что вы — тот, кто пытается убить Рольфа. Я для вас ничего не стою, поэтому…
— О, я бы этого не сказал, — перебил он ее, и странное выражение появилось в глубине его затуманившихся серых глаз.
Анджелина продолжала, как будто бы она и не слышала этих слов.
— Поэтому вы решили, что будучи любовницею принца там на Ничейной Земле, я могу заманить его сюда.
— Я не просто решил так, я знаю это наверняка.
Она рассмеялась, удивляясь, как легко это ей удавалось.
— Это недоразумение. Принц испытывает ко мне не больше чувств, чем к Клэр, по чьему следу он гонится.
— О чем вы говорите? — произнес Мейер, медленно качая головой. — Я ведь видел, как он обращался с вами в глуши Ничейной Земли, а также прошлым вечером во время бала, прежде чем вы уехали и начался прием для сливок общества Нового Орлеана. А потом… а потом я проводил принца от французского посольства до… одним словом, я слышал, как он пробрался по черной лестнице в дом, где остановились вы с тетей.
— Как вы могли! — воскликнула она.
Она вроде бы должна была чувствовать жгучий стыд, слыша такие вещи, но вместо стыда она испытывала только ярость оттого, что Мейер как последний пошляк грубо напоминал ей о, пожалуй, лучших минутах ее жизни.
Он засмеялся.
— Я развлекался от души. Но после всего этого, неужели вы думаете, что принц Рутенский не придет сюда, один и без оружия — именно эти условия я поставил — чтобы, как он решит, спасти вас. Он сделал бы это ради последнего из своих людей — даже ради меня. А ради вас он разобьется в доску, только чтобы избавить вас от малейшей опасности.
— Это просто еще одна ловушка с вашей стороны. Такая же, какая была с Максом, когда вы использовали Клэр. И такая же, как в тот вечер, когда шайка Мак-Каллафа напала на лагерь Дона Педро и попала в засаду.
— Конечно, обе ловушки были прекрасно подготовлены, но мне страшно не везло. На этот раз все будет иначе.
Он был самоуверен до крайней степени, полон спокойствия и исполнен сознанием собственной силы. Пытаясь противостоять ему, Анджелина воскликнула:
— Вам не удалось убить Рольфа ни в Рутении, ни в Гавре, ни в Новом Орлеане, ни в охотничьем домике. Вы даже не смогли спровоцировать его убийство с помощью предательства, как в случае с Доном Педро. И, наконец, вы сами стреляли в него в темноте, придя в отчаянье от своих неудач, и случайно застрелили другого человека.
Глаза Мейер сузились.
— Я же вам уже говорил однажды, что он слишком смышлен и осторожен. У него, похоже, развит инстинкт самосохранения до предела. И это всегда надо принимать в расчет. В последний момент, когда мы уже были совсем рядом с засадой, которую по моему наущению устроил испанец, Рольф почуял что-то неладное и приказал всем отступить, прикрывая отход в одиночку, пока люди Дона Педро не начали открытую атаку. Я сам не сумел бы убить его, поскольку находился слишком близко, и остальные телохранители, присоединившиеся к принцу после этой первой атаки испанца, сделали мое намерение неосуществимым.
— Но ведь Оскар был убит вовсе не людьми Дона Педро и, конечно, не им самим.
— Достойная сожаления необходимость, каюсь, но я не мог поступить иначе. Ведь Оскар видел, как я подговаривал Утреннюю Звезду, и припомнил бы этот случай, когда бы пришло время обсуждения всей военной операции.
Анджелина резко отвернулась от него, не в силах выдержать более спокойного бесстрастного выражения его лица, как будто то, что он делал, и то, что он предполагал сделать, было разумным и оправданным. Она сделала три шага, а потом остановилась.
