— Вот-вот начнут подъезжать остальные, — сказал Волк. — Держите их охрану под контролем. При милиции они не посмеют рыпаться, но осторожность никогда не помешает.
— Я понял, босс, — ответил Гоблин, и эта фраза еще раз показала, на чьей он стороне.
В мафии Бармалея было заведено, что нижестоящие члены организации могут называть вышестоящих «шефами», но на титул «босс» имеет право только один человек — глава всей группировки. Великий и Ужасный.
А между тем остальные и вправду начали подъезжать сразу же вслед за милицией. Последняя, будь у нее такое желание и не будь опасений, что потом ей же самой и придется отвечать за нарушение капиталистической законности, могла бы одним махом взять под стражу всю Бармалееву мафию, за которой вот уже несколько лет безуспешно охотился Питерский РУОП. Однако мафия-то была налицо, а вот доказательств ее виновности в каких бы то ни было преступлениях кот наплакал, — вероятно, тот самый, который терся под ногами у оперов, пока те замеряли расстояние между лужами крови. Это был любимый кот Бармалеевой дочки по имени Робинзон, и милиция остерегалась даже пнуть его хорошенько по подхвостнице, чтобы не совал нос куда не следует. Ведь пнешь — а потом греха не оберешься. Серьезных неприятностей, конечно, не будет, но нервотрепка не исключена. Обидишь кошака — а получишь жалобу на неоправданную грубость при проведении оперативно-следственных мероприятий. Пусть даже повод — мелочь, плюнуть и забыть, но бумага появится и заляжет где-нибудь в архиве до той поры, когда начальству понадобится приструнить сотрудника. А когда понадобится, вынут эту бумажку на свет божий и ткнут оперу в нос: смотри, черным по белому написано, что в таком-то году ты, друг ситный, проявил неоправданную грубость по отношению к родственникам потерпевшего имярек. Пусть кота и трудновато причислить к родственникам Бармалея, но дочка-то его, без сомнения, родня, и очень даже близкая. Да и кот тут по большому счету ни при чем.
Это с работягами просто: заломил руку за спину — и в вытрезвитель. А с мафией надо держать ухо востро. Эти законы знают лучше любого прокурора. А чего не знает — адвокат подскажет.
Мафиозии подъезжали к Бармалееву особняку невооруженными. Многие и задержались-то как раз потому, что нужно было скинуть оружие, а то не оберешься греха — опять же посадят-то вряд ли, адвокаты отмажут обязательно, однако к чему лишняя нервотрепка. Тем более что имеется охрана и у каждого телохранителя в кармане — лицензия и разрешение на ношение пистолета. Ну и сами пистолеты, само собой, в карманах имеются.
Открывать стрельбу при ментах — дураков нет. Да и вообще, вряд ли кровопролитие начнется до похорон Бармалея. Во-первых, даже у беспредельщиков есть свои традиции, и одна из них — уважать покойного босса. А во-вторых, каждому из претендентов на власть надо собраться с силами, найти союзников, точно определить, кто враг, а кто друг.
Передел сфер влияния — не детская игра. Это серьезное дело, где любой неверный шаг ведет прямиком на кладбище.
Поэтому Серый Волк не слишком опасался первой встречи Бармалеевых подчиненных после смерти босса.
Его мысли занимал другой вопрос. Простой, как три копейки мелочью.
Чтобы гарантированно обеспечить себе победу, Волку требовались дополнительные деньги. На подкуп соперников, на приобретение союзников, на оплату киллеров и боевиков, на покупку оружия и боеприпасов, а также на создание запасных аэродромов. Много денег…
А где их взять?
9
Девушка по имени Софья отправилась из Дедова обратно в Питер босиком, окончательно опровергая свою общность с женой графа Толстого Льва Николаевича, известного советского писателя. По поводу последнего подвыпивший Леха Питерский всю ночь спорил с не менее подвыпившим Григорием Монаховым по прозвищу Лжедмитрий Отрепьев, и диспут завершился на грани мордобоя. Дело в том, что Гриша за столом опять начал петь куплеты вагонных нищих, но Леша грубо прервал его, заявив, что граф Л. Н. Толстой — это не известный советский писатель, а даже совсем наоборот — великий русский.
