Освальд, — внизу нас ждет карета, которая мигом домчит вас в миссию.
— Пожалуйста, не надо, — произнесла Анджелина, закрывая ладонью глаза, хотя даже она сама чувствовала неуверенность, звучавшую в ее голосе.
— Нам даны были указания не применять силу под страхом самого сурового наказания. Но сам он, если появится здесь, вовсе не будет придерживаться тех же правил, — слова Мейера, казавшиеся мягкими, были исподволь наделены коварными намеками.
Анджелина встрепенулась.
— Хорошо, я согласна. Я иду с вами. Если Мария причешет меня.
— Она призовет на помощь все свое искусство парикмахера, — пообещал Густав. — У нее ведь невеликий выбор: или волосы Анджелины или водоросли на дне Миссисипи…
Эти слова, а также полный скрытой угрозы взгляд подействовали на Марию. Она взялась причесать Анджелину и справилась с заданием превосходно. Она зачесала ей густые волосы наверх так, что они образовали вокруг головы Анджелины пышную корону, а завивающиеся пряди падали золотым дождем ей на плечи.
Затем Мария помогла Анджелине облачиться в наряд из шелковой с медной нитью ткани, надеть шелковые чулки и застегнуть пряжки на белых туфельках с вышивкой медной нитью, которые они обнаружили на дне коробки. На вопрос Анджелины, как она выглядит, Мария не сказала ни слова, но после того, как она вручила девушке пару белых длинных перчаток и подождала минуту, пока та наденет их, — вышла из комнаты и сообщила ожидавшим за дверью мужчинам, что Анджелина готова.
Перекинув свой длинный шлейф через руку, Анджелина спустилась по ступенькам впереди мужчин. Ей помогли сесть в карету, которая уже ожидала их — причем это была официальная карета французской миссии, украшенная золотом и государственными цветами Франции. Мейер, Оскар и Освальд вскочили в седла и заняли свои места по бокам кареты, сопровождая ее до места назначения, как почетный караул.
Вскоре они остановились перед зданием французской дипломатической миссии. Путь прибывающим гостям освещали фонари, заправленные китовым жиром, висевшие на бронзовых кронштейнах по сторонам от парадного входа. Окна сияли золотыми квадратами расплавленного золота, озаряя сумрак ночи и оправляя, как в раму, мелькающие тени собравшихся в зале людей. Оживленные звуки французского рожка, скрипки, арфы и фортепьяно далеко разносились в округе. Два одетых в черное молодых прислужника стремительно двигались взад и вперед по тротуару у ступеней, встречая гостей.
Когда Анджелина вышла из кареты, у глазеющей толпы вырвался вздох восторга, и по ее рядам пробежал шум одобрительных замечаний и восхищенных восклицаний. У Анджелины мелькнула мысль: интересно, здесь ли еще ее тетя, смотрит ли она на нее сейчас? Но она тут же отогнала эту мысль, как совершенно неважную. Она опустила шлейф, и он плавно заскользил за ней по крыльцу, когда она поднялась к двойным массивным дверям, держа под руку Мейера. Двери растворились и пропустили их внутрь. Анджелина улыбнулась, когда ее представили французскому послу и его жене, она сделала глубокий реверанс с природной грацией и изяществом, а Рольф взял ее за руку. Она, улыбаясь, встретила серьезный взгляд темноглазого Леопольда.
Только когда Анджелина отошла в сторону, теснимая вереницей вновь прибывших гостей, она смогла перевести дух. Хотя Рольф произнес ее имя и пожал ей руку, она так и не осмелилась поднять глаза выше голубой ленты с орденом, усыпанным драгоценными камнями на его груди.
Ну и дура же я, думала Анджелина. Своим проницательным живым умом он сразу же поймет, что с ней что-то не так. Она должна прибегнуть к древнему оружию женщин — притворству, чтобы Рольф не узнал правды.
К чему ему знать, как она тоскует о нем, как жаждет быть с ним рядом? Что хорошего выйдет из того, что он узнает о ребенке, его ребенке, которого она носит под сердцем? Это сообщение вряд ли обрадует его. Нет, ребенок — только ее забота.
— Вы вся пылаете, — произнес Мейер. — Боюсь, мы слишком торопили вас. Может быть, вы хотите чего-нибудь выпить? Есть теплый глинтвейн и ледяное шампанское, а также апельсиновая вода, любимый, как оказалось, напиток здешних дам.
