полку начальник боепитания Павел Шишкин.
На вооружении рабочего полка были станковые и ручные пулеметы, частью переделанные из учебных или собранные из бракованных деталей. Благодаря заботам Шишкина, прекрасно знавшего стрелковую технику, они работали безотказно. Сам Шишкин сумел подготовить 16 расчетов станковых и 20 расчетов ручных пулеметов.
Однажды полк получил десятизарядные винтовки. Работали они скверно и почти все отказали в первом же бою. С группой мастеров-оружейников Шишкин тут же, в окопах, перестроил магазинные коробки и превратил капризные винтовки в надежные автоматы.
Большой популярностью и любовью пользовалась в полку бесстрашная сандружинница Клава Чурляева. Как-то я повстречал ее. Быстрая, веселая, презирающая смерть, она бегала по окопам с термосом в руках, угощая бойцов горячим чаем.
- Где это ты, - спрашиваю, - чай раздобыла?
- Да ведь мы - туляки, - засмеялась она и рассказала, что в каждой роте у них есть свой самовар. Бойцы вскипятят, а она разносит чай по окопам, чтобы воины пили да грелись. - Тогда и воевать веселей, - добавила девушка.
Туляки гордились своим рабочим полком и нередко целыми семьями шли в его ряды. Так поступили оружейники Кочетков и Смирнов, жена и муж Ростовы, Паншина, ее муж Косулин и многие другие.
Неоценим вклад Тульского рабочего полка. До конца обороны родного города он был в первых рядах его защитников. Затем полк влился в регулярные войска, ему присвоили номер 766. С частями 50-й армии он одолел тысячи километров фронтовых дорог и дошел до Кенигсберга.
Бои продолжались с неослабевающим напряжением. Тула по-прежнему охвачена врагом с трех сторон.
Командующий фронтом телеграфирует: 'Действуйте активнее, иначе противник окружит вас в Туле'. Конечно, это мы и сами прекрасно понимаем и делаем все, что в наших силах.
В один из самых горячих дней, когда гудериановские танки вплотную подошли к Туле и развили активность вдоль шоссе Вязьма - Тула, я решил для борьбы с ними применить 732-й зенитный полк ПВО, которым командовал майор М. П. Бондаренко. В первом же бою зенитчики блестяще проявили себя и уничтожили немало немецких танков.
85-миллиметровые пушки оказались действенным средством борьбы с танками. Стреляя болванками, они легко пробивали даже лобовую броню.
Эффект от применения зенитных орудий был таким, что гитлеровские танковые атаки стали значительно реже, а на некоторых участках обороны Тулы и вовсе прекратились.
Между тем в лице командира зенитно-артиллерийской дивизии генерал-майора Овчинникова я встретил ярого противника использования зенитных средств против гудериановских танков. Ни мои доводы, ни убедительные факты, опровергавшие его взгляды, ни к чему не приводили.
Как-то, вернувшись из района Косой Горы в штаб и находясь еще под свежим впечатлением от действий зенитной артиллерии во время танковых атак гитлеровцев, я застал у себя генерала Овчинникова.
- Товарищ командующий, - обратился он, - снова вынужден вас предупредить, что считаю совершенно неправильным использование зенитных средств для борьбы с танками. Я несу полную ответственность за благополучие в воздухе и не могу допустить, чтобы ваша армия и город оставались без защиты от воздушного противника. Прошу отдать приказ об использовании зенитной артиллерии лишь по ее прямому назначению.
Я сдержал себя, хотя все во мне кипело от негодования.
Ответил Овчинникову, не повышая голоса:
- Прошу, товарищ генерал, помнить, что армией командую я. А вообще-то ваши суждения считаю глубоко консервативными. Они в корне ошибочны и даже вредны.
- Каждый обязан следить за тем, что ему доверено, - заметно нервничая, возразил он. - Меня, товарищ командующий, учили так: любое оружие должно использоваться только по своему назначению.
