мать тут безутешно,Об этом никому не нужно слов,И не пересказать бы мне, конечно,И вопль, и плач, и поздний тщетный зов,И как она, страдая в тьме кромешной,Кляла Фортуну и самих богов,Лицом к лицу сыночка прижималасьИ в муках, и рыданьях надрывалась.CCCLXXНо наконец, как чтить умерших строгийПовелевал обычай той порой,Так тело, после скорби слезной, многой,Рождавшей плач, и жесткий вопль, и вой,Сожгли, рыдая с мукой и тревогой,С великой, безутешною тоской,Как те, что в этой жизни благо зналиЕдинственное — и его теряли.CCCLXXIА после пепел стынущий собралиКостей сыновних и к реке пошли,Где воды все багряные бежалиИ кровью сына милого цвели.У берега там землю раскопалиИ пепел в ней глубоко погребли,Чтоб имя там его не погасало,Но реку навсегда знаменовало.CCCLXXIIС тех пор, как ныне, реку люди сталиПрозваньем Африко именовать:И там в тоске и горе пребывалиОтец- страдалец, мученица мать.Так Африко окончил жизнь в печали.О милом память — речке сохранять.Оставим их и возвратимся сноваМы к Мензоле, о ней продолжу слово.CCCLXXIIIА Мензола тем временем страдалаИ грустно, и раздумчиво жила.Но все ж, поняв, что облегчить нималоВсего, что совершилось, не могла, —В неcчастиях терпенье обреталаИ, как бывало, снова начала,Хоть изредка, с подругами встречатьсяИ, хоть и против воли, оживляться.CCCLXXIVИ повстречать не раз ей приходилосьТех нимф, что были с ней, когда онаДосталась Африке. Все, что случилось,И все другие знали уж сполна, —Не о грехе, конечно: говорилосьО том, как честь успешно спасена.И Мензола, умея лицемерить,Заставила в свое спасенье верить.CCCLXXVИ с каждым днем спокойней становиласьИ тверже Мензола, убеждена,Что к ней все уваженье сохранилосьЕе подруг, считавших, что она,Как и они же, чести не лишилась,И лжи ее поверивших сполна,Так что казалось ей, что и ДианаУж ни греха не вскроет, ни обмана.CCCLXXVIНе значит это, что она изгналаИз сердца Африка, иль чтоб моглаЗабыть услады прежние, — нимало;Иль чтоб его тихонько не звала,Когда не страшно, или не вздыхалаПо там частенько, ласково- мила;Влюбленную, любовь ее страшила, —Она огонь глубоко в сердце скрыла.CCCLXXVIIИ, как всегда, бродить уже решиласьС подружками она, с копьем в руке,Охотясь. Вот в том месте очутилась,Где Африко сдалась. И вдалекеЛюбуясь, завздыхала, умилилась,Чуть слышно молвя в сладостной тоске:«Мой Африко, всей радостью земноюТы здесь упился, овладевши мною!CCCLXXVIIIТеперь уж я не знаю, что с тобою,Но, думаю, тоскуешь обо мнеГлубоко. Только не моей виною:Страх не дает мне мыслить об огне».Так говоря, желала всей душою,Чтоб Африко доволен был вполне,Теперь уверенная уж заране,Что все здесь тайна — нимфам и Диане,CCCLXXIXТак Мензола любила и не смелаЛюбить — и подневольною жила,Лицом прекраснейшим чуть побледнела,Затем, что в лоне тихо зацвелаПлодом любви и им отяжелела.Три месяца в неведенье была,Что быть ей матерью, в великой болиРодивши сына — и не минуть доли.CCCLXXXПрирода между тем свой ход свершала,И на четвертом месяце, слышна,Жизнь существа быть ясной начинала,Которое в себе несла она.Всем этим озабочена немало,Дивилась Мензола, изумлена,Что стан и бедра явно пополнели,И так окрепли, и отяжелели.CCCLXXXIИ Мензола, не ведая, в чем дело,Была тут очень всем удивлена, —Ведь никогда ни сына не имела,Ни дочери; и думала она;«Иль это к худу, что теряет телоВсечасно стройность? Верно, я больна,И с каждым днем я становлюсь тяжело, —Упасть бы хоть безвольно, в самом деле!»CCCLXXXIIБлиз Мензолы — по берегу с полмили —В то время нимфа некая жила(Ее жилье чащобы затаили),Во врачеванье сведущей слылаПревыше всех и знала в полной силеПремудрости науки — без числа.И ей уж больше сотни лет считалось,И нимфа Синедеккья называлась.CCCLXXXIIIК ней Мензола-простушка побежалаИ молвила: «О мать, мне твой советНеобходим». И тотчас рассказала,Что чувствует и как боится бед.Та головой поникшей покачала,Смущенная, и молвила в ответ:«Ты, дочь моя, с мужчиной согрешила,И не могу, чтоб это тайной было».CCCLXXXIVТут Мензола всем ликом покраснела,Такие речи слыша, со стыда;И, видя, что не скрыть такого дела,Потупилась, робея; и, горда,Обидеться хотела — не посмела,Увидела, что не минет бедаВ глазах у той, что все уже узнала,И молча, и не глядя зарыдала.CCCLXXXVИ Синедеккья тотчас убедиласьИз этих слез и чистого стыда,Что не по доброй воле все случилось,Что тут не преступленье, а беда.И бедная насильно подчинилась.Она смягчилась несколько тогдаИ, чтобы деву ободрить немного,Заговорила медленно и строго:CCCLXXXVI«Тут прегрешенье, дочь моя, такое,Что не мечтай надолго скрыть его.И так как сделала ты зло большое,Не должно, чтоб гордыни торжествоТебе сказало: это все — пустое;Ведь вправду ты погибла оттого.Попробуем помочь; скажи мне: кто жеПохитил чистый цвет твой, всех дороже?»CCCLXXXVIIНо Мензола словца не проронила,А со стыда поникла головой,В колени Синедеккьи лик сокрыла,Услышавши один вопрос такой.И вместо глаз лишь два потока было,Наполненных обильною водой,И непрерывно так она рыдала,Безмолвная, и все не отвечала.CCCLXXXVIIIНо в речи Синедеккьи вдруг открылосьЕй все — и сквозь рыдания и стонОтрывисто, чуть слышно повинилась:Как юношей обман произведен,Как дело началось и как случилось,Как ею овладел насильем он.А после все отчаянней рыдалаВ огне стыда и к смерти все взывала.CCCLXXXIXСтаруха нимфа, слыша, как все было,Какую тонкую сплетая сеть,Ее в обман вовлек юнец постылый,Несчастной не могла не пожалеть.И вот ее немного пожурилаЗа промах, чтоб ей вновь не потерпетьОт легковерья, чтоб уж не грешила,Вновь обмануть себя не допустила.СССХСИ столько ободрить ее сумела,Что перестала Мензола рыдать;Ей обещала дочерью всецелоЕе считать, во всем ей помогать;Предупредить заране захотелаИ стала ей такую речь держать:«Послушай, дочка, речь мою толково,Вникай во все от слова и до слова.CCCXCIСо дня, как ты впервые согрешила,Как полных девять месяцев пройдет,Родишь дитя. И чтобы легче было,Взывай к Люцине в первый же черед,Моли ее, тебе поможет силаБогини милосерднейшей. И вот,Когда дитя родится, мы рассудимИ дальше все ко благу делать будем.CCCXCIIОб этом же
