно. Она забеспокоилась.
– Ниночка, ты так свежо выглядишь, – сказала она, когда над столом повисла тишина. Слышался только скребущий звук вилки – Диана распахивала картофельное пюре в своей тарелке. Против обыкновения ее никто не одергивал.
– Правда? – удивилась дочь. И, спохватившись, нервно подтвердила, что в самом деле хорошо отдохнула.
– В Москве сейчас такая грязь, так тяжело дышится… – продолжала Инесса Павловна, в основном обращаясь к зятю. – А за городом, наверное, прелесть что такое!
– В самом деле, – коротко ответила Нина. – Да, мам! Я кое-что тебе привезла. Пойдем, покажу.
Они вышли из-за стола, и, уведя в мать в комнату, Нина трагическим шепотом спросила, что означают все эти разговоры?
– Но я же говорила о санатории!
– Ни в каком санатории я не была!
Инесса Павловна испуганно шикнула. А потом еле слышно сказала, что ей ничего рассказывать не нужно. Она ни о чем не спрашивает. Все эти вопросы задавались только для Николая.
– Он такой мрачный! Думаю, что-то заподозрил!
Дочь поразила ее своим равнодушным ответом.
Она заявила, что Николай не нуждается в том, чтобы для него разыгрывали такие комедии. Он прекрасно знает, что ни в какой санаторий она не ездила. А разговоры об этом только раздражают его.
– Нинка, ты рехнулась! – воскликнула та, забыв о своем заговорщицком тоне. – Ты ему сказала?!
– Мама, он в этом не нуждается.
– Тогда откуда он все знает?
Дочь поразила ее вторично. Она сообщила, что ее брак с Николаем – это союз двух умных людей. Они не ссорятся по пустякам, не выцарапывают друг другу глаза, как иные импульсивные пары. Николай знает, что у нее кто-то есть, а теперь даже знает, кто именно.
– А сказочка про санаторий – это просто ширма, которая устраивает нас обоих, – холодно добавила она. – Когда в комнате стоит какой-то некрасивый предмет, его нужно чем-то загородить, верно? Или вот пятно на обоях – на это место вешают красивую картину. А санаторий на ней нарисован или еще что – для умного человека совершенно безразлично.
Инесса Павловна даже не смогла ей ответить. Заранее заготовленные упреки, что дочь неосторожна и своими руками разрушает семью, вылетели у нее из головы.
– Это безумие, – сказала она наконец. – Это просто… Цинизм какой-то! Как же ты изменилась!
– С каких пор, как ты считаешь? – так же холодно и вежливо поинтересовалась Нина. – Я не менялась. Я всегда была такая. А теперь пойдем ужинать, все остывает. И Диане пора спать.
Инесса Павловна растерянно оглядела спальню. Спросила, что именно дочь хотела ей показать. И тут Нина не выдержала. Рассмеявшись, она заявила:
– Мама, ну это просто еще одна ширма! Ширмочка, чтобы отозвать тебя и поговорить! Всем же ясно, что ничего я тебе не привезла, потому что никуда не ездила! Ну, пойдем! Попрощайся с Дианкой!
Больше в тот вечер они почти не разговаривали. Ужин окончился в полном молчании. Николай довольно невежливо унес тарелку с печеньем и кружку чая в столовую. Он заявил, что будет смотреть футбол. Диана клевала носом и бесцельно ломала печенье на мелкие кусочки. Инесса Павловна наконец встала.
– У меня на сердце неспокойно, – пожаловалась она дочери, когда та отпирала ей дверь. – Вы сегодня совсем как чужие. Нина, вы ссорились? Или теперь у вас всегда так?
– Все совершенно нормально, – уже с явным раздражением произнесла дочь. – Ты приедешь к нам на
