- Да? - раздался голос доктора.
- Ярроу здесь, сэр. Он осмотрит лампы.
- Хорошо. Одну минуту.
Ярроу был раздражен. Он всегда считал, что одиннадцать часов вечера не самое подходящее время для подобных поручений. У него как раз было свидание с девушкой, и он вынужден был его пропустить, не имея, естественно, никакой возможности вовремя его отменить. К тому же, ему снова пришлось надевать свой форменный костюм, который он уже снял. Ведь он знал, что этот чертов старик щепетилен относительно разных условностей.
Открылась дверь, и дворецкий отступил в сторону, пропуская Джорджа вперед. Ярроу с интересом огляделся вокруг: раньше ему никогда не доводилось бывать в этом кабинете.
Доктор Питере был в своем белом 'рабочем' халате. Ярроу стоял перед ним, в одной руке держа фуражку, а в другой - чемоданчик. Дверь за шофером закрылась.
- Подними руки, - рявкнул позади мужской голос. Ярроу инстинктивно обернулся и увидел направленное на него дуло револьвера и пристальный взгляд Тони Картера.
- Что все это значит? Что здесь за игра? - хрипло спросил Ярроу.
- Мы узнали, что убийца - это ты, - тихо сказал Питере. - Несколько дней назад мне в руки попала недостающая улика. Я мог бы передать тебя полиции, и тебя бы повесили, но такую свинью, как ты, мало повесить. У меня есть свидетельство, сделанное под присягой одним из людей, хорошо тебя знавших, что ты находился тоща возле места преступления.
Смит выступил вперед и щелкнул наручниками на запястьях Ярроу.
- Что вы собираетесь со мной делать? - спросил он, на этот раз действительно испугавшись. На неподвижных лицах трех окружавших его людей не отразилось ни тени жалости. Питере подошел к шоферу с тампоном в руке. Ярроу почувствовал сладкий тошнотворный запах. Он начал отбиваться, но Картер бросил его на пол.., ему стало душно... Он задыхался.., он услышал приглушенное ворчание и проклятие, когда один из его беспорядочных ударов достиг цели, но звук казался очень слабым и далеким.
Придя в себя Ярроу обнаружил, что лежит на длинном белом столе. Он попытался пошевелить рукой, но что-то удерживало ее, будто она была в тисках. Ноги его были также привязаны к столу с помощью толстых кожаных ремней. Он, абсолютно нагой и беспомощный, лежал под ослепительно яркими лампами, висевшими над операционным столом. Насколько он мог видеть, в операционной никого не было, кроме него. Он чувствовал тошноту, буквально заполнявшую его тело. Ярроу напряг мышцы, и они тугими узлами выстудили из-под ремней. Повернув голову налево, он увидел свою одежду, сваленную в кучу на полу. Свой пиджак и жилет, брюки, массивные ботинки, краги и форменную фуражку.
Ему не о чем беспокоиться, уговаривал себя Ярроу, старый Питере блефует. Он, небось, рассчитывал, что Ярроу начнет паниковать и сознается. Хорошо, он покажет старому негодяю, кто из них лучший обманщик.
Он не верил, что у старика есть доказательства. Он еще привлечет Питерса к суду за это, пусть тот не сомневается.
Ремни до боли сдавили руки и лодыжки. Ярроу начал думать, где же старик и какой дьявольский план он задумал. Он ждал момента, когда придет Питере, и это ожидание действовало ему на нервы. Потянул за ремни, но это движение причинило еще большую боль. Лицо его покраснело, а на лбу и на волосатой груди выступил пот; дыхание сбилось, так как он прикладывал все силы, чтобы освободиться от пут.
Вдруг он услышал, как открылась дверь, и по направлению к нему послышались мягкие шаги. На докторе Питерсе был все тот же белый халат, и он катил тележку, на которой рядами были уложены хирургические инструменты и какие-то странные, искривленные зонды.
- Эй, ты, будь ты проклят, ты не сделаешь этого со мной. Я заявлю в полицию. - Ярроу был в ужасе.
- Не думаю, что вы сумеете это сделать, приятель. Я вовсе не собираюсь вас убивать. А вот если вы пойдете в полицию, они, без, сомнения, вас повесят.
- Но говорю вам, я не виноват. Клянусь, я не делал этого.
Питере не обратил внимания на эти слова. И снова Ярроу почувствовал у рта тампон, вызывающий тошноту.
