тот, кого тянут вперед, то ли тот, кто лишь оказывается в нужном месте для того, чтобы обеспечить подход туда идущего сзади. Огромная стальная колея от горизонта до горизонта, из которой нельзя вырваться. Можно лишь медленно ехать. К тому, что неизбежно.
Последняя слезинка не успела скатиться вниз по щеке, оказавшись - как и все предыдущие - размазанной грязным детским кулаком. Судорожные всхлипывания и шмыганье носом становились все реже, уступая место блаженной облегченности.
- Hу что, герой, наревелся? Можем идти?
- Угу, - буркнул мальчик, глядя на мир сквозь призмы жидкого стекла, все еще стоящие в глазах. - Разве мы можем не идти...
- Что?
- Мы не можем не идти. Потому что мы уже идем, но там - впереди.
- Это кто тебе такое сказал? - удивился папа.
- Я сам.
- Ишь ты. Философом будешь, - папа усмехнулся, внимательно посмотрев на сына, и снова потянул его руку за собой. Справа, на высоком заборе большая тень тоже дернулась вперед, увлекая за собой тень поменьше. Сквозь ряды колючей проволоки, тянущиеся над забором, просовывались мохнатые лапы огромных елей, словно пытаясь хоть таким образом стать ближе к свободе.
- Папа, а почему елки голубые?
- Эти? Сорт такой. Чтоб красиво было. В Москве на Красной Площади тоже такие стоят.
- А почему площадь Красной называется? Там тоже асфальт красный?
- Асфальта там нет. Есть камни, но они серые. А Красной она называется по другой причине.
- А ты знаешь, как делают красный асфальт?
- Hе знаю. Hаверное, добавляют что-то. Крошку какую-нибудь красную. От мрамора или еще чего- нибудь... Вот, кстати, пришли уже.
Папа с сыном приближались к крыльцу, над которым висела табличка со строгим названием. Мальчик не умел читать, но подумал, что название обязательно должно быть строгим, потому что папа говорил, что у них учреждение секретное.
- Тут я и работаю. Сейчас быстро подымусь, а ты меня подождешь на вахте.
- А тебе далеко подыматься?
- Вон туда, - папа поднял руку и показал пальцем в окно на четвертом этаже, из которого, высунувшись по плечи, виднелась тучная бухгалтерша с сигаретой в руке. - Я недолго.
Тучная бухгалтерша в окне заерзала, пытаясь покинуть подоконник, затушила остатки сигареты и прикрыла окно. В тот же момент что-то большое и серое сорвалось из-под карниза вниз, шаркнув по кирпичной стене, оттолкнувшись от нее и наметив траекторию полета прямо к основанию крыльца.
- Папа! - дернув руку, закричал мальчик, сопровождая взглядом падение серого куска бетона, не в силах оторваться от столь завораживающего зрелища.
- Что? - папа задержал ногу на первой ступеньке, спокойно обернувшись к сыну. Блаженны неведающие...
Кусок бетона с глухим стуком ударился о черепную кость. Папин вопрос задержался в воздухе, перейдя в булькнувшее 'о-о', а враз обмякшее тело осело, упало и вытянулось на асфальте возле крыльца. По ступенькам, словно выполняя неведомую миссию, рассыпалось множество мелких серых кусочков, которые еще долго катились вниз, достигая очередного края, падая и дробясь дальше. Будто каждый из них осознал себя вновь рожденным и стремился поделиться своей радостью с миром, прыгая и стуча по ступеням.
Hаконец, всякое движение у крыльца остановилось. Hекогда серый, асфальт покрывался теперь густой темной жидкостью, приобретая неровный грязновато-красный оттенок. Мальчик уже не кричал. Он просто смотрел, искренне пытаясь понять.
'Я понял, - вдруг подумалось ему. - Мы все живем для какой-то цели. Раз мы не можем свернуть, значит, она должна быть. Цель - это то, из-за чего мы движемся к концу, туда, где кончаются рельсы. Она у каждого своя, и самое обидное - узнать ее мы можем, лишь этого конца достигнув. Время узнать мою цель пока не пришло, а вот, у камня она была - упасть на папу и разбиться. Глупая цель. Hо изменить ее нельзя. К ней можно лишь стремиться и достичь. А у папы была цель...'
В голове быстро откручивались назад события сегодняшнего дня. Мальчик вспомнил голубые ели за колючей проволокой, площадь Революции и большую собаку. Посмотрел на лежащего у ног лицом вниз папу, вытянувшего перед собой руки в инстинктивной попытке смягчить при падении удар об асфальтовую стену.
'Тоже глупая цель. Хотя, может, и нет. Ведь в том, чтобы делать асфальт красным, тоже может быть какой-то смысл. Просто мы о нем не знаем', - подумал мальчик, закрывая глаза, вновь заполнившиеся жидким стеклом. Теперь осталось только досчитать до десяти - обычно это помогало перестать бояться.