— Благодарю вас, пожалуйста, апельсиновой воды, если можно, — отозвалась Анджелина и, когда Мейер отошел, огляделась вокруг.
Не было бы преувеличением сказать, что дамы Нового Орлеана прибыли на этот бал в самых изысканных одеждах. Здесь были наряды из восточного шелка и лионского бархата, украшенные кружевами и драгоценностями, подбитые атласом, отороченные мехом, отделанные парчой. Лучи двух тысяч свечей играли в бриллиантах, которые сверкали на шеях, запястьях и в ушах прибывших на бал леди. Разноцветное мерцание изумрудов, рубинов и сапфиров бросало блики на стены, а благоухание дорогих духов наполняло всю залу, как запах ладана собор.
— Вот, пожалуйста, — произнес Мейер, подходя к ней. Она взяла небольшой бокал и проговорила слова благодарности, поднося его к губам. Аромат свежего апельсина ударил ей в ноздри. И тут же тошнота подступила к горлу Анджелины, в этом аромате ей чудился запах настойки опия — снотворных порошков, которыми опоил ее Андре и от которых она долго не могла оправиться, проболев больше недели. Запах этого лекарства был ей хорошо знаком, ее тетя принимала такие капли, изготовленные из восточного мака, для успокоения нервов.
— Что с вами? — спросил Мейер, становясь перед ней, чтобы закрыть ее от других гостей и беря из ее дрожащей руки бокал. Другую ладонь Анджелина прижала ко рту.
— Ничего, — сделала она глубокий вдох и затрясла головой. — Сейчас пройдет.
— Вы уверены?
Она кивнула, заставила себя улыбнуться и опустила руку, чувствуя, что приступ тошноты отпускает ее.
Но по всему было видно, что Мейер не успокоился. Он смотрел задумчивым взглядом в ее нежные глаза на персиково-розовом — несмотря на недомогание — лице, на молочную белизну с голубыми прожилками ее шеи и высокой груди, видневшейся в глубоком вырезе.
Анджелина оглянулась, ища вокруг хоть что-нибудь, чтобы отвлечь его от пристального разглядывания, и увидела, что прибытие гостей закончилось, а Рольф прогуливается по зале под руку с женой консула. Принц — почетный гость, в честь которого и устроен был нынешний бал — раскланивался с теми дамами, которые удостаивались чести перемолвиться с ним словом, при этом его орден на небесно-голубой ленте мелодично позвякивал и отбрасывал яркие лучи. Это был Мальтийский крест из золота с эмалью, усыпанный бриллиантами, сапфирами и рубинами.
— Скажите, а что это за орден сияет на груди Рольфа, — спросила она. — Что он значит?
Мейер повернулся, чтоб взглянуть на принца.
— Этот орден был учрежден прадедушкой нынешнего короля в 1726 году, им награждается тот военачальник, который предводительствовал войском в битве, защищая земли Рутении. Рольф был удостоен этой награды несколько лет назад когда успешно отразил набеги на наши северные границы военных отрядов из соседнего государства, с которым мы тогда конфликтовали, — он помолчал, потом снова заговорил. — Именно Макс настоял на том, чтобы представить Рольфа к этому ордену. Их отец… наш отец… не обратил бы на успешные действия Рольфа никакого внимания, тем более, что Макс, который тоже участвовал в этом походе, себя никак не проявил.
— Рольф, должно быть, очень горд этой наградой?
— Я думаю, он ничего так не ценит, как свой орден, — согласился Мейер.
Пока они разговаривали, Рольф ловко отделался от сопровождавшей его по зале хозяйки — жены французского консула — и куда-то исчез. Анджелина бессознательно обежала взглядом все прибывающую толпу гостей, выискивая бело-золотое пятно.
— Пленительное и обольстительное видение, способное ошеломить и ослепить, и во всяком случае не имеющее равных себе в этой зале, в этом городе, на этом континенте, впрочем, как и на любом другом. Смею ли я пригласить вас на танец, прекрасная Анджелина?
Он стоял позади нее. Для Анджелины было нелегко сейчас — учитывая ее самочувствие — вступить с ним в поединок характеров и воли, но ей ничего другого не оставалось делать. Она повернулась, изобразив на лице улыбку и заставляя свой голос звучать так же легко и непринужденно, как звучали его обращенные
