теряясь в догадках, стал красться к камбузу.
... А на камбузе Ничухин вдруг обнаружил такую чистоту и порядок, какие ассоциировались только со словом идеально. Чистота и порядок были настолько идеальны, что это СРАЗУ ЖЕ БРОСАЛОСЬ В ГЛАЗА. При Ничухине такого не было никогда. Куда-то исчез большой ржавый ящик - самое главное гнездо всех тараканов на корабле - в который он швырял вечно грязные полотенца и поварские куртки. Чистые вещи были сложены аккуратной стопочкой на полке у двери. Постоянно липкое от грязи мусорное ведро было надраено снаружи и изнутри до неправдоподобно ослепительного блеска. Кафель под ногами и переборки прямо-таки поражали непривычной чистотой. Даже тарелки белели как-то веселее обычного.
Ничухин оторопело заглянул в холодильник. Из него исчезли все полуфабрикаты, которые он с вечера заготовил на завтрак и обед.
'Значит... - растерянно подумал он, - сожрали ночью!'
Так, значит это все-таки был не сон. Значит, все было НА САМОМ ДЕЛЕ. Ничухин справился с этим соображением, затем тяжело вздохнул, решая, с чего бы начать рабочий день, да и стоит ли его начинать вообще?
... Внезапно дверь камбуза с треском отворилась, и в проеме возникла зловещая тень вахтенного матроса.
Ничухин стремительно побледнел. Ему показалось, что он попал в коварную западню, и что в окна камбуза, как уэллсовские морлоки, сейчас полезут обезумевшие матросы, мотористы и штурманы во главе с ведьмой-уборщицей и привидением-капитаном, а вахтенный сейчас снова схватит нож для разделки мяса и натурально станет рубить Ничухина в мелкую капусту.
- Привет, Ничухин, - неожиданно мирно сказал матрос. - Еле тебя добудился - ты почему заперся?
И он ухмыльнулся. Ничухину вдруг прекрасно стало понятно его разочарование - обычно вахтенный будил его, выплескивая ему под одеяло стакан ледяной воды.
Ничухин молчал, насупившись. А что он должен был сейчас сказать? Матрос проскользнул мимо попятившегося в ужасе Ничухина к столу, достал с полки батон хлеба. Затем взял из ящика нож, отрезал от батона два больших ломтя и принялся густо намазывать их томатной пастой из холодильника - эту процедуру он проделывал каждое утро. Наконец он поднял глаза на затаившегося Ничухина и только тут почуял неладное.
- Ты чего это, Ничухин... - подозрительно спросил он, приглядываясь. Не заболел ли случаем?
Ничухин усиленно соображал. Судя по всему, эта история принимала непредвиденный оборот. Матрос или притворяется, или же ничего не помнит.
- Ничего... - наконец выдавил он из себя. - Все в порядке.
- В порядке? - удивился матрос, начиная, кажется, принюхиваться. - Да ты погляди на себя!
Ничухин отступил вглубь камбуза и оказался в тупике. Бежать было некуда, а под рукой не оказалось совершенно ничего, что могло бы сойти хоть за какое-то оружие. И тут его прорвало.
- Да это ты НА СЕБЯ погляди! - заорал он. - Ты, УБИЙЦА!
Матрос отшатнулся от Ничухина и выпучил глаза.
- Что-о?! - протянул он испуганно. - Какой убийца?
Ничухин не унимался.
- Да ведь это же ТЫ меня хотел прирезать меня сегодня ночью! - вопил он. - Ты! И ты думаешь, что я ничего не помню? Все вы - банда живодеров, вот вы все кто!
Матрос выронил нож из рук и в легкой панике прижался к переборке.
- Ночью? - задрожавшим голосом проговорил он, словно стал о чем-то догадываться. - Прирезать?!
- Прирезать! - Ничухин сбавил тон, но злость только усилилась. - Не притворяйся, убийца! А все вы - живодеры! Я так просто не сдамся!
Матрос еще похлопал глазами, а затем вдруг хихикнул.
- Ну и дурак же ты, Ничухин!
Он нагнулся к полу, подобрал нож, швырнул его в стол, а ящик закрыл. Готовые бутерброды он держал в руке.
- Дурак ты! - повторил он. - Никто резать тебя не собирался. Шутка это была. Понимаешь - ШУТКА!
Ничухин подумал, что ослышался. Он снова припомнил занесенный над своей бедной головой огромный нож - а ведь этот нож держал в руках именно он, этот самый матрос! Вспомнил переполненные ненавистью и каким-то непонятным страхом глаза обезумевших людей. Да-да, именно ОБЕЗУМЕВШИХ! Вспомнил он и свернутое в жгут полотенце-удавку... Вспомнил и много чего другого. И наконец, он ВСПОМНИЛ ВСЁ.
- Да не-ет, ТАК не шутят!
Матрос дернулся, затем презрительно сплюнул Ничухину под ноги и недовольно процедил:
- Да паш-шел ты!
Он быстро выскочил из камбуза, унося на мостик бутерброды - этот импровизированный завтрак для себя и штурмана. А Ничухин долго еще глядел в растерянности на захлопнутую матросом дверь и усиленно размышлял. И размышления эти были так глубоки, как не были глубоки никакие его размышления в жизни по любому поводу. Он попытался было вникнуть в смысл сказанного проклятым матросом насчет шутки и никак не мог вникнуть. 'Да разве ж так шутят?' - в который раз спрашивал он сам себя и неизменно приходил к ответу: ну конечно же, НЕТ! То, что произошло утром, в четыре часа по местному времени, на шутку никак не походило. Что-то во все этой истории было не так. СОВЕРШЕННО НЕ ТАК. И мало-помалу Ничухин стал понимать, в чем именно тут было дело.
Да, растерянно подумал он - дело было именно в нем, и ни в ком больше. И даже это гадкое МОРЕ ДЬЯВОЛА хоть и играло тут свою роль, но роль эта была вовсе не первой. Это была вторая роль. Что-то было этой ночью, что-то произошло, и все эти сказки про таинственное море и всемогущих призраков, населяющих его - это вовсе НЕ СКАЗКИ, но гвоздем всей программы был именно он, Ничухин - САМЫЙ ПАРШИВЫЙ КОК НА СВЕТЕ!
... Ничухин горестно вздохнул и решил, что самое разумное, на что ему остается сейчас решиться - это безоговорочно покориться судьбе. А судьба требовала полного подчинения ситуации и исключала всякую возможность каких-либо отклонений от заданного ритма. Ничухин с тоской огляделся, затем включил еще не остывшую за час плиту, поставил на нее кастрюлю с водой для завтрака и вышел на палубу, залитую яркими лучами утреннего солнца. Его никто пока не станет мучить и убивать. Никто пока не будет выкидывать его за борт. Ничухин понял это, как только поглядел по сторонам.
... Над головой широко раскинулось безбрежное синее небо. Голодные чайки - давненько их не было видно! - кружили за кормой в ожидании остатков человеческой трапезы. Боцман трусцой бегал вокруг пароходной трубы, совершая ежеутреннюю зарядку для избавления лишнего жира, и в руках его не было видно никакого свернутого в жгут кухонного полотенца. Высоко на крыле мостика маячила долговязая фигура вахтенного матроса - он жевал свой бутерброд и разглядывал в бинокль линию горизонта.
Ничухин повернулся в ту же сторону и увидел над горизонтом облако, насаженное на призрачную громадину вырастающей из-за океана горы. Это были берега Японии.
МОРЕ ДЬЯВОЛА ОСТАЛОСЬ ПОЗАДИ.
