— А что? — вскинулся Стуколин. — Он вон только что из Иордании вернулся, с похорон Хусейна, и ничего — смотрелся очень даже.
— Хватит вам, — повернулся от окна Громов. — Президент, не-президент. Поговорить больше не о чем?
Тема для разговора нашлась после третьей стопки. Лукашевич подумал и принялся пересказывать сюжет американского фильма «Армагеддон», который они посмотрели с Зоей в видеосалоне в Мурманске. Рассказ этот вызвал определенный интерес. Стуколин похохатывал, бил себя кулаком в ладонь и подбадривал рассказчика возгласами:
«Ну и?! Ну, а они?!» Громов тоже заинтересованно слушал о похождениях бригады бравых нефтяников, полетевших бурить астероид, чтобы, как и полагается героям голливудского фильма, спасти мир. Особенно веселили офицеров технические ляпы, допущенные создателями этого фантастического боевика. С какого- то момента совместной биографии (они уже успели забыть с какого) трое друзей взяли за правило обсуждать недавно просмотренные художественные фильмы на предмет поиска в них всевозможных ляпов. С возрастом и ростом жизненного опыта ляпов они находили всё больше и очень веселились. Так, под водочку и под шутки, доехали до Бологого, где у «скорого» была остановка на десять минут. Раз остановка — решили выйти подышать свежим воздухом и купить по бутылочке пивка. Сонный и вроде бы тоже не совсем трезвый проводник посмотрел на них хмуро.
— Чего не спите? — осведомился он.
— Не спится, друг, — ответствовал за всех Стуколин. — Звезду Героя едем получать — разве уснешь?
— Да ну? — изумился проводник. — А за что?
— Тс-с-с, — Стуколин поднес палец к губам и с многозначительным видом оглянулся. — За подвиг!
Проводник так расстрогался, что вынес из своего купе по баночке «Бочкарева» каждому.
— О! — сказал Стуколин, дергая за кольцо банки. — Вы — настоящий патриот. Проводник остался доволен.
— Скажите, — обратился он к офицерам почти заискивающе, — вас президент принимать будет?
Громов засмеялся. Проводник не понял причины смеха, но на всякий случай улыбнулся. Был он еще очень молод (намного моложе наших офицеров), а потому многие вещи воспринимал со свойственным молодости пиететом.
— Что передать? — встрял вдруг захмелевший Лукашевич.
Проводник растерялся. Потом что-то про себя сообразил и сказал со смешком:
— Да заливаете вы, парни!
— Заливаем, — Стуколин не стал спорить: он был настроен благодушно. — Но за пиво — «спасибо».
После Бологого новой, достаточно нейтральной темы для разговора не нашлось, и офицеры завалились спать. Утро они встретили на Ленинградском вокзале.
Было морозно, но солнечно. Офицеров ожидали некий лейтенант, представившийся Владимиром Фокиным («Можно просто Владимир»), и при нем двое плечистых молодых людей в длинных узких пальто.
Лейтенант по очереди пожал офицерам руки и предложил пройти к машине.
С перрона Ленинградского вокзала свернули направо. Там, в небольшом закоулке, обнаружилась стоянка, где офицеров дожидался длинный черный (видать, правительственный) лимузин. Погрузив в необъятный багажник лимузина свои пожитки, офицеры разместились на мягком диване. Лейтенант сел впереди, рядом с водителем. Когда автомобиль уже выезжал на Краснопрудную улицу, он Повернулся к офицерам, положив локоть на спинку кресла:
— Как доехали?
— Спасибо, нормально, — осторожно ответил Громов.
Лимузин быстро набирал скорость. За тонированными стеклами проносилась Москва, но разглядеть что-нибудь не представлялось никакой возможности.
— А можно ехать помедленнее? — спросил Лукашевич.
— На столицу посмотреть хочется? — лейтенант понимающе усмехнулся.
— Конечно, — не смутился Лукашевич. — Я здесь последний раз был в десятилетнем возрасте, да и то — проездом.
