телефонным проводом) на себе таскает. Да разве девичье это дело? Уходи, говорят, миленькая, скорей - в селе немцы!
- Где немцы? - удивилась Лида.
- В той вон хате.
- Много их?
- Пятеро, дочка, пятеро... Постой, да куда ж ты?..
А Лида Ситерская уже шла к хате. Вошла, вскинула автомат: 'Руки вверх!' Гитлеровцам податься некуда - сдались. Однако по дороге, в поле, видимо, стыд заел, что впятером, здоровые мужики сдались девчонке, попытались бежать. Троих Лида застрелила, двоих же доставила в штаб.
Даже несколько дней спустя после окончательного разгрома ясско-кишиневской группировки противника в отдельных районах обнаруживались значительные скопления фашистских войск. Когда наш корпус уже получил приказ свернуть боевые порядки и двигаться к станции Пашкань, чтобы грузиться в эшелоны, на походе мы получили приказ направить 5-ю дивизию в район Негрени. Там еще бродили по лесам остатки вражеских частей. Возвратилась она через неделю, успешно выполнив задачу.
Таким образом, ликвидация блуждающих котлов затянулась до 5 сентября. Сейчас, пожалуй, следует вкратце вспомнить, почему это случилось.
Пусть не покажется читателю странным, но затяжка была вызвана именно дезорганизацией противника, тем, что его командование в первые же дни потеряло управление войсками.
В Сталинградской и Корсунь- Шевченковской битвах окруженный противник до последнего момента держал фронт, организованно оборонялся и даже контратаковал. Видимо, и у нас выработался какой-то настрой на этот лад: уж коли общего фронта у окруженных частей нет, развалился он и распался, значит, и сопротивлению конец.
Только благодушием можно объяснить тот факт, что 4-ю гвардейскую армию в угоду формальным соображениям (зашла в район действий соседей) отвели в тыл до полной ликвидации противника. Ошибку, правда, быстро исправили, и вырвавшаяся из тактического окружения 10-тысячная группировка гитлеровцев была настигнута и уничтожена. Но времени на это затратили много.
Так на этом участке фронта наш корпус закончил свои боевые действия. Участвуя в них, он прошел около трехсот километров по земле Молдавии. Москва опять салютовала нам орудийными залпами, а Верховный Главнокомандующий объявил всем гвардейцам благодарность.
Части и соединения нашей армии начали грузиться в эшелоны, которые подавались к станции Пашкань. Нас перебрасывали под Луцк, в резерв Ставки Верховного Главнокомандования. Это было весьма кстати, так как люди, в течение года находясь в непрерывных боях, нуждались в отдыхе. Надо было получить пополнение, новую технику, привести себя в порядок и подготовиться к выполнению новой задачи - освобождению стран, подпавших под иго фашизма, таких, как Венгрия и Австрия. Румыния и Болгария уже вышли из войны, и ворота в Центральную Европу были открыты.
Прежде чем перейти к дальнейшим событиям, расскажу еще об одном человеке, с которым столкнула меня война.
Человек, о котором пойдет речь, был молод. За свой проступок он понес наказание, извлек из этого соответствующий урок и сейчас, надо полагать, честно трудится. Вот почему я счел нужным изменить его фамилию.
Майора Панкратова прислали к нам из офицерского резерва сразу после Корсунь-Шевченковской операции. Он был назначен командиром полка, и я постарался познакомиться с ним поближе во время первой же совместной рекогносцировки. Уставные положения знал он назубок. Фронтовик бывалый, чувствуется сильный характер. Это первое впечатление подтвердилось и в боях. Майор уверенно управлял полком, частенько проявлял и личную храбрость. Нужно, не нужно - лез в самое пекло, так что приходилось иногда одергивать. Однажды попал мне на глаза его приказ. Смотрю - подпись: 'Герой Советского Союза Панкратов'. Вызвал его, говорю:
- Не знал, что вы Герой Советского Союза.
- Да, товарищ генерал, удостоен этого высокого звания. Только вот не успел еще 'звездочку' получить и документы.
- Так, может, вас только представили к награждению?
- Нет, уже в газете было напечатано. Жаль, не захватил с собой...
- Принесите...
Должен оговориться: возможно, дело не заинтересовало бы меня так, если бы сам Панкратов в кругу сослуживцев не подчеркивал постоянно, что он отмечен высшей наградой.
И вот приносит он фронтовую газету. В ней описан подвиг группы воинов во главе с Панкратовым (он был тогда старшим лейтенантом). Корреспондент действительно называет его в числе героев этого боя.
Заметка сомнений у меня не вызвала, ибо, как я уже писал, личная храбрость Панкратова в комментариях не нуждалась.
- А другая газета, в которой напечатан Указ Президиума Верховного Совета, куда-то запропастилась, - говорит он. - Но я найду ее...
- Кстати, говорят, вы также депутат Верховного Совета?
