знать, что принц Бонгава исчезнет как раз после того, как мы представили Бетси его сестрой. Я уже все рассказал старшему инспектору. Он тоже сердится на меня, как и вы, но он понимает, что это было просто совпадение - несчастный случай. Мы все очень сожалеем.
- Зонт для гольфа! - сказал мистер Гун, опять застонав. - Я говорил ему, что это был Государственный зонт. Он подумает, что я спятил. А я-то добиваюсь повышения, из кожи вон лезу - и каждый раз появляешься ты и портишь мне всю музыку. Ты просто гаденыш, вот ты кто!
- Мистер Гун, прошу прощения за все, - сказал Фатти. - Послушайте, давайте на сей раз будем действовать вместе. Я постараюсь искупить делом эту дурацкую историю. Мы вместе раскроем таинственное исчезновение. Ну же, будьте человеком!
- Я бы не стал работать с тобой, даже если бы сам инспектор приказал! грузно поднимаясь со стула, сказал Гун. - Гаденыш ты был, гаденышем остался! И чем же будет наше сотрудничество, которое ты предлагаешь? Я тебе скажу! Ты будешь подсовывать мне ложные улики. Заставишь меня ночью рыскать в поисках людей, которых нет на месте. Арестовывать невиновного, в то время как виновного ты где-нибудь скроешь. Гах! Вот чем будет сотрудничество с тобой!
- Прекрасно! - сказал Фатти, рассердившись на то, что его уж слишком часто обзывают гаденышем. - Тогда не сотрудничайте со мной. Но если я сумею раздобыть информацию, какая вам нужна - все равно я вам ее сообщу, чтобы искупить то, что испортил вам всю музыку.
- Гах! - сказал Гун, горделиво напыжившись. - Ты думаешь, я стану выслушивать какую-либо информацию от тебя? Дудки, мастер Фредерик Троттевилл. И не влезайте в это дело. Оно поручено мне, и я раскрою эту тайну, не будь я Теофилус Гун!
НЕМНОГО 'СТИШАТ'
Мистер Гун пошел звонить старшему инспектору. Настроение у него было мрачное, хуже некуда. Почему он слепо верит всему, что Фатти говорит и делает? Почему не заметил, что Государственный зонт - это всего лишь обычный зонт от солнца для зрителей игры в гольф? Что за чертовщина есть в этом мальчишке, который всегда приносит ему неприятности?
'Теперь я уж никогда не поверю ни единому его слову, - подумал Гун, поднимая телефонную трубку. - Ни за что на свете! Истинно змея подколодная! Гаденыш из гаденышей! Нет, нет и нет! Он еще говорит мне о том, чтобы работать вместе! Какой нахал! Какой...'
- Номер, пожалуйста, - в третий раз произнес голос со станции, и мистер Гун, спохватившись, назвал номер старшего инспектора.
'Расслабьте также язык, - продолжал он думать. - Как это понимать? А ну, попробуем - эбблди, эбблди, эбблди...'
- Что вы сказали? - раздался на другом конце провода удивленный голос, и мистер Гун чуть не подпрыгнул.
- Э-э-э, могу я поговорить с инспектором Дженксом? - спросил он.
Беседа инспектора с мистером Гуном была недолгой и гораздо более приятной для Гуна, чем он смел надеяться. По-видимому, инспектор Дженкс был сердит на Фатти, и, хотя он саркастически отозвался о тех, кто верит в мнимых принцесс и особенно в Государственные зонты, он сказал намного меньше того, чего опасался Гун.
- Ну ладно, Гун, - заключил инспектор. - Теперь, умоляю вас, приложите все силы и постарайтесь узнать что-либо существенное. Ведь это произошло на вашем участке. Идите допросите мальчишек в лагере, пошевелите мозгами и ДОБУДЬТЕ РЕЗУЛЬТАТЫ!
- Слушаюсь, сэр, - сказал Гун. - А что до этого юного Фредерика Троттевилла, сэр, так он не...
Но старший инспектор прервал разговор, и Гун с досадой уставился на телефонную трубку. Он-то намеревался в нескольких заранее приготовленных фразах изложить свое крайнее разочарование в Фатти, но, увы, не успел.