В последующие часы Ярроу чувствовал себя так, как будто попала ад. Полностью не приходя в сознание, но окончательно и не потеряв его, он ощущал, что все тело раздирает ослепляющая боль. Время от времени он погружался в обморочное состояние, но приходя в себя испытывал еще большие мучения. Он потерял ощущение времени, и мир стал для него сосредоточением непрекращающейся пытки; нервы его молили о передышке, а мозг кричал, что больше не выдержит. Иногда он забывался, и это были моменты истинного блаженства для Ярроу, но за ними всегда следовали приступы нечеловеческой боли, по силе превосходящие предыдущие.
Доктор Питере работал ,как одержимый. В ход было пущено все его громадное знание человеческого тела. Никому, кроме Смита, не позволялось входить в лабораторию. Слугам было сказано, что доктор занят жизненно важными экспериментами, и было ведено ни по каким причинам его не беспокоить. В последующие месяцы доктор Питере много времени проводил в операционной'. Она была отделена от основного здания и соединялась с ним лишь закрытым коридором, что обеспечило доктору полную секретность того, чем он занимался. Некоторое время спустя даже дворецкому было запрещено входить в комнату. - Он лишь регулярно носил своему хозяину подносы с едой и оставлял их у двери.
Ярроу исчез в июне, а сейчас уже январь держал Лондон в своих холодных объятиях.
Однажды Смит шел по коридору, чтобы забрать поднос после завтрака. Дверь в лабораторию была на несколько дюймов приоткрыта и Смит услышал щелканье кнута, гулко звучавшее среди голых стен. Он увидел, что Питере склонился над какой-то фигурой, припавшей к полу. Существо было приковано цепью к скобе, вбитой в стену. Оно рычало и вертелось на месте, всячески пытаясь увернуться от кожаной плети, безжалостно стегавшей его. Смит не верил своим глазам. Кем могла быть эта жалкая пародия на человека, этот уродец, пресмыкающийся у ног доктора Питерса? Ладони его были стянуты ремнями, ноги - согнуты. Его передние конечности были неестественной обезьяноподобной длины и свисали, как плети. У существа было по-старчески сморщенное, испуганное лицо, но в его слезящихся глазах было что-то хитрое и даже коварное. Существо вызывало одновременно и ужас, и жалость.
Исчезновение Ярроу всеми было воспринято однозначно: побег убийцы. Ведь никто из прислуги, вместе с которой он работал, не верил в то, что он не виновен; и до этого в 'кухне' никто практически не сомневался, что Ярроу сбежит при первой же возможности.
Джимми и Наоми Клинтон сидели в своей машине (длинной низкой 'инвикте') и нетерпеливо ждали. Они опаздывали на обед. Пробка на Тоттенхэм Корт-роуд могла привести в отчаяние кого угодно. Наоми глазела на прохожих.
- Джимми, посмотри! Какое отвратительное зрелище! Как ты думаешь, что это такое?
- Вероятно, что-нибудь из шоу в ' Олимпии', - он взглянул на причудливую фигуру, трусившую по тротуару. Спешившие на ленч люди расступались и оставляли для него коридор такой ширины, какая только была возможна в этой давке.
- Мне его жалко! Зачем только таким существам дана возможность жить?
- Бог его знает! - Джимми был раздражен задержкой. - Мы опаздываем, дорогая.
Наконец, пробка рассосалась, и 'инвикта' тронулась с места. Наоми оглянулась вслед той странной обезьяноподобной фигуре, которая одиноко пробиралась в толпе, отвергнутая всеми раз и навсегда. Наоми подумала, как ужасно, что это существо так никогда и не познает радости человеческих отношений, в лучшем случае, оно вызовет только жалость и сочувствие либо смех и любопытство.
Наоми поразило то, насколько слепы законы судьбы. Зачем таким уродцам была дарована возможность жить? Без всякой связи ее мысли обратились к тому ужасному убийству в Уимблдоне. Интересно, поймали ли убийцу? Она повернулась к Джимми.
- Послушай, дорогой, ты не знаешь, нашли ли убийцу в той уимблдонском деле?
- Он остался безнаказанным. - Глаза Джимми были прикованы к дороге. Никто не знает, что с ним произошло после. Возможно, он не мог найти работу. Но если не считать этого маленького неудобства, то в целом ему повезло.
Машина остановилась у отеля 'Риц'.
