- Э, Толик, - попытался вырвать руку из немытой ладони Бочков, - завтра приходи. Некогда сейчас - к ханум иду. Понял, да?
- Другому товар отдаешь? - испугался афганец и не только не выпустил руки прапорщика, а еще сильнее сжал ее.
- Да нет. Тебе отдам. Как всегда. Товар есть - два кондиционера, один тент камазовский, три палатки. Все новое - муха не сидела.
- Давай! Давай! Сейчас беру! - торопил афганец.
- Ну ты и бестолковый, - разозлился Бочков и высвободил наконец руку, завтра приходи. С деньгами.
- Не обманешь, командор?
Бочков достал чеки из кармана и помахал ими.
- К ханум тороплюсь. Водка нужна. Понял?
Услышав о водке, парень тут же поверил прапорщику и потянулся к деньгам.
- Сколько?
- Две большие.
Афганец мгновенно исчез, растворяясь среди машин и снующих вокруг солдат. Появился он так же внезапно, достав из-за пазухи бутылки.
- Только мне, командор, товар отдашь, - крикнул он напоследок, устремляясь в глубь колонны.
Бочков стал готовиться к походу в гости. Он достал из пакета новую, аккуратно сложенную форму и прямо у машины, демонстрируя синие солдатские трусы, переоделся.
Затем в ход пошли гуталин, щетка и бархотка. Прапорщик долго пыхтел, возился и громко чертыхался. Через некоторое время туфли сияли.
Бочков сгонял водителя за теплой водой и принялся тщательно скрести щеки и подбородок безопасной бритвой. Все из того же волшебного пакета он извлек белое вафельное полотенце: в середине оказался одеколон. Прапорщик закрыл глаза и принялся колотить по щекам ладонью, щедро поливая ее остропахнущей жидкостью.
Семенов сидел возле машины, курил и зачарованно водил глазами за суетящимся Бочковым.
Наконец прапорщик вскочил на подножку машины и заглянул в зеркало. Потом осторожно ступил на землю, чтобы не запылить туфли, и одарил солдата улыбкой: 'Главное, Семен, в нашем деле - обхождение. Запомни, бача, женщины от этого теряют сознание и сразу падают на кровать. Особенно здесь. Любят они культуру'.
'Культуру, - ехидно подумал водитель, ухмыляясь. - Деньги они любят поэтому и валятся, как подкошенные'.
По рассказам более опытных ребят знал Семенов цены на многих госпитальных телок, которых они между собой называли - 'чекистками'.
Реденькие бровки Бочкова стянулись к переносице.
- Нечего лыбиться! Уйду - чтобы порядок был. Машину подгонишь к злобинской, состыкуешь задницами впритирку и всю ночь - сторожить. Пропадет что-нибудь - значит ты, собака, продал. Голову оторву! За оружием смотри. Если что - убью!
Перед лицом солдата заплясал кулак, резко отдававший одеколоном.
Водитель поскучнел - Бочков был скор на расправу и имел тяжелую руку.
А к прапорщику после такого дружеского совета вернулось отличное настроение. Губы растянулись в улыбке, и он похлопал Семенова по острому, худому плечу.
- Служи, сынок, как дед служил, а дед на службу хрен ложил. Жди утром.
Бочков схватил крепкий полиэтиленовый пакет, где кроме водки лежал какой-то аккуратненький сверточек, перевязанный чуть ли не алой кокетливой ленточкой, и рысью заспешил в 'инфекционку'.
Появился прапорщик значительно раньше названного срока. Еще во всю гремели магнитофоны в госпитале, где гуляла добрая половина колонны. Видимо, не у одного Бочкова была там своя 'королева красоты'.
Прапорщик шел, спотыкаясь, не разбирая дороги, и злобно ругался.
С трудом он заполз в кабину. Семенов включил свет и обомлел. Лицо Бочкова - сплошь свежайшие ссадины и царапины. Из толстенной вывороченной губы сочилась кровь. Куртка в нескольких местах разорвана. Спереди - темные крупные пятна, спина в пыли и грязи. Судя по всему, кто-то очень долго валтузил прапорщика и катал его по земле. Причем ногами.
- Твою мать, твою мать, - упрямо произносил Бочков, то и дело поднося разбитые руки к лицу. - Твою мать, обезьяна джелалабадская.
Семенов схватил котелок и вывалился из кабины.
- Твою мать в три погибели, шлюха подзаборная, - как заведенный, продолжал заклинать Бочков.
Возле него озабоченно суетился водитель. Опускал кусочек марли в теплую воду. Потом, закусив губу, осторожненько, слегка прикасаясь, водил им по лицу и рукам Бочкова, стирая засохшую корочку.
Пьяный прапорщик, как малое дитя, послушно поворачивался в руках Семенова и все твердил.
- Мать твою так, блядь кабульская.
Наконец солдат закончил. Оторвал кусочек марли побольше, окунул в котелок и протянул прапорщику.
- К губе приложите. Поможет.
- Сигарету и выключи свет, - простонал Бочков.
Мир раздвинулся и замелькал разноцветными всполохами на аэродроме, переливаясь бесчисленными огоньками далекого города.
В кабине, искрясь, рдели красные точечки. Они то исчезали, то появлялись вновь.
- Козлы! Гады полосатые! - вспыхнул Бочков.
- Кто?
Прапорщика прорвало, и он закричал, давясь словами.
- Десантура - козлы! Змеи полосатые, которые за аэродромом стоят. У-у-у, гады! Сижу, значит, выпиваю культурненько, а тут они вдвоем вваливаются. Я им и говорю:
- Давайте, мужики, завтра увидимся. Вы, наверное, адресом ошиблись.
А шлюха как заверещит:
- Не уходите! Оставайтесь! Это он адресом ошибся!
- Это я ошибся!? - заревел Бочков и грохнул кулаком по панели. - Ох, хотел я этой стерве в морду съездить, да бугаи навалились. Здоровые сволочи! - прапорщик надолго замолчал, а потом начал бессвязно бормотать: но... короче... обман... получился... здесь.
Бочков затих, уронил голову на грудь и шумно задышал, постепенно выравнивая дыхание.
По кабине густо плыл запах перегара. Семенов морщился и хватал воздух ртом.
Музыка за забором, сложенным из бетонных плит, стихала. На аэродроме гудели, взлетая и заходя на посадку, самолеты, нервно мигая красно-желтыми фонарями.
От 'инфекции' к уснувшим машинам торопливо скользнуло несколько теней. Солдаты спешили обратно.
Бочков сопел, шлепал губами, постанывал и беспокойно ворочался на сиденье.
Подбородок у Семенова пополз вниз. Солдат начал засыпать, когда прапорщик охнул, распрямился и вцепился ему в руку.
- Семен, ты?
- Я!
- Заводи!!!
- ???
- Заводи! На Теплый Стан рванем. Давай! Живет там одна безотказная - в любое время дня и ночи.
- Товарищ пра...
Бочков разжал пальцы и снизу-вверх двинул рукой. Клацнули зубы, голова солдата откинулась назад.
- Быстрее, - зверел прапорщик, - не то я...
