пропагандистскую кампанию. 'Призыв фюрера — это священный приказ для нас! — восклицал он. — Верьте! Сражайтесь! Побеждайте!'[111] В кинотеатрах показывали кадры марширующих колонн, состоящих из стариков и юношей. Они шли плечом к плечу. Подразделения фольксштурма получали на вооружение фаустпатроны и торжественно клялись в верности фюреру. Камеры показывали лица людей, находящихся в строю. Среди них оказалось немало тех, кто верил Гитлеру, забывая о реальном положении дел, а некоторые были ослеплены организованным шоу. Немецкая женщина писала мужу на фронт, что весь мир поднялся против Германии, но 'мы еще покажем, на что способны'. Она рассказала супругу, что наблюдала затем, как дают клятву верности солдаты фольксштурма. 'Ты должен был это видеть. Я никогда не забуду этой демонстрации нашей силы и гордости'[112].
Однако возникновение фольксштурма отнюдь не подняло боевой дух немцев, воюющих на фронте. Напротив, солдат расстроило известие о том, что их отцы, деды или младшие братья теперь должны каждое воскресенье тренироваться с оружием в руках. Большинство немцев скептически относились к созданию ополчения в принципе[113]. Генерал Ганс Киссель позднее отмечал, что раз уж вермахт ранее не смог переломить ситуацию, то было бы смешно думать, что это сможет сделать фольксштурм.
Да и большинство солдат фольксштурма догадывались, что их посылают на бессмысленный убой с символической целью. Они не верили, что смогут остановить советское наступление. До сорока батальонов фольксштурма перебросили на охрану восточных и северо-восточных границ рейха. Ранее там было возведено лишь небольшое количество железобетонных укреплений. Более того, поскольку ополченцы не имели почти никакого противотанкового оружия, то советские танки довольно быстро прорвали созданную здесь оборону.
В индустриальных районах Верхней Силезии ('золотом' районе, как было отмечено Сталиным) среди директоров крупных компаний возникло сильнейшее беспокойство. Они опасались, что начнутся волнения трехсот тысяч иностранных рабочих, большинство из которых были поляками и 'остарбайтерами' из Советского Союза. Директора просили власти принять срочные меры против возможных восстаний еще до того, как русские части приблизятся к промышленным центрам[114]. Однако никто не ожидал, что танки маршала Конева прорвутся сюда так быстро.
Советское наступление понуждало немцев к срочной эвакуации не только концентрационных лагерей, но и лагерей для военнопленных. По заснеженным дорогам потянулись колонны узников. Их охрана вряд ли имела представление о конечном пункте этого марша. Однажды вечером группа британских военнопленных догнала колонну бывших военнослужащих Красной Армии. Советские пленные оказались одеты совсем не по-зимнему и даже не имели обуви. Их ноги были обернуты какими-то тряпками. 'Изможденные бледные лица, — писал впоследствии Роберт Ки, — резко контрастировали с черными бородами измученных людей. Только глаза выдавали в них наличие чего-то человеческого, чего-то очень слабого, затаенного, но все же человеческого. Именно эти глаза посылали последний отчаянный призыв о помощи'[115]. Британцы стали рыться в своих карманах и бросать советским пленным различные предметы: кто-то мыло, кто-то сигареты. Одна из пачек упала слишком далеко. Русский пленный отошел чуть в сторону, чтобы подобрать ее, но тотчас же подбежал охранник-фольксштурмовец и раздавил пачку. Затем он стал бить пленного прикладом винтовки. Среди британцев раздался гул возмущения. Охранник такого поворота событий не ожидал. Он прекратил избивать русского и в недоумении уставился на колонну англичан. Жестокость в обращении с узниками лагерей стала настолько привычной для него, что любой ропот возмущения казался ему просто немыслимым. Тогда он стал угрожать своей винтовкой англичанам, но ропот среди них все равно не умолкал. В конце концов порядок был установлен охраной самой британской колонны, а фольксштурмовец отошел к русским. 'Мой Бог! — сказал один из товарищей Ки. — Я заранее прощаю русским все, что они сделают с этой страной, когда придут сюда. Абсолютно все'.