- Я не хуже вас понимаю, что зенитки призваны бороться с вражеской авиацией. Поэтому не все орудия направляю на борьбу с танками, а только часть их. Кстати, товарищ Овчинников, вам бы следовало шире смотреть на свои обязанности и понять, что в настоящее время для нас опаснее не столько авиация, сколько танки врага. Если танки прорвутся в город, а без помощи зенитчиков это вполне возможно, то вам нечего будет оборонять от нападения с воздуха. К тому же, у меня имеются сведения, что гитлеровское командование не думает бомбить Тулу. Оно рассчитывает взять город целым, чтобы использовать его промышленность в своих целях.
Овчинников молчит.
- Учтите, - говорю я ему, - и впредь буду, когда найду нужным, использовать зенитчиков против вражеских танков. Если не согласны, можете на меня жаловаться в штаб фронта.
-Я не подчинен штабу фронта, - замечает Овчинников.
- Жалуйтесь куда хотите, даже в Москву.
И Овчинников пожаловался. Вскоре после нашей беседы позвонил маршал Б. М. Шапошников.
- Товарищ Болдин, голубчик мой, - как всегда приветливо, начал он. - Что у вас стряслось? Генерал Овчинников обижается, говорит, будто вы используете зенитную артиллерию не по назначению.
Я доложил начальнику Генерального штаба существо наших разногласий.
- Генерал Овчинников мыслит однобоко. А я считаю, что технику надо применять там, где она в настоящее время нужнее и может принести больше пользы. - Когда я сообщил маршалу о результатах применения зенитных средств в борьбе с танками, он сказал:
- Ну, голубчик, сами хорошенько разберитесь что к чему и все споры решите на месте. Вы достаточно ответственные люди. Делайте так, как подсказывает обстановка. Вам виднее.
- Товарищ маршал, я категорически предупредил генерала Овчинникова: если он будет мешать мне, отстраню его.
- А вот этого делать нет надобности. Постарайтесь доказать свою правоту...
После этого Овчинников вынужден был отступить. А я по-прежнему выдвигал на передовые позиции 85 -миллиметровые пушки, и наши замечательные зенитчики продолжали уничтожать вражеские танки прямой наводкой.
Ко мне привели трех пленных, захваченных в районе Косой Горы. У всех у них. и у лейтенанта Георга Гаде, и у унтер-офицера Франца Бейрана, и у ефрейтора Эдвина Вагнера - ужасный вид. Лица грязные, заросшие густой щетиной. Из-под странных головных уборов непонятного происхождения, натянутых до бровей, боязливо блестят глаза. Поверх шинелей напялены какие-то лохмотья. На ногах тяжелые эрзац- боты. Но поведение их вначале было вызывающе наглым.
Меня интересовало, что думает гитлеровец зимнего образца 1941 года, как он оценивает события на советско-германском фронте, и в частности под Тулой. Спрашиваю лейтенанта, почему Гитлер напал на Советский Союз.
- Мы хотели предотвратить нападение Советов на нас,- нехотя отвечает Гаде.
- А разве наша страна угрожала Германии?
Пленный молчит. Его глаза быстро бегают по сторонам, боясь встретиться с моими. Затем лейтенант признается:
- Фюрер обещал превратить Россию в нашу колонию. Ведь Россия очень большая и богатая. У нас же земли мало, а населения много.
Обращаюсь к унтер-офицеру Бейрану, спрашиваю, что он может сказать по этому поводу? Этот решил подвести теоретическую базу.
- Идея вашего Ленина, - говорит он, - состоит в том, чтобы объединить все народы, как вы это сделали в своей стране. А Германии это абсолютно не нужно. Такая идея революционизирует немцев. А зачем это нам? Германия хочет жить самостоятельно, без советов вашего Ленина.
- Кто же вам мешает жить самостоятельно? Разве это означает истреблять другие народы, грабить, насиловать, жечь города и села, уничтожать все, что создано руками мирных людей, народами других стран?
Ответа не последовало.
Рыжеволосый ефрейтор Вагнер, молча слушавший, отогрелся и заметно расхрабрился. Он снял с себя