- Депутат, товарищ генерал.
- Есть у вас документ?
- Потерялся, когда эвакуировали после тяжелого ранения.
Что ж, и такое случается. Тем более что Панкратов ранен был не однажды. Но совокупность обстоятельств меня все же насторожила. Когда корпус вывели в резерв, в Прикарпатье, штаб запросил по этому поводу Москву.
Пока все выяснялось, Панкратов попросил день-два отпуска, чтобы повидать родственников. Город, который он назвал, был рядом. Отказать фронтовику в естественной просьбе только по причине подозрения я не мог, конечно.
А он тотчас по приезде в город развил бурную деятельность. Прямо с поезда направился в редакцию газеты, и уже на следующий день она целую полосу посвятила 'знатному воину и земляку'.
Но вот пришел ответ из Москвы. Он гласил: Панкратов - не Герой Советского Союза, никогда не был и депутатом Верховного Совета. Просили направить его с соответствующим сопровождением в Москву.
Кем же он был?
Разбитным, не разбирающимся в средствах парнем, которому вдруг стало тесно в рамках сержантского звания и должности авиационного техника на одном из фронтовых аэродромов. Идти в училище - слишком долгая песня и опять-таки вернешься на аэродром. А туг 'подвезло' - в сутолоке отступления он был ранен, в госпитале оказался без документов. Там-то и решил назвать себя старшим лейтенантом, пехотинцем, а так как готовился к этому поприщу заранее, то знал, разумеется, и уставы и другую военную литературу. Словом, сомнений ни в тот момент, ни позже ни у кого не возникло. Воюя уже в стрелковых частях, он дослужился до звания майора и стал командиром полка.
И все-таки правильно поступили московские товарищи, потребовав, чтобы Панкратова строго наказали и вернули в прежнее сержантское звание и должность. Ведь подобная 'озороватость' в характере, получая вольную или невольную потачку со стороны окружающих, может перерасти в чистейшей воды авантюризм, может сделать из легкомысленного молодого человека беспринципнейшего пройдоху.
Впереди - Балатон
Итак, мы уже полтора месяца стоим в резерве, в Прикарпатье, близ города Луцка. Получаем пополнение и новую технику, учим людей и учимся сами. Наш штаб завел и в течение двух последующих военных лет неуклонно поддерживал порядок, который можно выразить формулой: 'активные боевые действия - активная боевая учеба'. То есть едва дивизии переходили к обороне или выводились в резерв, немедленно составлялся примерный план занятий. В нем учитывались предложения и пожелания старших офицеров штаба и управления, комдивов и командиров полков.
Такой план, дабы он не обернулся простым бумаготворчеством, должен, во-первых, отражать лишь узловые вопросы боевой и политической подготовки и, во-вторых, опираться на тщательно продуманную методику обучения.
Иногда передышка исчислялась неделями и месяцами, иногда - днями, но ни разу не пожалели мы, что завели такой порядок. То, что удавалось сделать даже за несколько дней, окупалось сторицей.
Пока корпус находился в резерве, там, далеко на юге, военные события продолжали стремительно развиваться. К концу сентября войска центра и левого крыла 2-го Украинского фронта, пройдя Румынию, вышли к ее границам с Венгрией и Югославией. Левее 3-й Украинский фронт также развернул свои силы на 400-километровой болгаро-югославской границе.
В октябре войска 2-го Украинского фронта провели Дебреценскую операцию. Важнейшим ее итогом было освобождение северной части Трансильвании и почти всего венгерского левобережья реки Тиссы.
Мы же, наблюдая издалека за делами своих боевых товарищей, чувствовали, что все это - только начало большой битвы за Венгрию.
Чудесная золотая осень стояла в Прикарпатье. Фронт давно уже ушел отсюда далеко на юг и запад, когда однажды утренняя тишина разорвалась грохотом артиллерийской подготовки. Ее сменило могучее 'у-р-а-а-а' и трескотня пехотного оружия.
Жители Ровно и Луцка с нескрываемым беспокойством поглядывали то вверх, то на горизонт: 'Неужто вернулась к нам война?'
Конечно же нет. Просто в этот день командование 20-го гвардейского стрелкового корпуса, используя опыт недавних боев и только что полученную новую технику, проводило показные тактические учения.
На учениях присутствовало много офицеров и генералов из нашей, 4-й гвардейской, и других армий, а также московская комиссия от Главного Управления боевой подготовки во главе с генерал-лейтенантом А. А. Тарасовым.
Всех нас, конечно, порадовало, что комиссия одобрительно отозвалась об этих учениях, а начальник штаба 4-й гвардейской армии генерал-лейтенант К. Н. Деревянко от имени Военного совета объявил благодарность всем участникам. Особо он отметил саперов, которые под руководством подполковника А. П. Сирюка обеспечили инженерную подготовку учений, и посреднический аппарат во главе с начальником штаба артиллерии
