Когда их автомобиль, лихо обгоняя отечественные 'тачки', вырулил на шоссе, ведущее за город, Кристина впала в приятное оцепенение. Вдоль дороги мелькали в зацветших садах темные деревянные домики, расходилась толпа с авоськами от автобусной остановки. Все было как всегда. Только она, Тинка, не на обочине, а в огненном потоке, несущемся к земле обетованной - в её таинственные и греховные кущи.
Да, греховные. В первый раз она вспомнила двухгодичной давности эпизод своего 'падения' с легкостью и некой удовлетворенностью. Хорошо, что тогда подвернулся этот наглый дылда, гонявший по дачным улочкам на мотоцикле. В один прекрасный, очень поздний вечер он затащил Тинку после тусовки у костра к себе в пустой дом. Ей тогда было почти двадцать и сознание непричастности к сексуальной революции, в которую были вовлечены сверстники Тины, начинало угнетать её, а порой излияния какой-нибудь подружки, переживавшей одурительную страсть, возбуждало зависть. 'Недоделанная ты, Тина', - сказала она себе, принимая решение стать менее разборчивой. Ведь донимал же её серьезными ухаживаниями долговязый сосед Митя, и целая вереница претендентов на 'интим' шныряла вокруг, как коты в брачный период. Вот только своего принца Тина среди них разглядеть не сумела, а на короткие 'спортивно-эротические' разминки у нее, видимо, призвания не было.
Парень с мотоциклом был не лучше и не хуже других - разве что выглядел настоящим 'качком' и имел репутацию 'донжуана'. Тинкина неприступность и длинные загорелые ноги в ободранных джинсовых шортах с бахромой от бывших штанин не давали ему покоя. Кроме того - москвичка, дачница, не из местных, а потому и смотрит свысока. Денис все время слонялся рядом, останавливая у Тинкиного забора свою грохочущую железку и упорно предлагал покатать. Тина, не раздумывая, отказывалась до той самой августовской ночи, когда отправилась со знакомыми девчонками на посиделки у костра с гитарами, магнитофонами и, конечно же, со спиртным.
Жаром пылала темная ночь вокруг гигантского костра, Леонтьев пел про Казанову, а в крови гулял выпитый 'портвишок'. Парочки, хихикая, расходились в чернеющие кусты, Денис смотрел грозно, почти с ненавистью, и было в его смоляных бровях и в смуглых руках, обстругивающих поблескивающим ножом палку, что-то цепкое, бандитское.
Когда он очередной раз, сжимая челюсти от предчувствия отказа, спросил с деланной небрежностью: 'Ну че, прокатить?', Тина вдруг согласно кивнула.
Предки Дениса куда-то уехали, оставив паек сыну и коту Филе. Парень тут же вложил все материальные средства в покупку 'водяры', отварив и съев филиного минтая.
На террасе он громко включил магнитофон и без всякого предисловия, сопя и наваливаясь, начал лапать тинкину грудь. Они немного поборолись на скрипучем диване и девушка сдалась, в полной уверенности, что совершает что-то греховное, но волнующее. Однако, ни того, ни другого не успела почувствовать, - ничего, кроме легкой боли и невероятного удивления, заметив в дверях пожилую женщину.
- Э-эх-ма! Опять своих поблядушек таскаешь! - прошамкала она и скрылась.
- Катись, старая. Зашибу ненароком, - беззлобно отозвался ей вслед Денис и с силой прижал тинкины плечи к подушке. - Куда рванула? Бабка это двоюродная, глухая, слепая. Считай - овощ. Хочешь выпить?
- Нет. - Тина села и скривилась от боли. - Не очень-то ты церемонишься с девицами.
- Че? - не понял тот. - Болеешь, что ли? - уставился на темное пятно на одеяле. А когда понял, не поверил, - двадцатилетних барышень теперь днем с огнем не сыщешь.
'Да и черт с ним', - думала Тина, поволновавшись после 'ночи любви' пару недель - уж не залетела ли? Но все сошло благополучно, только вот охоты к подобным приключениям не прибавилось. Несколько раз пыталась Тина увлечься вполне интересными мужчинами - сотрудником СП, где работала уборщицей, солидным господином, заходившим в библиотеку за иностранными словарями и все больше беседовавшего с хорошенькой библиотекаршей и ещё какими-то красавчиками, пристававшими на улице. Но дальше поцелуев дело не доходило - красотка исчезала в самый разгар 'бала'. Схлопотав, правда, однажды хорошенький фингал под глазом за 'динамо'. Так и остался мотоциклист-Денис первым и единственным.