Гриша стал топать ногами и бить себя в грудь, бессвязно выкрикивая:
— Да ты! Да я… Да у меня… Да у меня образование — два курса филфака, и ты, технарь бездипломный, будешь меня учить! Без тебя знаю, кто какой писатель.
В ответ Леша брызгал слюной и тоже орал, аж подпрыгивая от обиды:
— Сам дурак, болван, идиот и на рупь зараза. Интеллигент несчастный, шляпу надел, очки нацепил, а еще в трамвае! Вот как дам лазером по головному мозгу.
При этом он размахивал каким-то предметом цилиндрической формы, по поверхности которого были в беспорядке разбросаны микросхемы, радиодетали, разноцветные провода и даже, кажется, какие-то электровакуумные приборы.
Следует отметить, к слову, что Гриша был без шляпы и даже без очков, а вокруг примерно в радиусе ста километров не имелось ни одного трамвая.
Обменявшись парой дюжин реплик с угрозами, молодые люди принялись бегать друг за другом по комнатам и так увлеклись, что чуть не сковырнули на пол компьютер «Пентиум II», который, мирно жужжа, показывал всем желающим скрин-сейвер, изображающий космический полет на сверхсветовой скорости. Когда расшалившиеся парни задели стол, «мышка» сдвинулась с места, и поверх скрин-сейвера выскочила табличка с надписью:
СКАЖИ ВОЛШЕБНОЕ СЛОВО
Под надписью имелось поле для ввода волшебного слова. Скрин-сейвер был защищен паролем, чтобы никто посторонний не получил доступа к информации, находящейся на экране.
Поскольку резвящиеся юноши не обратили на это событие никакого внимания, табличка через три минуты благополучно исчезла и хранитель экрана возобновил свой межзвездный полет.
Софья в мальчишеских играх участия не принимала. Она сидела в подвале, где-таки обнаружился работник умственного труда, заявленный Гришей сразу по прибытии. Указанный работник не брал в рот спиртного и даже не курил, зато в неимоверных количествах потреблял кофе и плотоядно поглядывал на Соню, которая твердо и решительно отвергала его домогательства вот уже года три.
Когда Соня вошла в подвал, работник умственного труда, которого, к слову, звали Виктором, сидел перед вторым в этом доме компьютером и, лениво отхлебывая горячий кофе из большой фарфоровой кружки с изображением трехмачтового корабля и надписью «Первый фрегат Петра I», наблюдал, как по экрану ползет красная змейка в виде синусоиды на фоне голубого океана и зеленых материков.
Девочка была не дурочка и сразу сообразила, что это — спутниковая орбита.
Виктор, однако, не позволил ей долго любоваться на эту картинку. Он, не оборачиваясь, сказал «привет!» и нажал пару клавиш, после чего карта земного шара вместе с красной змейкой исчезла с экрана, уступив место текстовому процессору с оборванным на полуслове текстом.
Около часа Виктор и Соня потратили на то, чтобы закончить этот текст, а потом еще часа два — на то, чтобы перевести его на английский язык. Вернее, чтобы превратить чудовищный машинный перевод в нечто удобоваримое и не режущее слух и глаз среднего американца.
Затем Виктор вызвал на экран самопальную программу коммуникации. От обыкновенных она отличалась прежде всего методом построения канала связи. Эта программа не звонила по телефону на BBC(или S?) и не выходила через провайдера в Интернет — она отправляла послания прямиком на спутник, способный нелегально использовать для своих нужд другие космические аппараты связи.
На крыше дома Леши Питерского чуть шевельнулась параболическая антенна. Где-то высоко в небе спутник «Янг Игл» покачал усами в ответ. Между ними пробежала волна, и послание Виктора и Софьи отправилось в путь. От «Янг Игла» его принял спутник связи, обеспечивающий трансатлантическую телефонную линию, и через мгновение сигнал материализовался где-то в телефонной сети штата Алабама в форме обыкновенного сетевого послания. У него был даже обратный адрес. Не повезло каким-то фермерам, за пару лет до этого решившим жить в ногу со временем.