— И я давно Москву не видел, — поддакнул Стуколин.
— Рад бы помочь, — сказал лейтенант, — но нельзя. Через час награждение. Мы и так едва поспеваем.
— Так мы в Кремль едем? — восхитился Стуколин.
— Нет, — разочаровал его Фокин, — но это не имеет значения.
Офицеры притихли. Хоть и трепались об этом в поезде и шутили, никто из них в глубине души всерьез не верил, что их будет принимать и награждать сам президент. Грузная фигура этого измученного огромной властью человека давно воспринималась ими как некий символ современной государственности, абстракция. А вот теперь им предстояло увидеть эту «абстракцию» воочию, увидеть, пожать руку, побеседовать. Лукашевич вдруг поймал себя на том, что лихорадочно вспоминает все анекдоты, когда-либо слышанные о президенте: от старых-бородатых, переделанных из Мрачноватых историй о жизнедеятельности дряхлого генсека, до современных — язвительно-злых. «Ну вот, — подумал Алексей, — всякая чушь лезет в голову. А ведь это президент — не хухры-мухры». Но вместо прилива патриотизма, которого вроде бы следовало ожидать, Лукашевич испытал совсем другие чувства: вспомнив наиболее смешную и злую шутку, он затрясся от беззвучного смеха. «Все-таки я — бессердечная и беспринципная скотина», — подумал Лукашевич с облегчением.
Лимузин тем временем выехал на Щелковское шоссе, справа и слева потянулись промышленные кварталы, и смотреть стало совсем не на что.
Офицеров привезли в какую-то загородную резиденцию. Трижды лимузин останавливали хмурые ребята с короткоствольными автоматами, проверяли документы. Наконец проверки закончились; последние ворота затворились, пропустив автомобиль на территорию; лимузин медленно покатил по узкой асфальтированной дорожке и остановился перед залитым ярким солнечным светом особняком в псевдоготическом стиле. Перед особняком росли два огромных и очень старых вяза с узловатыми и голыми ветвями; здесь, за городом, было очень холодно, и снег искрился на ветвях и на земле.
Лейтенант, пригласив офицеров следовать за ним, уверенно прошел к двери, ведущей в правое крыло особняка. За дверью, в небольшом помещении с дубовыми панелями, их обыскали на предмет личного оружия, ничего, разумеется, не нашли и отвели в туалетную комнату, где и оставили на десять минут, дабы офицеры могли привести себя в порядок перед церемонией награждения.
— Как вы думаете, где мы? — спросил Стуколин товарищей, справляя малую нужду в один из начищенных до блеска писсуаров.
— Что не в Кремле — это точно, — сказал Лукашевич, он снял куртку, повесил ее на крючок вешалки и теперь с сомнением изучал свою физиономию в зеркале. — А где конкретно, бес его знает.
Громов никак не прокомментировал этот обмен репликами, молча открыл кран и стал умываться.
— Охо-хо, — сказал Стуколин. — Не нравится мне всё это — что-то уж больно тихо…
Шутку его на этот раз не поддержали: сказывалось волнение от предстоящей встречи с «символом современной государственности».
Ровно через десять минут в туалетную заглянул Фокин.
— Готовы? — спросил он вполне свойским тоном, а потом, практически без перехода, объявил громко и в предельно официозной манере: — Господа, вас ожидает полномочный представитель Президента Российской Федерации!
Лукашевич и Стуколин переглянулись. На лице последнего читалось разочарование. Не будет, значит, президента. Очень жаль. Ну и хрен с ним.
Полномочный представитель Президента Российской Федерации принял их, стоя посередине большого и светлого холла с интерьером а-ля «охотничий домик». Имелся здесь украшенный изразцами и вполне действующий камин: от него веяло жаром хороших дров и уютом; имелась коллекция оружия на стене; имелись трофеи — голова кабана и голова лося с пустыми стеклянными глазами; на полу был расстелен