'Вот и этот опыт пригодился, - думала Кристина, загадочно улыбаясь рядом с Надин на заднем сидении 'мерседеса'. - Главное, никого уже своим целомудрием не испугаю'.
Цель вечеринки у Игорька не вызывала у неё сомнений. Только это большая разница - деревенская веранда с полупарализованной бабкой в качестве наблюдателя или шале с каминами и джакузи. Да и джентльмен в белом костюме и бабочке, наверняка получше разбирается в этих делах, чем бухой подмосковный лоботряс. Образ рекламного красавца, подкатившего ночью за цветами, не покидал воображение Кристины. Это к нему летела она сейчас на свое первое рабочее, нет, все же - любовное свидание, вглядываясь в освещенную яркими фарами дорогу.
Горизонт впереди потемнел и набух свинцовой, опасной тяжестью. Гряда низких туч залегла за почерневшим лесом, а в ней зло и отчаянно полыхали зарницы, то ли предостерегая, то ли подстрекая к чему-то...
Когда гости Игорька разбрелись по комнатам необъятного, всеми дарами цивилизации оснащенного дома, хлынул настоящий ливень. Грохотало со всех сторон - и в сосновой рощице на пригорке и прямо во дворе. Казалось, некто свирепый и огромный гневно щелкал огромным бичом, а потом взрывался голубым страшным светом. Природа хотела высечь Тинку - длинноногую, робкую дурочку за то, что вообразила себе на все способной 'валютной шлюхой', и, вероятно, за нарушение гармонии, прежде сего. В роскошной спальне, на огромном ложе, задрапированном белым атласом, Кристина провела ночь со стариком.
Вероятно, Эдику было немногим больше пятидесяти, но его объемный животик, дряблая, свисающая женственная грудь, поросшая седой шерстью, а главное - прикрытое жидкой прядью лысое темя вопили о старении и увядании. Вначале, будучи представлен в компании гостей - чрезвычайно импозантных, насмешливо-восторженно окликающих друг к другу 'господа!', он даже понравился Кристине. Как понравилось до сердцебиения, до спазмов в животе, открывшееся ей наконец царство. Конечно, огромный зал с камином и баром, бассейн внизу, сауна, несколько ванных комнат, зимний сад с накрытым в нем сказочным столом - все вызывало ликование.
- Ты в разговоры не вникай, - заранее предупредила Надя. - Девушка украшение, цветок, дорогая вещь, а значит. глуха и глупа. Это они от нас ждут, помимо, конечно, прочего. Ну, мы и рады!
Кристина и не вникала. Достаточно было сознания причастности к происходящему, ощущений, запахов, вкусов, бесшабашной легкости, подаренной шампанским. По мере расцвета пира манеры гостей теряли лоск, воротнички расстегивались, языки заплетались, с трудом выговаривая непривычно громоздкое слово 'господа'...
Эдик сидел рядом с Кристиной, наполняя её тарелку и бокал, но внимания особого не обращал, поглощенный мужским разговором. Кристина удивилась, когда Надин мимоходом шепнула ей: 'Борода' - твой кадр. Двойной подбородок Эдика скрывала кудрявая с проседью бородка, придающая благообразность обрюзгшему лицу.
В нижних апартаментах только начался настоящий отдых - погасли люстры, разбрелись по углам пары, прислуга освобождала место для предстоящего стриптиза, а Эдик поманил Кристину на второй этаж.
- Пора бай-бай, киска. Сейчас эти голые парнишки начнут друг о друга тереться. Меня это совершенно не е...т, а кроме того - изжога. Кристина слышала, что в программе вечера мужской и женский стриптиз в исполнении приглашенных профессионалов. Она не видела ничего подобного 'живьем', лишь по видаку, и то всего пар раз, приглашенная приятельницей на порнуху. Но не подала и виду, что новичок, послушно проследовав за кавалером в отведенные им апартаменты. Войдя в спальню, Эдик сдернул покрывало с кровати, поставил на тумбочку стакан, бутылку минеральной воды и тяжело опустился на перины. Только потом, словно вспомнив о ней, бросил:
- Ванна за той дверью. Можешь не торопиться. Я посплю. Предупреждаю буду храпеть. А ты веди себя смирно, как мышка. Фу, черт! Открой окно, несет все ещё каким-то строительным дерьмом. Не выношу лаков.
Кристина с недоумением осмотрела раму с затейливыми ручками и что-то сдвинула - стекло повернулось, впустив в комнату насыщенный грозовой пылью воздух.
- Гроза, - почти беззвучно сказала она, глядя на хлещущий за окном ливень.
- Ты что такая пуганая? Баптистка, что ли? - Эдик приподнялся, сунул в рот таблетку. - Гастрит замучил.