— Если вы убили Оскара за то, что он знал…
— Вы так же торопливо судите, как наш принц, но только на свой лад. А почему вы не приняли мое предложение руки и сердца? Я уверен, вы бы не пожалели. Вы бы жили в полном комфорте и пользовались всеобщим уважением. Я бы не стал, пожалуй, мстить за те неприятности, которые вы мне доставили, вытащив, например, обреченного Рольфа с погребального костра, который я устроил для него, или вспугнув трусов испанца стадом коров; я бы все простил вам. Все, кроме ребенка Рольфа. Ублюдка я не потерплю. Он должен умереть при рождении. Не жалейте о нем. Это, конечно, печально, но у нас еще будут дети.
— Вы знаете о ребенке… — лицо Анджелины окаменело от ужаса, и те слова, которые ей удалось вымолвить, дались ей с большим трудом.
— А как же! Я, словно акушерка, следил за признаками и видел их еще тогда, когда Сейрус развешивал ваше белье после стирки. А затем, когда вы сами сушили предметы своего туалета. Я не был, однако, до конца уверен вплоть до вечера бала, когда мне окончательно все стало ясно. Не надо особых медицинских познаний, чтобы заметить у женщины тошноту, то подступающую, то отступающую по утрам и в течение дня, особенно от необычных запахов.
— И что теперь? — спросила она, с трудом выдавив из себя эти слова.
— А теперь я буду иметь удовольствие стать вашим любовником и получить то, в чем вы мне так долго отказывали и чего я так долго ждал, уверяю вас. Я всегда любил обладать и пользоваться теми вещами, которые принадлежали моим братьям, даже если они их выбросили за ненадобностью.
Его развязность, его холодная самонадеянность заставили сердце Анджелины громко, гулко забиться в груди. Существовала прямая угроза ее жизни, не высказанная им, но как будто висевшая в воздухе. Он не оставит ее в живых, потому что не захочет оставить свидетеля своих преступлений.
Чтобы проверить это свое подозрение, она сказала:
— После того, как Рольф явится сюда и вы с ним рассчитаетесь, я… должна исчезнуть?
— Вообще-то такое решение вопроса мне совсем не нравится, но, похоже, ничего другого не остается. Вам нельзя позволить проговориться хоть кому-то обо всем, что вы теперь знаете. Мне понадобится поддержка и дружеское расположение оставшихся телохранителей Рольфа, когда я вернусь на родину.
— Неужели вы думаете, что они отпустят принца одного, без всякого оружия, совершенно беззащитного, прийти сюда в явно расставленную ловушку?
— Если он потребует этого, они именно так и поступят, а он этого потребует.
— Из-за меня.
Мейер кивнул.
— Как раз в этот момент ему сообщают, что вас отпустят живой и невредимой, причем вы не узнаете, кто именно захватил вас в плен, если он, Рольф, безропотно сдастся в руки ваших захватчиков.
— Нет, — прошептала Анджелина и ее большие глаза исполнились ужасом, смысл его коварного замысла ошеломил ее. — Нет. Нет!
Она бросилась к дверям. Мейер метнулся, чтобы перехватить ее, он вцепился в предплечье Анджелины, крутанув ее рывком лицом к себе. Она ударила его, решив сопротивляться до конца, и в ответ получила сильный толчок в грудь так, что не смогла удержаться на ногах. Вскочив, она отступила назад в глубь комнаты.
— Будьте уверены, — издеваясь, заметил он и двинулся к ней, — прежде чем Рольф умрет, он узнает, что все это было зря.
— Вы недооцениваете его, он не даст поймать себя в ловушку так просто. И в конце концов нанесет вам поражение.
Мейер все так же медленно приближался к ней.
— Все может быть. Но это вам не поможет. Вам ничего не поможет.
Отступая, Анджелина натолкнулась на столб, поддерживавший полог кровати, и скользнула к стене, не сводя глаз с Мейера, на лице которого играла жестокая улыбка. Рядом с ней был столик с фарфоровым кувшином и тазиком. Метнувшись к нему, она схватилась за ручку кувшина и бросила его в голову Мейера со всей силы. Он уклонился и кувшин разбился об пол, по ковру рассыпали мелкие осколки, а также дохлые