Поскольку Геринг теперь находился в немилости, основная борьба за власть в нацистском руководстве развернулась между Гиммлером и Борманом. Июльское покушение сильно повысило ставки Гиммлера. К тому же он отвечал за войска СС и гестапо и через них мог контролировать армию. Физические и моральные силы Гитлера пошатнулись, и Гиммлер рассчитывал на то, что сможет в случае чего стать новым фюрером. Его способности руководить нацией, конечно, оставляли желать лучшего, но это — уже совсем другой вопрос. Рейхсфюрер, обладатель выступающего вперед подбородка и тяжелой челюсти, был далек от всякого проявления гуманности[116]. Но он мог быть порой достаточно наивным и благодушным. Уверив себя, что является ближайшим к трону человеком, Гиммлер явно недооценил своего толстошеего и круглолицего конкурента, Мартина Бормана. Секретарь партийного аппарата нашел конфиденциальный подход к Гитлеру и теперь контролировал практически все ниточки, связывающие первое лицо нацистского государства с окружающим миром. Борман втайне презирал Гиммлера и за глаза называл его 'дядя Генрих'.
Борман подозревал, что Гиммлер, будучи организатором войск СС, страстно желает стать еще и армейским командующим. Это желание Борман полагал использовать с выгодой для себя. Он решил предоставить рейхсфюреру возможность проявить себя на фронте, но, одновременно убрав его из Берлина, то есть из центра сосредоточения всей власти. В начале декабря 1944 года совершенно ясно, что по совету Бормана — Гитлер назначил Гиммлера командующим небольшой группой армий на верхнем Рейне. Рейхсфюрер и не думал подчиняться приказам фельдмаршала фон Рундштедта, главнокомандующего войсками на Западе, но, будучи провинциалом, уроженцем земли Шварцвальд на юго-западе Германии, он сразу не оценил, что быстро теряет свое влияние в Берлине. Борман провел комбинацию, которая значительно усилила влияние Кальтенбруннера, главы службы безопасности рейха. Теперь Кальтенбруннер, в карьере которого Гиммлер ранее сыграл решающую роль, стал протеже Бормана и именно через партийного секретаря получил прямой доступ в канцелярию Гитлера. Гиммлер также не знал, что его связной офицер в ставке фюрера, группенфюрер СС Герман Фегеляйн, является еще и доверенным лицом Бормана.
Пока нацистские руководители интриговали друг против друга, фронт на Висле рухнул окончательно. Советские танковые бригады безостановочно продвигались вперед. Они наступали не только днем, но и ночью, поскольку в темноте, как отмечал впоследствии один военачальник, советские танки были менее уязвимы и к тому же казались немцам еще более угрожающими[117] .
Советские головные части продвигались за сутки порой по шестьдесят семьдесят километров. Полковник Гусаковский вспоминал, что один немецкий генерал, проверив вечером положение войск на своем фронте, преспокойно улегся спать. Ему казалось, что враг еще далеко. Каково же было его удивление, когда, проснувшись, он обнаружил советских солдат, стоявших прямо у его постели. Генерала взяли в плен еще тепленьким. Даже если учитывать тот факт, что военачальники Красной Армии не прочь были прихвастнуть, совершенно очевидно: советское наступление полностью расстроило всю систему управления германскими войсками. Донесения о положении частей противника, доложенные разведкой ночью, поступали в штаб группы армий только к восьми часам утра. Затем их отправляли в штаб командования сухопутных войск. Там производилась их обработка для доклада фюреру. Это могло занять определенное время. Помощник Гудериана, Фрайтаг фон Лорингхофен, вспоминал, что однажды этот процесс занял целых семь часов[118]. В результате приказы фюрера, основанные на данных с фронта, поступали в войска не раньше чем через сутки.
Система управления германскими войсками была малоэффективной. Она и не могла быть иной хотя бы по той причине, что ответственные руководители погрязли во внутренних склоках. Они использовали любую возможность, чтобы разделаться со своими реальными или мнимыми конкурентами. Геринг вообще перестал участвовать в обсуждении военных вопросов. На совещании у фюрера он отходил в сторону и садился в кресло. Удивительно, что Гитлер не делал ему замечаний, когда Геринг засыпал у всех на виду. И это происходило во время обсуждения важнейших вопросов. Фрайтаг фон Лорингхофен отмечал, что в тот момент рейхсмаршал походил на обычного располневшего торговца, присевшего отдохнуть и не справившегося с навалившейся на него дремотой.
Экипажи советских танков испытывали на себе огромные нагрузки. Танкисты часто засыпали прямо во время движения. Но сами танки, Т-34 и тяжелые ИС, имели солидный запас прочности. Желание советских солдат выспаться гасилось радостным возбуждением, когда они видели, сколько трофеев оставляет им