Фатти рассказал друзьям о своем разговоре по телефону со старшим инспектором и о встрече с Гуном. Бетси стало жалко Гуна. Ей он не нравился, быть может, еще сильнее, чем остальным, но все равно она подумала, что с ним на этот раз обошлись нечестно, - и тут она действительно была виновата, потому что, развеселясь, выдала себя за принцессу Бонгави!
- В этот раз мы должны ему помочь, - сказала она. - Будем ему сообщать все, что узнаем.
- Скорее всего, он не поверит ни одному нашему слову, - сказал Фатти. Хотя, хотя мы можем кое-что передавать через Эрна. Эрну он, возможно, поверит.
Эрн был еще здесь. Он с тревогой посмотрел на Фатти.
- Нет, нет - не говорите мне ничего такого, чтобы я передавал дяде, запротестовал он. - Не хочу иметь с ним никаких дел. Он меня не любит, и я его не люблю.
- Послушай, Эрн, это ведь будет только ему в помощь, - серьезно сказала Бетси. - Я себя чувствую ужасно виноватой - особенно в том, что на ломаном английском сказала, будто у него 'лицо жабы'!
- Ох ты! - рассмеялся Фатти. - Я об этом позабыл. Подумать только, что ты, малышка Бетси, сказала такое! Раз ты обозвала его жабой, он теперь назовет тебя гаденышем!
- Это было ужасно грубо с моей стороны, - сказала Бетси. - Сама не знаю, что на меня нашло. Эрн, ты же будешь передавать дяде все, о чем мы тебя попросим? Правда, Эрн, будешь?
Спорить с Бетси было для Эрна невозможно. Она вызывала в нем невероятное восхищение. Он поскреб пятерней в своих торчащих вихрах и беспомощно посмотрел на нее.
- Ладно, - сказал он. - Сделаю, как вы говорите. Но знайте, я не могу поручиться, что он мне поверит. И я не буду к нему подходить слишком близко. Буду говорить с ним через какую-нибудь щель в заборе или вроде того. Вы не знаете, какой у меня дядюшка вспыльчивый.
- Да нет, знаем, - сказал Фатти, вспомнив несколько препротивных выходок мистера Гуна в недавнем прошлом. - На самом-то деле, Эрн, мы не так уж расположены ему помочь, просто мы хотели бы загладить свою вину, что одурачили его. Хотя дружить не можем, но извинимся все же.
- Вот-вот! Почти получились 'стишата', - сказал Эрн. Хотя дружить не можем, но извинимся все же. Слышите? Это же стишата.
- Ну нет, рифма получилась чисто случайно, - сказал Фатти. - Кстати, Эрн, ты же раньше писал стихи - ах, я хотел сказать 'стишата'. Ты их еще сочиняешь?
- Почти нет, - с сожалением сказал Эрн. - Что-то не получается. Начну, первые строчки придумаю, да на том и кончается. Одну-две строчки, не больше. А вот недавно у меня сложились почти целых три.
- Прочитай их, Эрн! - с улыбкой попросила Дейзи. 'Стишата' у Эрна всегда были печальные, мрачные, и читал он их с очень серьезным видом.
Эрн порылся в кармане и вытащил засаленный блокнотик с привязанным веревочкой карандашом. Лизнув большой палец, он начал листать страницы.
- Вот они, - сказал он и важно прочистил горло. Затем, встав в позу, принялся, запинаясь читать свое сочинение:
Сказал садовник старый: 'Ох, беда!
Совсем я плох! Ну разве ж это жизнь?
Прострел скривил мне шею...'
Тут Эрн остановился и с отчаянием обвел друзей взглядом.
- На этом я и застрял, - сказал он. - И так всегда. В самой середине такого замечательного стихотворения! Два часа и двадцать три минуты ухлопал я, чтобы это сочинить. А закончить - ну никак не могу.
- Да, Эрн, согласен, стихотворение могло бы получиться преотличное, серьезно сказал Фатти. Продолжим его так.
И Фатти тоже стал в позу - ноги расставлены, руки за спиной, лицо обращено кверху - и, ни на секунду не останавливаясь, прочитал:
Сказал садовник старый: 'Ох, беда!
Совсем я плох! Ну разве ж это жизнь?
Прострел скривил мне шею навсегда,
Коленки скрючил ревматизм.
На икрах мерзкие от кори струпья,
Весь нос в прыщах и гадких пятнах.
Бессилен и похож на труп я!
